– А как ему платить?
– Девичьими обещаниями.
– Да ты чё? Я на такое не подпишусь.
– А при чём тут ты? Тоже мне ценность. Если не виновен, то будет тебе компенсация. От ста евриков в день. Это минимум. Железно. Вот и считай. Я сижу уже 152 дня, а ты на два дня больше. Пятнадцать штук накапало, как с куста. Минус половину скостят в налоги. Вот и отдашь остатки на правое дело. Ему за глаза хватит на апелляцию и суд. С учётом ранее полученного.
– Они бы и мне точно не помешали. – Лёха закатил глаза, мысленно примеряясь к открывающимся возможностям.
– Так любишь деньги, что уже ревнуешь к другим? Ты лучше определись в приоритетах.
– Да не верю я, что нас выпустят. – Лёха вздохнул, – Уйдут мои кровные бабосы на ветер ни за хер собачий.
– Зря. Есть большой шанс. Чем выше против нас соорудят бумажную башню без опоры, сиречь неопровержимых фактов, тем быстрее и громче сия конструкция рухнет.
– Да наша судья плевала на все опоры… да и на законы.
– Пусть плюёт, но от сопромата ещё никто легко не уходил. Наука, брат, это не вибратор… хочу – вставлю, хочу – выну. Будет ей внеплановый климакс, когда мимо кресла Верховного суда пролетит.
– Сам-то веришь?
– Истово! – я даже решил перекреститься для убедительности, но передумал. Вроде не время и не место, – Вот под местный лежачий камень мы всегда успеем. – тут не удержался, трижды переплюнул через левое плечо и постучал по столу, – Сам видел, что этой бабе соврать, что прокладку в трусах поменять. Вот на этом мы её, стерву двуличную, и достанем. Тут всё просто. Либо она нас, и мы тянем лямку до звона запоздавших бубенцов… либо скоро ударно вмажем по холодной беленькой, не сползая с тёплой перины.
Лёха вздохнул, хотел что-то сказать, но махнул рукой, понуро встал и поплёлся к себе вниз.
– Your lawyer, — буркнул вертухай, приоткрыв дверь и для наглядности потыкав пальцем в пол.
Оторвавшись от очередного бездумного перечитывания книги, я понятливо кивнул. Вот и мой адвокат пожаловал. Сейчас заслушаем часовой детальный отчёт о впустую проделанной работе. Всё-таки оплаченное развлечение.
Может босиком пойти? Или вообще в трусах? И вертухаям работы будет меньше. Сделав над собой усилие, я залез в джинсы и мятую тюремную майку, сунул ноги в шлёпанцы и стал принюхиваться. Даже на мой непритязательный вкус, что-то среднее между хорошо отхлорированным сортиром и давно не чищеной пепельницей. Если сейчас использовать дезодорант, то наступит явный косметический перебор. Ладно, сойдёт и так. Пока спускаюсь, встречным ветром слегка обдует.
Решение не применять дезодорант оказалось исключительно правильным. Оба встречающих меня вертухая моментально потеряли ко мне плотоядный интерес и откровенно старались не особо приближаться. Видно только явились на смену и теперь пытаются сохранить воспоминания о начинающейся где-то весне.
Меня без всякого шмона препроводили в комнату переговоров и вертухаи моментально испарились. Минут через пять появился мрачный адвокат и мой сын.
– Как дела? Хорошо? – бодро спросил сын.
– Офигительно, – не менее бодро ответил ему встречной остротой, – Курорт по высшему разряду.
– А вот Тони до сих пор очень расстроен твоим приговором.
– Мне его пожалеть? Вот чёрт, платок в камере забыл.
– А чем тут так воняет? – не очень тактично ушёл сын от ответа.
– Хлоркой. Я сегодня на себя всю банку высыпал.
– Зачем?
– Для разнообразия. Проверял сопротивляемость организма, – но, увидев его округлившиеся глаза, я решил особо не перегибать, – Парашу хлоркой засыпал, но что-то там заело. Я банку потряс и сдавил посильней, так крышка вылетела и облаком накрыло. А душ только после обеда. Тогда и шмотки в стирку сдам, а то в камере уже дышать нечем.
– Весело там у вас.
– Не горюем… как некоторые. Мы ребята стойкие, вредные, но бойкие. Лады… минуты тикают. Давайте ваши свежие новости.
Сын оглянулся на Тони и зачастил:
– Мы оспорили решение Суда второй инстанции об отказе в отводе судьи. Есть решение Верховного Суда ККО:2005:90. Там такое дело. Проверка собственной работы всегда угрожает беспристрастности судьи. В таком случае судья подлежит отводу. В случае если судья отказывается принимать во внимание и комментировать новые факты дела, то судья также подлежит отводу.
– Что-то вы поздно спохватились. Суд-то уже прошёл.
– Никогда не поздно, – запальчиво парировал сын, – Мы в ближайшие дни также обжалуем действия суда и всего, что происходило во время последних слушаний.
– Но вы не сможете наехать на судью. У неё гарантированная неприкосновенность. Или настали новые времена?
– На судью не можем. Но мы обвиним канцелярию суда в подделке официальных документов.
– Это как?
– Кто-то, явно нарушая закон, не вписал ответы защиты на доказательства и свидетельские показания обвинения, сделанные ими под присягой. Суд, получается, вынес решение без законных объяснений. Вопреки бесспорным фактам, однозначно признанным тогда судьёй. Это нарушило твои права и явно усложнит твою дальнейшую защиту в суде второй инстанции.
– Ух, ты, как заговорил. А если проще и внятно?
– Мы не утверждаем, что сама судья лично подделала протокол. Мы в этом обвиняем исключительно её секретариат.
– Те же яйца – вид сбоку. Ну, и… кто более матери-истории ценен?
– Что?
– Да от тебя сейчас вовсю Маяковским несёт15.
– Это ещё кто?
– Трибун революции.
– Оратор?
– Chief of ComFut16 animation team.
– Мастер кунг-фу?
– Нет. Аниматор, растуды его талант, мутант с шершавым языком плаката. Потом в Интернете посмотришь. Кубуфутурист с р-р-р-революционными наклонностями. Первый подарок большевистской России из царской лоскутной Грузии. Сутяжный психопат и бактериофоб. Мне им все мозги в своё время замусорили.
– Саакашвили что-ли?
– Нет. Тот свой, ещё имперский продукт. Ярким был, собака, и плодовитым, пока не застрелился. Не перец, а здоровенный перечище из старой школьной программы. Извини, но в комиксах вроде не издавался.
– Ладно, потом поищу, если не забуду.
– Тогда давай дальше.
– Мы обжалуем твой приговор на основании того, что в нём были грубо извращены все факты. Туда же добавим те аргументы, которые мы выдвигали во время заседаний.
– И что это даст?
– Потребуем снять с тебя все обвинения.
– Требовалка у вас слабовата. Тут надо что-нибудь поувесистей.
– Куда же ещё? Закон Финляндии был изменен только 14 декабря 2008 года. Тебя арестовали 5 ноября. В действующем в то время законе прямо сказано, что таможня не имеет права облагать фактический транзит никакими налогами. Только административное нарушение со штрафом в 300 евро.
– Докажут… что вот именно этот один-единственный закон имеет обратную силу. Или что-то такое подобное. Здесь так врать научились, что семинары проводить пора. И вообще зреет подозрение, что этот закон из-за меня приняли.
– Не отвлекайся. Факты указывают на отсутствие сигарет в ранних грузах! В соответствии с прецедентом Верховного Суда ты не мог считаться информированным о наличии нелегальных сигарет в грузах, даже… – тут он аж задохнулся, – … даже если такие сигареты вообще существовали.
– А им плевать. Таможенный долг они на меня всё равно повесили.
– Здесь совсем интересно. В соответствии с решением европейской комиссии, таможенный долг появляется только после того, как кто-то употребит этот товар. Вот, если к тому времени такой долг не выплачен государству, то тогда реализуется налоговое преступление. Кроме этого, потребовать выплаты этого долга может исключительно та страна, где этот товар употреблен. И эта страна бесспорно не Финляндия. Судья сознательно подделала протокол. Решение Верховного Суда 2004:56 однозначно трактует: «… появление налогового долга не означает налогового преступления. Налоговое преступление надо доказать отдельно произошедшим». Ясно?
Конец ознакомительного фрагмента.
