В этой фразе прослушивался какой-то библейский подтекст, и только теперь Роз вспомнила, что сегодня первый день пасхи.
— Вы верите в Бога? — поинтересовалась она.
— Нет. Я язычница. Я верю в силы природы. Поклонение солнцу имеет хоть какой-то смысл в отличие от поклонения невидимому существу.
— А как же Иисус Христос? Он был вполне видимым и даже осязаемым.
— Но он не был Богом. — Олив пожала плечами. — Он был пророком, таким, как, например, Билли Грэм. Вы сами-то можете понять эту ахинею насчет Троицы? То есть, я хочу сказать, Бог должен быть либо один-единственный, либо целое множество. Все это зависит исключительно от вашего воображения. Что касается меня, то я не собираюсь праздновать Воскресение Христово.
Для Роз вера умерла давно, и она вполне могла разделить точку зрения Олив, равно как и ее цинизм.
— Итак, если я вас правильно поняла, вы считаете, что нет абсолютного добра и зла. Существует только индивидуальная совесть и законы.
Олив кивнула.
— И совесть вас не мучает, поскольку вы считаете, что не совершали никакого зла, а лишь поступили правильно.
Олив одобрительно посмотрела на журналистку.
— Все верно.
Роз задумчиво покусывала нижнюю губу.
— А это означает, что вы верили в то, будто ваша мать и сестра заслуживают смерти. — Она нахмурилась. — Тогда я не понимаю другого. Почему вы отказались от адвоката на суде?
— Меня нельзя было защитить.
— Но можно найти мотивы провокации, ментальной жестокости, заброшенности. Ваши мать и сестра должны были сделать что-то такое, что частично оправдывало бы ваш поступок в отношении их.
Олив достала из пачки следующую сигарету, но отвечать не стала.
— Итак?..
И снова этот долгий испытующий взгляд. На этот раз Лей выдержала его.
— Итак? — не отступала она.
Неожиданно Олив принялась стучать в окошко тыльной стороной ладони.
— Я уже готова, мисс Хендерсон, — позвала она тюремщицу.
— Но у нас есть еще сорок минут, — удивилась Роз.
— Я наговорилась.
— Простите. Наверное, я вас чем-то расстроила. — Роз выдержала паузу. — Но это было неумышленно.
Олив ничего не отвечала, а только равнодушно смотрела на журналистку, пока в комнату не вошла надзирательница. Затем Олив ухватилась за край стола и, при помощи тюремщицы, подтолкнувшей ее сзади, поднялась на ноги. Сигарета, которую она так и не успела зажечь, прилипла к нижней губе и болталась, как кусок распушенной ваты.
— Увидимся на следующей неделе, — проговорила Олив и прошлепала к двери неуклюжей походкой. Затем они неторопливо двинулись по коридору: впереди Мартин, а за ней мисс Хендерсон, волочившая металлический стул.
Роз сидела неподвижно еще несколько минут, наблюдая за ними в окошко. Почему Олив уклонилась от ответа, когда речь зашла об оправдании? Роз почему-то почувствовала себя обманутой. Ей хотелось услышать ответ именно на этот вопрос, и вот вам!.. И сейчас она осознала, что ее природное любопытство словно стало оживать после долгого летаргического сна. Но зачем это все? Тут не было никакого смысла, ведь она и Олив — совершенно разные женщины, хотя Роз должна была признаться себе и в том, что стала испытывать к Олив некоторую симпатию.
Роз захлопнула кейс и даже не заметила, что со стола пропал ее карандаш.
* * *
Айрис оставила на автоответчике послание: «Позвони мне и расскажи обо всей этой истории, — прохрипела она. — Эта женщина на самом деле такая отвратительная? Жирная и сумасшедшая, как утверждает ее адвокат? Тогда это действительно ужасно! С нетерпением ожидаю душещипательных подробностей. Если не позвонишь сама, я приеду к тебе и докажу, что я настоящая зануда.»
Роз налила себе джина с тоником, размышляя о том, была ли бесчувственность, свойственная Айрис, наследственной или приобретенной. Затем она набрала ее номер.
— Я звоню тебе только потому, что выбираю меньшее из двух зол. Если бы мне пришлось выслушивать весь твой вздор прямо здесь, меня стошнило бы на мой роскошный ковер.
В это время кошка Роз, Миссис Антробус, считавшаяся в доме командиршей, скользила между ног хозяйки, громко мурлыча и подняв хвост трубой. Роз весело подмигнула ей. У них с Миссис Антробус давно сложились своеобразные отношения, в которых кошка главенствовала, а Роз знала свое место и не высовывалась. И не имело никакого смысла заставлять Миссис Антробус делать то, чего той не хотелось.
— Бог ты мой! Неужели она тебе понравилась?
— Ты просто несносная женщина! — Роз сделала небольшой глоток. — Мне кажется, слово «понравилась» здесь как-то неуместно.
— Она действительно очень толстая?
— Даже чересчур. И это скорее грустно, а не смешно.
— Она с тобой беседовала?
— Да. У нее прекрасное произношение, и по разговору становится понятно, что это интеллигентный человек. Я ожидала увидеть совсем другое. Кстати, она абсолютно нормальная.
— Если не ошибаюсь, адвокат говорил, что она психопатка.
— Все верно. Я собираюсь завтра с ним встретиться и узнать, кто его надоумил утверждать подобное. Если верить Олив, у нее сменилось пять психиатров, и все считали, что она вполне нормальный человек.
— Но, может быть, она сказала неправду?
— Вряд ли. Я потом проверила эти сведения у начальника тюрьмы. — Роз нагнулась, подхватила Миссис Антробус и прижала ее к груди. Кошка, громко мурлыча, лизнула хозяйку в нос. Но это была корыстная ласка. Кошка проголодалась. — И все же, на твоем месте я не слишком бы радовалась. Возможно, Олив откажется от следующей встречи со мной.
— Почему? И, кстати, что у тебя там за ужасный шум? — потребовала разъяснений Айрис.
— Это Миссис Антробус.
— О Господи! Все та же шелудивая кошка. — Наконец-то Айрис немного отвлеклась. — А такое впечатление, будто у тебя полным ходом идет ремонт квартиры. И что ты с ней делаешь?
— Я ее просто люблю. Кстати, именно она делает эту квартиру более-менее сносной, так, что мне хочется сюда возвращаться.
— Ты просто сумасшедшая, — подытожила Айрис. Ее ненависть к кошкам можно было сравнить только с ненавистью к авторам. — Если честно, то я вообще не понимаю, зачем тебе понадобилось снимать такую квартиру. Возьми деньги, доставшиеся от развода, и устрой себе приличное жилье. Так почему Олив может отказаться от следующей встречи?
— Она непредсказуема. Неожиданно рассердилась на меня непонятно за что и сама потребовала прекратить свидание.
В трубке было слышно, как Айрис в испуге втянула в себя воздух.
— Роз, только не испорть ничего! Надеюсь, все еще поправимо.
— Не знаю, — усмехнулась журналистка. — Придется подождать и посмотреть, что будет дальше. Ну, а теперь мне пора. Пока-а!
Она повесила трубку как раз в тот момент, когда Айрис собиралась проворчать еще что-то, и отправилась на кухню кормить Миссис Антробус. Когда телефон зазвонил снова, она взяла стакан с джином, переместилась в спальню и принялась печатать.
* * *
Олив взяла в руки карандаш, украденный у Роз, и аккуратно поставила его рядом с маленькой глиняной фигуркой женщины, устроившейся в самом дальнем углу ее тумбочки. Толстые губы женщины непроизвольно шевелились: они будто попеременно то жевали что-то, то сосали, пока она внимательно изучала фигурку. Это была кукла грубой работы, выполненная из куска серой глины, необожженная и без глазури, напоминающая древний символ плодородия. Однако женщину в ней не угадать было просто невозможно. Олив выбрала красный маркер из кувшинчика и аккуратно выкрасила пластинку у лица, которая должна была изображать волосы. Затем она взяла в руку зеленый маркер и покрасила им туловище куклы, имитируя шелковое платье спортивного покроя, которое в тот день было на Роз.
Для стороннего наблюдателя действия Олив могли бы показаться ребячеством. Она осторожно принялась убаюкивать статуэтку, как настоящую куклу, что-то нежно напевая ей, а затем устроила ее рядом с карандашом, который (хотя человеческое обоняние было для этого слишком слабым) все же до сих пор сохранял запах Розалинды Лей.
ГЛАВА 2
Контора Питера Крю находилась в самом центре Саутгемптона, на улице, где в основном располагались офисы агентов по продаже недвижимости. «Дух времени», — пронеслось в голове Роз, когда она, проходя мимо многочисленных мелких компаний, обратила внимание на то, что все они были почти пусты. Их, как и всех остальных, одолела депрессия, накрыв собой, как черной неподвижной тучей.
Питер Крю оказался долговязым мужчиной неопределенного возраста с блеклыми глазами и разделенной пробором пополам накладкой из светлых волос на макушке. Его собственные желтоватые волосы свисали из-под накладки, напоминая давно не мытый тюль. Время от времени Питер приподнимал край накладки и засовывал под него палец, чтобы почесать череп. Результатом частого повторения этого не очень приятного с виду действия явилось то, что накладка стала немного приподниматься в том месте, куда просовывался палец, то есть прямо над носом. Теперь она даже походила на мокрую курицу, как отметила Роз, устроившуюся прямо на голове адвоката. Журналистка сразу же поняла, что разделяет презрение Олив к этому человеку.
