— Больше света, — негромко сказал Хирург, наклоняясь над тремя глубокими вертикальными ранами на спине лежащего.
Полина и Яков, взяв каждый по керосиновой лампе, встали справа и слева от Хирурга. Тот прислушался и сказал, нахмурившись:
— Ближе ко мне. Лампы ниже.
Медбрат с недоумением и опаской посмотрел на Полину, как бы говоря: не обожжем раненого?
Хирург почти сунул нос в одну из борозд на спине лежащего… И тут же выпрямился. Казалось, он был поражен увиденным… Неприятно поражен. Да и что могло понравиться в этих ранах?
Хирург достал из побитой металлической ванночки со слабым спиртовым раствором (спирт здесь был на вес золота) пинцет и, далеко отнеся руку, начал медленно опускать инструмент в рану. Пробормотал:
— Осторожно…
Яков и Полина переглянулись.
Хирург что-то зацепил в ране и потянул — но оно не хотело выходить. Хирург вынул окровавленный, но пустой пинцет из раны и выпрямился. Лоб его покрылся испариной, руки чуть дрожали. Он посмотрел на Полину, потом на Якова и пробормотал, ни к кому не обращаясь:
— Сложнее, чем я думал…
…Денис поднялся по лестнице и, выйдя в коридор, побрел в сторону медицинского блока. Уверенности в нем поубавилось, к тому же, очень хотелось спать. Сейчас он бы не поручился, что несколько минут назад видел во сне девочку, которая сказала, что он должен проснуться и идти куда-то. Ему было одиноко и страшно.
…— Попробуем еще раз, — сказал Хирург. — Свет!
Яков и Полина снова сблизили две лампы и наклонили их над раной. Полину, вопреки обычному, замутило, и смотреть в рану она не могла. Хирург аккуратно погрузил в рану пинцет и ухватил что-то. Мельком глянув на него, Полина увидела, что Хирург напрягся, покраснел, на лице заблестели крупные капли пота. Он потянул. Раненый страшно замычал. Лампа в руке Якова дрогнула.
С неприятным чавкающим звуком Хирург извлек из раны крупный окровавленный предмет и поднес к лампе, которую держала Полина.
— Что за… — начал Яков.
— Неси лупу, — потребовал Хирург.
…Денис замедлил шаги. Отсюда была прекрасно видна полутемная комната, в центре которой на столе, обнаженное по пояс, лежало большое, мускулистое тело мужчины. И что, подумал мальчик, надо делать дальше? Он даже огляделся по сторонам, словно ожидая, будто некто мудрый, находящийся рядом, ответит. Но никого, разумеется, поблизости не оказалось.
…Это был не предмет. Губки пинцета зажимали довольно крупное, устрашающего вида мохнатое черное насекомое, нечто среднее между шмелем и мухой, с крепкими крылышками, четырьмя цепкими лапками на которых были как будто даже видны коготки, и парой выступающих вперед жутких костяных жвал.
— Фауна борется за выживание, как может… — пробормотал Хирург, разглядывая страшное насекомое, поворачивая пинцет под лупой, которую держал Яков трясущейся рукой, так и эдак. — Заморозки, видишь… Жучки в тепло пытаются забиться… В мясо… Если на жвалах был яд, вряд ли мы сумеем помочь этому несчастному…
Словно в ответ на его слова, жвалы зашевелились.
— Оно живое! — хрипло сказал Яков.
— Подай-ка вон ту банку, — деловито распорядился Хирург.
— Оно там одно? — спросила Полина.
— Выясним, — сказал Хирург и, опустив насекомое в банку, завернул жестяную крышку.
— Не вырвется? — с опаской спросил Яков.
— Пусть попробует… Продолжим, коллеги?
Денис закрыл глаза — и его внутренний человечек, невидимый и невесомый, выскользнул на волю и полетел вперед, туда, где трое людей суетились вокруг четвертого, раненого. Благодаря этому человечку-мотыльку Денис не только пре-красно видел и слышал все, что происходило в медблоке, но даже немного разбирался в мыслях и настроениях находящихся там людей.
Вот мама. Она очень больна, едва держится на ногах. Ей нужно домой, лечь. Но она не может уйти, понимая, что на нее рассчитывают остальные. Тот, что помоложе, дядя Яша, напуган; то и дело оборачивается на стеклянную банку, стоящую на столе. В банке шевелится… что-то. Второй мужчина, постарше — дядя Хирург — не боится. Он собран и деловит. И еще любопытен. Когда-нибудь любопытство его погубит…
Последний, раненый, на столе. Очень плох. Мало того, что его подрали… не видно, непонятно, отрывочно… так еще и яду напустили эти… Вторую сейчас достал пинцетом из раны дядя Хирург. Всего их три. Их яд воздействовал на… Голову? Чем помочь? Как не допустить, чтобы раненый погиб?
Мальчик в коридоре зажмурился и сжал кулачки.
И в тот момент, когда Хирург, достав из раны последнюю тварь, отошел, Полина присела на стул (ноги от напряжения не держали ее вовсе), а Яков отвлекся на банку, человек на столе вдруг немыслимым образом изогнулся — и заревел трубно, напугав медиков.
Не умрет, донес человечек-мотылек. Теперь точно не умрет.
Денис открыл глаза.
Полина, еще не придя в себя от страшного крика раненого, с беспокойством вгляделась в темное пространство коридора за полуоткрытой дверью медицинского блока. Ей показалось, что она увидела там сына. Она даже сделала несколь-ко шагов к выходу.
— Денис?
Человечек-мотылек возвратился, и Денис поспешно отступал к лестнице. Очень хотелось спать. Но главное: он сумел помочь. Сам не знал, как, да это было и не важно, но сумел.
— Сынок, это ты?
— Полина, — сказал Хирург. — Мы не закончили. Сейчас обработаем раны и перевяжем…
— Мне кажется, — неуверенно сказала она, — там мой Дениска…
— Откуда ему взяться, спит твой Дениска. Посвети лучше.
Но она еще почти минуту вглядывалась в темноту коридора, пока не удостоверилась, что там действительно никого нет.
Торги завершились под утро. Большинство караванщиков к этому времени спали прямо на полу. Запах в Зале стоял такой, что глаза Сергея слезились, и он покашливал.
Джедай все-таки купил «шоколад» за свиную колбасу, добытую в метро на «Речном вокзале», и патроны; был взбешен ценой, но вида старался не показывать.
Василий ушел в самый дальний угол, уселся там на пол и, прислонив голову к стене, задремал. Почти сразу к нему присоединился младший Джедаев сын, привалился, устроился поудобнее и тоже закрыл глаза. Не спали только сам Джедай, его старший, трое членов Совета Общины, Сергей, да странная женщина, пришедшая с караваном. На протяжении всех торгов она то и дело принималась плакать — но теперь почти беззвучно.
Аркадий Борисович жадно расспрашивал Джедая о том, что видели караванщики в дороге, о том, какая жизнь на Ганзе, какая в Полисе. Тот отвечал скупо, сквозь зубы — все не мог простить себе слабости, которую проявил при покупке «шоколада». Добиться красочного, подробного рассказа банкир так и не сумел.
Сидевший рядом с членами Совета Сергей следил за их разговором невнимательно: все его мысли занимала женщина, так нагло и зло его отшившая. Однако ни малейшей обиды на женщину в нем не было. Напротив, Сергей все еще жалел ее и хотел бы хоть чем-нибудь помочь.
— Кто она? — спросил он Джедая, вклинившись в разговор и кивая в сторону женщины.
— Сумасшедшая сука, — отрезал караванщик.
Сергей молчал, ожидая продолжения.
— Прибилась к нам три дня назад, — сказал Джедай. — Толку от нее нет. Поклажу нести не может, устает. Стрелять не умеет. Парни пробовали… — он сделал неопределенный жест лапищей, — так стала кусаться, царапаться, вцепилась в лицо и чуть не оставила без глаз… Куда там вашим волкокрысам…
— Не знаем, что с ней делать, — добавил старший сын.
Валентин Валентинович заволновался, с подозрением косясь на Сергея.
— Ты прекрати! Вижу — что-то задумал!.. Добреньким хочешь быть, понимаю, но я не позволю… Никто не позволит… Лишний рот, знаешь ли…
— Лишний работник, прежде всего, — сказал Сергей. — Как зовут ее?
Джедай едва заметно пожал плечами.
— Сергей, учти: урежем рацион вашей семьи! — не унимался Валентин Валентинович. — За свой счет кормить ее будешь! У нас непредвиденный едок — тот раненый, когда-то еще работать сможет, а жрать такому слону много надо!..
— Нельзя этого, — сказал Сергей. — Она с караваном пропадет.
— А толку от нее, как от бабы, все равно нет, — сказал Джедай. — Захочет остаться — забирайте.
— Сергей! — зашипел Валентин Валентинович, но тот уже направился к женщине.
Она при его приближении напряглась и сразу перестала плакать. Сергей сел рядом с ней на пол.
— Тебя как звать? — спросил он.
— Ди… Динара… Дина, — несмело, но вполне мирно ответила та.
— А меня Сергей, — он мельком глянул в сторону мужчин: пять пар глаз внимательно наблюдали за ними. — Хочешь остаться здесь, Дина?
Она недоверчиво посмотрела на него.
— Нужно будет работать, — продолжал Сергей, — здесь все работают… Но это все же лучше, чем идти с караваном. Тут тебя никто не обидит. До утра осталось несколько часов… Я организую место для сна, а днем подумаем, куда тебя поселить.
