За большим столом сидела Анита Келлерман, наблюдатель от американской космопрограммы, это уж, как водится, обязательный элемент, пусть бы и нежелательный по большей части. Неподалеку от нее расположился наш генерал от Министерства обороны, тоже на том основании, что они кое-какие денежки давали, Вадим Николаевич Желобов. И между ними, как некий вкладыш, бочком и не очень уверенно обосновался зам. Мзареулова по науке Никита Павлович Масляков, совсем уж туманная личность, составлявший с генералом удивительную пару, потому что настоящей наукой в школе отродясь никто ни разу не пробовал заниматься, по крайней мере – внешне.
Ну, может быть, кроме Сердола Коломийца, парня самой непонятной и невразумительной национальности, которого все называли Сергеем и который иногда разражался неплохими официальными докладами, а еще Мзареулов использовал его для необязательных и торжественных представительств. Он неплохо ладил со всеми, но особенно тяготел к личному представителю далай-ламы в их школе, а именно Пачату Дахмиджиру, кажущемуся вполне светским буддийским монахом, рассеянным в поведении, порой изрядно закладывающим за воротник, казалось бы, совершенно лишней фигурой на данной местности. Но все знали, помимо прочего, что он совершенно уникальный и знающий полиглот, говоривший, кажется, на двадцати языках очень хорошо и еще на двух дюжинах чуть похуже, как он признавался, будучи в подпитии. Формально он тоже что-то отсылал в некие инстанции, какие-то доклады, какие-то рапорты… Что это были за доклады и рапорты, не мог придумать и понять даже Венциславский, самый большой спец по необязательным и глупым бумажкам, какого только можно вообразить.
– Начнем, – тяжело уронил Мзареулов, ни к кому персонально не обращаясь.
Его тут же перебил Венциславский, который считал себя вправе это сделать.
– Произошло что-то непонятное, и потому, учитывая нашу специфику, потенциально опасное, – зачастил он.
– Какие идеи? – спросил Мзареулов, словно бы и не заметив его. Он перевел взгляд на техподдержку. – Кто из вас имеет что-нибудь сообщить? Колбри.
Мира поднялась со своего места внешне спокойно, подошла к столу с начальством, ее выдавали лишь руки, она все время обдергивала юбку, будто студентка на сложном экзамене. Взяла пультик большого экрана, вывешенного за спинами начальства. Мзареулов спокойно повернулся, Венциславский что-то напряженно шептал Маслякову, который пересел к нему.
– Вот видеозапись того, что было с нашим пробным… виновата, с тренировочным антигравом.
Было видно, как экипаж в полном составе забрался в машину, как неторопливо за ними поднялись лепестки дверок, затем машина пару раз чуть покрутилась, будто пробовала прочность бетонных креплений, поднялась, натягивая якорные цепи… и исчезла. Цепи грохнулись на бетон, у дальнего от камеры якорного кольца, вделанного в пол, образовалось отчетливо видимое облачко сухой пыли или легкой грязи.
– Сейчас вы видите также запись основных самописцев, – продолжала мерным голосом Мира. Сбоку от основного экрана возникли три темные полосы, по которым побежали, сначала в слишком уж ускоренном темпе, зигзаги диаграмм.
– Мисс Колбри, – своим высоким голосом высказался Венциславский, – не все тут читают эти кривые в том темпе, к которому привыкли вы.
– Сейчас поправлю. – Она пощелкала кнопочками на пультике. От трех основных дорожек отложилась еще одна, чуть суженная, на нее сносились вниз, как бывает в мультфильмах, пиковые моменты прочих диаграмм, отображавших все то, что происходило с экипажем. Эта нижняя дорожка представляла собой, таким образом, некий сжатый, уплотненный вариант верхних записей. – Так вам будет удобно? Кстати, господин Венциславский, миссис, с вашего позволения.
– Он, конечно, извиняется, – прогудел Мзареулов, по голосу его было понятно, что он внутренне улыбнулся.
– Почему дорожек именно три? Вы же снимаете по меньшей мере тысячу показателей, или я не прав? – спросил густым басом Желобов.
– Общее количество измеряемых величин ближе к четырем тысячам пятидесяти с хвостиком, генерал, но мы сводим их всего к восьмидесяти одному показателю, которые в некоторых случаях, вот как сейчас, удобнее свести к трем диаграммам, чтобы отметить особенности трех основных машинных блоков, работающих по схемам наших курсантов, – конфузора, анимала и диффузора. Если вы не против, конечно.
– Не все понимают тут вашу терминологию, – прогудел генерал Желобов, – поясните.
– Согласно необходимости воздействовать на пси-глюонные резонаторы, для полного эффекта антигравитации необходимо действие трех пси-сигналов. Конфузор – это пси-сигнал, или человек, если угодно, который контролирует общие усилия и приводит в действие, так сказать, системы управления. Это командир, для нашего экипажа – Геннадий Костомаров. Суггестором, или, по-другому, анималом – главным источником энергии и общего действия – в экипаже служит Гюльнара Сабирова, про нее могу добавить, что предела ее возможностям мы пока не нашли, она очень… в своем роде – талантлива.
Гюльнара, хоть и была предельно усталой, залилась румянцем.
– Диффузором является Тойво Хотимаяс, в его обязанности входит работа с резонаторами по воздействию на среду и, собственно, удерживание эффекта антигравитации. Мы подозреваем, что вся эта вполне слаженная в работе троица, ввиду личностых особенностей одаренности каждого, и создала… Они создали… – Мира запнулась, такой ее еще никто не видел, – ситуацию, которую мы наблюдали в рассматриваемом случае.
– Значит, считать виновником казуса следует диффузора? – спросил Никита Павлович Масляков. Мзареулов поморщился.
– Считать следует всех, потому что все трое представляют собой весьма сработанный экипаж, и каждый из них не может обойтись без других членов команды.
– Ничего не понял, – оповестил всех генерал.
– Продолжайте, Мира, – высказался Мзареулов.
– Машина исчезла, перестала физически присутствовать в нашем… пространстве. Но сигналы от нее поступали так, словно она находилась там, где ей и положено находиться. Сигналы, как вы можете видеть на кривых, самые что ни на есть стандартные, и антиграв, вернее, его полный имитатор – тоже самый стандартный. Это же был учебный забег, не самый сложный, должна заметить.
– Все стандартно, а машина с экипажем исчезла? – кажется, Венциславский попробовал добавить в свой тон сарказма.
– Именно. Если бы мне показали эти кривые без объяснения того, что произошло в действительности, я бы не нашла в них ровным счетом ничего экстраординарного. – В этом Мира была не вполне права, но она выбрала такую тактику на случай, если их группу инженеров и техников обвинят в какой-либо ошибке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
