А Дмитрий ни от кого и не скрывал, что он еврей, хотя такое в их уральских краях не принято афишировать. Никто ему в укор еврейское происхождение не ставил, тем не менее, изредка всё-таки проскакивало, что он не совсем свой, а к чужакам, ясное дело, отношение настороженное.
– Что ты здесь делаешь? – иногда говорил кто-нибудь из друзей в порыве откровенности. – Посмотри, сейчас границы открылись, и все, кто мог, подались в Израиль, Америку, Германию. Ты же мужик с головой, найдёшь себе там применение. Здесь-то тебе терять нечего. Даже твоя Людка на тебя волком смотрит и уже поговаривает, мол, живу с ним, пока кто-нибудь интересней подвернётся. Тебя такая ситуация устраивает? Любой нормальный человек на твоём месте уже давно ноги сделал бы! А то наши вожди передумают, закроют границы, как было раньше, и останешься ты у разбитого корыта.
– Кто меня ждёт за границей? – усмехался Дмитрий, но ничего весёлого в этой усмешке не было.
– Никто никого не ждёт, – отвечали ему более просвещённые по этой части товарищи, – но когда выпадает шанс начать всё с чистого листа, грех этим не воспользоваться. Самим бы отыскать какую-нибудь еврейскую прабабушку да ломануться отсюда…
Дмитрию искать никого не надо было. И звали-то на самом деле его не Дмитрием, а Давидом, но так уж повелось со школы, чтобы окружающие не дразнили. И все вокруг привыкли к этому имени. Он помнил семейную историю про то, как его мать вместе с родными попала в эти уральские края во время эвакуации в сорок первом году, вышла замуж за комиссованного по ранению бравого офицера-танкиста и осталась жить на новой родине. Всё равно возвращаться после войны было некуда – еврейское местечко в Белоруссии, откуда она родом, сожжено немцами дотла со всеми его обитателями. Как и местечко, родом из которого отец Давида…
И в самом деле, пора уезжать, вдруг подумалось ему. На дворе девяносто третий год, перестройка в разгаре, но с каждым годом становится не лучше, а только хуже. Пока была работа, были какие-то средства к существованию, а теперь ни работы, ни семьи. Что в перспективе – идти побираться?
Дмитрий покосился на сумку с бумагами, вынесенными из института, и ему, наконец, стало ясно, для чего он это сделал. В этих бумагах вся его жизнь, вернее, годы, которые он посвятил оборонке. А она так жестоко поступила с ним – вышвырнула на улицу, оставив, по сути дела, без будущего! Нет, к такому раскладу он не готов. Он имеет право воспользоваться этими секретными материалами, ведь в них всё – и бессонные ночи, проведённые за книгами, и исписанные формулами блокноты, и горячие споры с коллегами, в которых истина если и рождалась, то далеко не сразу, и его изворотливость, когда необходимо было раз за разом разъяснять твердолобым генералам преимущества его изобретений над тем, что уже существует в мировой практике…
В лаборатории он даже успел создать опытные экземпляры некоторых своих изобретений и кое-кому продемонстрировал их в действии, но даже это, как выходило, сегодня не нужно. Однажды, когда он, отчаявшись, посетовал кому-то из начальства на то, что глупо разбрасываться такими новинками, которые сделают любую армию самой неуязвимой и самой-самой-самой, ему ответили, что никто о войне не помышляет, новые виды вооружения, конечно, актуальны, но не сегодня, и так далее. Обидно, когда вокруг тебя безразличие и непробиваемые стены, а ведь любой творческий человек тщеславен. Тщеславие – это стимул к творчеству, и без него ничего нельзя сделать действительно нового.
– Меня здесь ничего не держит, – проговорил он вслух, и сам удивился своему голосу, твёрдому и уверенному, каковым, наверное, должен быть голос человека, ответившего на главный вопрос в жизни. – И никому я ничего здесь не должен. Пора собираться…
После этих слов ему стало легче. Презрительно глянув на бутылку, он пересел в кресло у окна и стал раздумывать, как завтра отправится за заграничным паспортом, и, когда тот будет готов, не откладывая ни на минуту, поедет в Москву в израильское посольство. Там он добьётся встречи с человеком – как его называют? – военным атташе и расскажет о своих изобретениях. Дмитрий ясно представлял, что везти с собой через границу пачку бумаг, на каждой из которых гриф «секретно», это прямой путь к тому, что его притормозит первый же пограничник, и тогда уже он отправится совсем в другом направлении – противоположном.
С другой стороны, он не настолько наивен, чтобы сразу выкладывать свои секреты какому-то незнакомому израильтянину. Вполне вероятно, что доверься он работнику посольства – и его разработки попадут туда, куда надо, а он, как и здесь, окажется в итоге ненужным и лишним. На порядочность и честность полагаться не стоит, нужно всегда придержать туза в рукаве. Но как это сделать?
Ответ пришёл сам собой. До отъезда в Москву он составит описание изобретений с подробными пояснениями, а также приложит имеющиеся фотографии и акты испытаний. Этого будет достаточно, чтобы его не сочли очередным безумным изобретателем вечного двигателя. Сам же принцип работы и отработанные на опытных образцах схемы он не доверит никому, а повезёт в багаже лично. Без описаний они вряд ли привлекут чьё-то внимание.
С отъездом не будет никаких препятствий. Его увольняли в такой спешке, что никто в институте даже не задумался, что он носитель секретной информации, и какое-то время его вообще не следует выпускать заграницу. Может, компетентные органы, барахтаясь в той неразберихе, что творится вокруг, не обратят на него внимания и отпустят с миром… В Израиле-то его примут в любом случае, хоть с секретными документами, хоть без, но хочется сделать какой-то задел для будущей благополучной жизни. В том, что Дмитрий продолжит заниматься любимым делом, сомнений не было. А на первых порах, пока он худо-бедно обживётся на новом месте, ему любая работа сгодится. Он не белоручка, может и лопатой поработать…
Теперь уже спокойно сидеть в кресле и смотреть в окно на сгущающийся сумрак и усиливающийся снегопад Дмитрий не мог. Он вскочил и стал нервно расхаживать по комнате. Взгляд снова наткнулся на бутылку с водкой. Такое решение не мешало бы обмыть, но… нет, некогда. Нужно прямо сейчас начать сортировку документов. Работы наверняка будет много, но и время пока есть.
Дмитрий зажёг свет и раскрыл сумку. Сдвинув на край стола водку, он вытащил всё ещё пахнувшие нашатырём листки ксерокопий и положил перед собой чистый лист бумаги. Перед тем, как начать писать, он зажмурился и пробормотал:
– Хоть бы всё прошло так, как я задумал, – потом погрозил кулаком кому-то невидимому в окне и прибавил, – вы ещё пожалеете, что так поступили со мной! Дмитрий… нет, Давид Бланк всем покажет, на что способен!
3
Израиль Сентябрь 2011
Зачем я согласился участвовать в этой авантюре? Мог отказаться и послать Сашку с его детективными заморочками подальше, так нет же, сыграло дурацкое любопытство и желание первым приоткрыть покров чужой тайны. Я ещё потом не раз пожалею, что так неосмотрительно согласился участвовать в этих играх, ни правил, ни целей которых так до конца и не прояснил. Да я уже и сейчас жалею…
Сашка Гольдман оказался ещё тем Змеем Горынычем, ведь наверняка помнил и использовал мои старые рассказы про то, какую бурную жизнь я вёл до приезда сюда, в каких передрягах участвовал и каким был некогда крутым перцем. Конечно, я сильно привирал, но у меня получалось делать это складно, и Сашка наверняка это подметил, ухватив из рассказов главное: скучно мне жить размеренной и тусклой жизнью израильского обывателя, душа требует драйва. А раз так – на тебе, брат, реальное приключение, покажи всем, какой ты боец, поиграй под присмотром старших товарищей в детектива…
Что ж, назвался груздем… лезь. Конечно, в Шерлоки Холмсы я не гожусь, да и Штирлиц из меня едва ли получится, тем не менее… Хотя, по сути дела, ничего запредельного от меня не требуют. Наоборот, задача, по всей видимости, примитивно проста: изображать из себя лоха, каковым я и выгляжу безо всяких натяжек. И вот этот лох под самым банальным предлогом – любопытства или обострившейся болячки, – попытается пробраться в святую святых этого новоявленного гуру, пославшего по известному адресу все официальные организации с их бульдозерным напором и казённой официальщиной. Будь у меня какие-нибудь сверхъестественные способности, я бы тоже, ни минуты не сомневаясь, применил их, чтобы отпугнуть от себя этих нахалов. Хоть я с этим человеком ещё незнаком, но уже испытываю к нему некоторые симпатии.
Ну, да ладно, об этом помечтаем как-нибудь при случае, а сейчас лучше прикинуть, как мне попасть к нашему замечательному соотечественнику. Сашка предлагал явиться к нему с жалобой на какую-нибудь фигню – мигрень или боль в спине. Я ему тогда не сказал, что такой трюк окажется не очень убедительным. Целитель максимум поводит руками – или что ещё в подобных случаях делают уважающие себя маги? – и отправит восвояси. Хочется, чтобы этот не желающий излишнего внимания к собственной персоне человек не почувствовал опасности и увидел во мне союзника. Более того, чтобы я стал чем-то интересен ему. Иначе возникнет подозрение. Никому, знаете ли, не хочется находиться под колпаком, хотя почти ни у кого это не получается. Вот он и бьётся в одиночку с монстрами.
