ли патриотизм то же самое и для сестры образованного мужчины? Есть ли у нее те же основания гордиться Англией, любить ее и защищать? Так же ли сильно ее
«благословила» страна? Обратившись к истории и биографиям, мы, скорее всего, увидим иное, по сравнению с мужчиной, положение женщины на родине свободы. А психология, вероятно, намекнет на то, что история не бесследно повлияла на ее разум и тело. Поэтому женская интерпретация
«патриотизма» может сильно отличаться от мужской. И это различие чрезвычайно затрудняет для нее понимание мужского патриотизма и тех обязательств, которые он накладывает. Поэтому, если наш ответ на вопрос —
«как, по-вашему, предотвратить войну?» — зависит от понимания причин, эмоций и преданности, которые заставляют мужчин брать в руки оружие, это письмо лучше всего разорвать и бросить в мусорную корзину. Мы, очевидно, не можем понять друг друга из-за разницы во взглядах и даже думаем совершенно по-разному, в зависимости от своего пола. Есть точки зрения Гренфелла, Ньюбворфа, Уилфреда Оуэна, верховного судьи и точка зрения дочери образованного мужчины. Все они различны между собой. Но неужели нет абсолютного мнения? Не сможем ли мы в каких-нибудь нетленных письмах прочесть золотые слова:
«Вот это правильно. А это нет?» — некое моральное суждение, которому все мы должны будем следовать, невзирая на различия. Давайте в таком случае переадресуем вопрос о том, правильно это — воевать — или нет, людям, сделавшим нравственность и мораль делом своей жизни — духовенству. Казалось бы, задай мы им простой вопрос:
«Правильно это — воевать — или нет?», — то получим не менее простой, очевидный ответ. Но нет — Англиканская церковь, которая должна бы уметь абстрагироваться от международных противоречий, также придерживается двоякого мнения — сами епископы спорят. Епископ Лондона[19] утверждает, что
«настоящую опасность миру на Земле в наши дни представляют пацифисты. Уж скверной войны бесчестье сквернее»{8}. С другой стороны, епископ Бирмингема[20] называет себя
«исключительным пацифистом… Я не вижу себя согласным с позицией рассмотрения войны как воли Божьей»{9}. Таким образом, сама церковь противоречива: при некоторых обстоятельствах нужно сражаться, а в их отсутствие — нет. Это, несомненно, тревожит и путает нас, но факт остается фактом и необходимо признать, что нет абсолютной уверенности ни на небесах, ни на земле. Действительно, чем больше биографий мы читаем, чем больше слушаем речей, чем больше узнаем мнений, тем сильнее путаемся и меньше, кажется, понимаем побуждения, мотивы и мораль, заставляющие вас воевать, дабы делать предположения о том, как помочь вам предотвратить войну.
Но, кроме жизни и мыслей разных людей, историй и биографий, есть и более конкретные примеры — фотографии. Они, конечно, не доводы для умозаключений, а всего-навсего факты, предназначенные для глаз, но именно в этой их простоте, быть может, и есть помощь. Давайте узнаем, одинаковые ли чувства мы испытываем, глядя на одни и те же фотографии. Здесь, на столе, перед нами несколько снимков. Правительство Испании настойчиво высылает их примерно дважды в неделю[21]. Не самые неприятные фотографии, на них в основном — мертвецы. В сегодняшней газете, например, подборка изображений не то мужского тела, не то женского; оно настолько искалечено, что и вовсе может принадлежать поросенку. Но это, конечно, мертвые дети и, несомненно, руины дома. Бомба разрушила стену; вот здесь, где, по-видимому, была гостиная, еще висит птичья клетка, но остальная часть дома настолько ни на что не похожа, словно все взлетело на воздух.
Те снимки не доводы, а лишь голые факты, предназначенные для наших глаз, которые, в свою очередь, соединены с мозгом, а тот — со всей нервной системой. И эта система посылает импульсы через всю память прошлого и чувства настоящего. Когда мы смотрим на эти фотографии, внутри нас протекают некоторые реакции. Однако, несмотря на разницу в образовании и традициях, наши чувства схожи, и они сильны. Вы, сэр, называете их «ужасом и отвращением». Мы зовем их также. Одни и те же слова произносят наши губы. «Война, — говорите вы, — является отвратительным варварством; ее нужно остановить любой ценой». А мы, словно эхо, повторяем за вами: «Война является отвратительным варварством, ее нужно остановить». И вот, наконец, смотрим мы на один и тот же снимок и оба одинаково видим мертвые тела и руины дома.
Давайте на мгновение оставим попытки ответить на вопрос о том, как мы можем помочь вам предотвратить войну, через обсуждение политических, патриотических или психологических причин, побуждающих вас воевать. Эмоции слишком сильны, чтобы спокойно рассуждать. Сосредоточимся на практических действиях, которые вы представили нам на рассмотрение. Их три. Первое — подписать коллективное письмо в газету; второе — вступить в определенное общество; третье — пожертвовать денег его фондам. На первый взгляд, нет ничего проще. Небрежно поставить свою подпись на бумаге легко; посетить встречу, где миролюбивые взгляды более или менее высокопарно излагаются людям, которые их уже разделяют, тоже довольно просто; а выписать чек в поддержку отчасти приемлемых взглядов хоть и не так просто, — все же легкий способ успокоить то, что принято называть совестью. Однако по-прежнему есть несколько причин колебаться — причин, в которые мы непременно должны будем серьезно вникнуть позже. Достаточно сказать сейчас о том, что хотя три озвученных вами способа вполне убедительны, кажется: если мы и выполним эти просьбы, то чувство, вызванное снимком, так и не утихнет. Эта подлинная эмоция требует чего-то более внушительного, нежели подпись на бумаге, потраченный на какую-то речь час и чек, подписанный на какую угодно сумму, которую мы можем себе позволить — скажем одну гинею[22]. Кажется, нужен более активный и действенный способ выражения собственных убеждений в том, что война является варварством и проявлением бесчеловечности, что она, как считал Уилфред Оуэн, не оправдана, отвратительна и чудовищна. Но, краснобайство в сторону, какой же еще действенный способ у нас есть? Давайте обсудим и сравним. Вы, конечно, можете еще раз встать с оружием в руках на защиту мира в Испании, как это было во Франции[23]. Однако этот испробованный метод, вы, вероятно, уже отвергли[24]. В любом случае этот путь для нас закрыт: армия и флот недоступны для женщин. Нам запрещено воевать, равно как и становиться членами Лондонской фондовой биржи[25]. Таким образом, мы не можем надавить ни силой, ни средствами. Косвенное, но все же эффективное оружие, которое есть у наших братьев, образованных мужчин, на их дипломатической службе, в церкви, также недоступно для нас. У
