Если и есть нечто приятное в старении, так это то, что он теперь достиг момента, когда другие совершают такие путешествия вместо него. Он не жалел о том, что повидал свет. Мужчине нужно, думал он, познать горький вкус чужих столов, жесткость постелей вдали от дома, опасности и лишения, чужеродность дальних краев. Укусы пауков в ночной пустыне.
Это заставляет ценить то, что ты имел дома.
Он в полной мере оценил это сегодня вечером. Дождь, начавшийся во второй половине дня, так и не прекратился. Посол подумал, что дождь может перейти в снег, который, по крайней мере, превратился бы в мягкий белый покров на голых ветвях деревьев, но пока этого не произошло. В Обравиче было просто мокро и холодно. И ветрено. Ветер дул с севера, в нем чувствовалась зима. От него дребезжали окна.
«Могли бы устроить в мою честь пир», – подумал он. Его первый официальный вечер в качестве посла, документы вручены и приняты. Его могли бы принять, как следует. Конечно, за ним бы наблюдали и обсуждали бы его на таком пиру, но и он бы наблюдал и судил тех, с кем познакомился. Именно так это и бывает, в конце концов. Сила оценивает силу.
Вместо этого он сидел в резиденции посла, ниже дворца, но на том же берегу реки, один, не считая слуг. Часовой мастер остался во дворце. По-видимому, император пожелал поселить его среди своих людей искусства и ученых. Это хорошо. Фалери не доверял часовщику. Он не был одним из его людей. Он взял с собой только одного слугу, Гаурио. Другие слуги ему достались вместе с домом. Они жили здесь, обслуживая того посла, который поселился в нем на этот год. Или на два года – да избавит Джад его жизнь и душу от этого.
Тем не менее, Фалери получил удовольствие от еще одной вполне приемлемой трапезы. Очевидно, повар знает свое дело. Неожиданное благо. Он выпил очень хорошего вина – своего собственного. Он привез с собой три бочки красного кандарского, и может выписать еще. В отчетах писали всякие ужасы, что в Обравиче чаще всего подают эти бледные кислые вина каршитов или пиво, – ни от одного цивилизованного человека нельзя требовать, чтобы он пил эти напитки целый год. Или два года. (Ему необходимо перестать думать об этом.)
Он находился в комнате, обставленной как кабинет, на первом этаже. Прочный письменный стол, кресло за ним, кушетка, терраса, выходящая на юг с видом на реку, – ею пользовались в более теплое время года. Камин приличных размеров, два массивных кресла по обеим сторонам от него, большой стол, сундуки для вещей с замками, картины из Серессы на стенах. На одной из них, кисти раннего Виллани, была изображена лагуна на рассвете: лодки на яркой воде, два святилища со сверкающими куполами, колонны со львами, Арсенал, едва виднеющийся справа. Эта картина будет вызывать у него тоску, подумал он.
Вьеро Виллани умер в начале этого года. Говорили, что он кашлял кровью, но это не чума. Хороший художник, по мнению Фалери. Не из числа величайших, но искусный мастер. Самому послу принадлежали две работы Виллани. И сегодня, глядя на картину (его дворец находится чуть левее от этого места), он угрюмо поднял бокал, салютуя этому изображению и этому человеку.
Не каждый может стать мастером. Можно построить достойную жизнь и на более низком уровне достижений. Ему показалось, что это важная мысль. Но он осознал, что ему не с кем ею поделиться.
Он уже соскучился по Аннализе. Они бы усадила его у огня, налила для них обоих по новой чаше вина, с сочувствием выслушала бы его рассказ об этих шести преклонениях колен и об императоре со слабым подбородком, который хлопал в ладоши, как ребенок, когда раздался перезвон их часов и воин ударил турка.
Потом она бы пошла наверх, в постель, распустила бы свои великолепные волосы и согрела его волшебством своей юности, пока солнечный бог гонит свою колесницу под миром и защищает человечество от всего того, что может напасть на него в ночи.
Фалери допил свое вино. Налил еще одну чашу. Интересно, где она сегодня ночью? И одна ли? Он надеялся, что одна. А потом услышал стук в дверь снаружи, из дождя и мрака.
После Фалери отослал женщину домой. Не без труда, так как она оказалась теплой и податливой в постели, но это была игра правящих дворов, а не страсть, и пусть они здесь не считают, что так быстро узнали его цену.
По правде говоря, этот прием был слишком прозрачным. Такая прямолинейность – почти оскорбление. Или, возможно, просто северная топорность. Фалери спросил насчет женщин у мужчины с соломенными волосами (и узнал его имя: Витрувий), и – о, смотрите, как удивительно! – в ту же ночь у его двери появилась девушка в сопровождении телохранителя, надушенная, в зеленом шелковом платье с глубоким вырезом, которое он увидел после того, как она сбросила мокрый, темный, плотный плащ с капюшоном.
Ее зовут Вейт, произнесла она тихим, трогательным голосом. Да, ненастная ночь. Да, вино бы было очень кстати.
Он угостил ее вином в своей спальне (лучше всего приобрести привычку не впускать девушек в комнату на первом этаже, где будут лежать бумаги), а потом получил с ней удовольствие. Настоящее удовольствие. Вейт симулировала страсть и удовлетворение с искусством, свидетельствующем о большом опыте, его это позабавило. Вот здесь – никакой северной топорности. Потом они немного побеседовали об осенней погоде и импорте шелка, а после он позвал Гаурио и велел проводить девушку вниз, к входной двери, где ее, надо полагать, ждет телохранитель, укрывшись где-нибудь от дождя. Казалось, она была немного обескуражена тем, что ее попросили одеться и уйти так быстро. Но ничего.
Фалери велел слуге не скупиться, хотя ей наверняка заплатили при дворе. Она заработала его деньги, рассудил он, даже если не заработала их денег.
Среди ночи Орсо Фалери внезапно проснулся. Его разбудила мысль, появившаяся неизвестно откуда, хотя нет, известно – из глубины сна-воспоминания.
Он стоял со своим отцом у лагуны возле Арсенала. Вода плескалась о камни. Большой корабль императора стоял у причала – это был визит правителя из Обравича. Герольд представлял сановников республики предшественнику этого императора, в том числе уважаемое семейство процветающего купца Фалери.
Старший сын императора, Родольфо, прибыл вместе с отцом. Он шел позади императора, сцепив руки за спиной, и с любопытством смотрел по сторонам. Фалери был тогда мальчиком, принц Родольфо – юношей.
Но в тот день они видели друг друга. Почти сорок лет назад.
«Мы рады снова вас видеть».
Фалери стало зябко, и вовсе не от сквозняка.
Он натянул на уши ночной колпак. Было бы серьезной ошибкой, решил посол, окончательно проснувшись в ночной темноте, принять этого императора, каким бы рассеянным он ни казался, за глупца. Посол должен написать об этом, шифром, в своем первом отчете.
Фалери надеялся, что они тут, в Обравиче, допустили такую же ошибку в суждениях о нем. Может быть, Орсо удастся вести себя так, чтобы они продолжали так о нем думать. Это было бы даже забавно.
Дождь прекратился. Теперь снаружи стало тихо. Жаль, что он не оставил при себе девушку, она была такой теплой. А двор мог бы сделать о нем кое-какие выводы. Не совсем неправильные, признал Фалери, но было бы полезно, если бы они считали его всего лишь сластолюбивым и некомпетентным.
Он лежал в постели и думал о пиратах Сеньяна, разбойниках, скрывающихся за рифами и стенами. Его первоочередной задаче здесь. Он должен вынудить этого императора, – который действительно запомнил его, увидев всего один раз, мальчишкой, – позволить Серессе уничтожить пиратов, в качестве жеста доброй воли и ради торговли.
Он уполномочен прямо предложить денег, и не только в виде займов. А император нуждается в деньгах. Османы почти наверняка снова выступят против него в поход весной.
Глава 2
Даница не собиралась брать с собой пса, когда вышла из дома в безлунную ночь, чтобы начать следующий этап своей жизни.
Проблема была в том, что Тико прыгнул в лодку, пока она отталкивала ее от берега, и отказался покинуть ее, когда она шепотом отдала ему команду. Она понимала, что если столкнет его в неглубокую воду, Тико залает в знак протеста, а этого она не могла допустить. Поэтому пес был вместе с ней, когда она повернула в черный залив. Это могло бы быть комичным, но не было, потому что она собиралась убивать людей, а, несмотря на свою репутацию жесткой и холодной женщины, Даница еще никогда не убивала.
«Пора начинать», – подумала она.
Сеньянцы называли себя героями, воинами бога, охраняющими опасную границу. Если она собирается добиться, чтобы ее приняли в пираты, и не хочет в будущем стать только матерью воинов (и дочерью воина, и внучкой, конечно), ей пора начинать. А еще ей необходимо отомстить. Не Серессе, но это может стать началом.
Никто не знал, что она сегодня ночью вышла в море на маленькой семейной лодочке. Даница была осторожна. Она не замужем, и живет теперь одна в их доме (все ее родные мертвы с прошлого лета). Она может бесшумно приходить и уходить по ночам, а все молодые люди в Сеньяне знают, как выбраться, когда надо, за городские стены – в сторону суши или вниз, к каменистому берегу и лодкам.
