Я еле подавила крик, готовый вырваться из груди. Я не верила своим ушам! Судя по всему, они могли говорить только обо мне, но я ничего не понимала. Кто такой «он», который недоволен моим приездом? И почему? Неужели Элиза действительно считает, что мне угрожает опасность? Я вспомнила об упавшей люстре. Но ведь это была случайность, или нет?
Внезапно я поняла, что они направляются к выходу и могут застать меня за подслушиванием. Повернувшись, я быстро пошла через коридор к ближайшей открытой двери. Но войти не успела, налетев на человека, выходившего мне навстречу.
— Эй! — воскликнул он, поддерживая меня за плечи.
— Итак, доктор Вольф. Я вижу, вы уже познакомились с моей племянницей! — раздался у меня за спиной голос Мэгги.
Доктор отпустил меня, и я покраснела под насмешливым взглядом тети.
— Официально еще нет, — сказал он, усмехаясь моему смущению. — Привет, я доктор Кеннет Вольф — мужчина, пытающийся завоевать место в сердце вашей тетушки.
— Я — Мэри Эндрюз. И думаю, места там хватит не только для вас.
По его глазам я поняла, что он шутит, и его интерес к Мэгги — чисто профессиональный. Я также почувствовала намек на некоторый интерес ко мне, совсем другого рода. Еще я подумала, что если этот высокий красивый викинг не будит в душе Мэгги знаменитые романтические порывы, значит она действительно стала совсем старой... Если бы доктор Кеннет Вольф был киноактером, то его сияющие глаза заставили бы биться быстрее тысячи женских сердец. Мое, по крайней мере, забилось...
— Что ж, доктор, — сказала Мэгги, прерывая наш обмен взглядами, — если ваши планы не изменились, мы можем приступить к делу.
— Когда дело касается вас, моя милая, это удовольствие. Надеюсь, мы еще увидимся, мисс Эндрюз? — он вопросительно поднял брови.
— Мари здесь будет целый год. А поскольку вы приходите сюда почти каждый день, я надеюсь, у вас будет еще шанс встретиться, — сказала Мэгги, нетерпеливо вздохнув. Затем, помолчав, добавила: Кстати, доктор, а почему бы вам не прийти сегодня на ужин? Будет несколько моих друзей, но все они гораздо старше Мари. А вы, мне кажется, могли бы развлечь ее.
Он нахмурился:
— Сегодня? Но я уже кое-что запланировал на вечер...
— Это совсем не обязательно, — смущенно сказала я. Вольф снова взглянул на меня, и я поспешно добавила:
— Конечно, если бы вы смогли прийти, было бы прекрасно.
— Кажется, смогу, — сказал он, одарив меня широкой улыбкой — Кроме того, у меня будет возможность проконтролировать, как эта очаровательная ведьма выполняет мои рекомендации.
— Я вам сразу скажу, что сегодня их выполнять не собираюсь У меня нет никакого желания принимать гостей, попивая теплое молочко. Мы — будем есть икру и пить шампанское! И хорошо, что вы будете рядом, если мне вдруг станет плохо, — сказала Мэгги и прошла мимо него в комнату, которая, очевидно, была библиотекой.
Доктор послал мне еще одну улыбку, от которой мое сердце бешено забилось, и последовал за Мэгги, аккуратно закрыв дверь.
Мы с Элизой остались в холле одни.
— К сожалению, мне забыли сказать, где находится моя комната. Ты не могла бы ее показать — спросила я, пытаясь быть как можно дружелюбнее.
— Второй этаж, третья дверь направо, — холодно ответила Элиза и вернулась в солярий, оставив меня одну.
Глава третья
Мои щеки все еще пылали от негодования, когда я поднялась на второй этаж и вошла в небольшую уютную спальню пастельных тонов. Если у меня до сих пор оставались какие-то сомнения относительно чувств, которые Элиза испытывала ко мне, то этот презрительный отказ окончательно их рассеял. Она невзлюбила меня и не собиралась этого скрывать.
Прекрасно, подумала я и со злостью пнула ногой чемодан. Потом начала распаковывать его, вымещая зло на собственных вещах.
К тому времени, когда все было разложено по местам, я немного успокоилась. Не в моем характере было жить по принципу «око за око», хотя Элиза обидела меня чуть ли не до слез. Достаточно хорошо зная человеческую природу, я понимала, что обычно такое поведение бывает защитной реакцией, чтобы скрыть чувство собственной неполноценности или подсознательный страх.
Я присела возле окна, откуда открывался вид на Сансет-стрип. Час пик еще не наступил, но движение было очень оживленным. По тротуару в одиночку и группами спешили пешеходы, которые сами по себе представляли интересное зрелище. Там были девушки с длинными волосами и парни, с волосами еще более длинными. У многих мужчин были бороды, усы, длинные бакенбарды. Одежда поражала яркими цветами. Я видела парня в штанах цвета ярко-красной губной помады и в таком же жилете. В Миннеаполисе все смотрели бы на него как на экстравагантную кинозвезду, а здесь он выглядел вполне естественно.
Конечно, Элиза была несчастлива. Но что она могла с этим поделать? Можно ли быть счастливой, постоянно чувствуя себя гадким утенком рядом с Мэгги и Бадди Бэрк? Мне говорили, что отец Элизы был красивым мужчиной. Мэгги была его второй женой. Я ничего не знала о первой, но могла предположить, что именно от нее в наследство Элизе досталась простоватая внешность. Каково же было кузине жить среди очаровательных и остроумных людей, соревнующихся между собой за лидирующее место на киноэкране.
У меня не осталось никаких воспоминаний о ней со времени моего прошлого приезда. Насколько я помнила, ее отец и Мэгги давно уже развелись. Почему же она живет здесь?
Я встряхнула головой. Зачем мучить себя глупыми вопросами, на которые не могу ответить. Важно, что Элиза живет здесь и что она несчастна. Я решила вместо того, чтобы ломать голову, предпринять попытку подружиться с ней, но внезапно вспомнила холодные, колючие взгляды, которые она бросала на меня. Что ж, если кузина не захочет изменить свое отношение, тогда и посмотрим, что делать дальше.
Тем более, что было множество более приятных вещей, которые меня ожидали. Я была в Лос-Анжелесе, на пороге своей новой карьеры, находилась в прекрасном доме тетушки Мэгги, и меня ожидал очаровательный светский ужин. Я только что встретила мужчину, взволновавшего меня до глубины души, и через несколько часов увижу его снова. У меня явно не было никаких причин вешать нос.
Моя комната была довольно приятной, с дорогой, но несколько громоздкой мебелью. Наверное, Мэгги сама решала, что покупать и куда ставить, потому что чувствовалась ее склонность к искусственному преувеличению, почти гротеску.
Хотя обстановка спальни производила впечатление некоторой громоздкости, стены ее были почти пусты. На одной висело массивное зеркало с канделябрами по краям, а рядом была небольшая полка со статуэтками. Единственным украшением другой стены был огромный портрет Бадди. Его глаза, смотрящие на меня, были знакомы не только из-за большого сходства с Мэгги. Сам Бадди оставался знаменитым и через двадцать лет после смерти. Фильмы с его участием регулярно показывали по телевизору. Его лицо можно было встретить на плакатах в книжных магазинах. Ни одна из книг или передач о кинематографе не могла обойтись без обсуждения феномена Бадди. Мальчик со взъерошенными волосами и широко открытыми глазами сделал то, чего никому не удавалось на экране — затмил славу собственной матери. По крайней мере, в этом доме он был вообще вне всякой конкуренции. Я вдруг вспомнила, что видела еще одну фотографию Бадди в холле и его портрет над лестницей. Конечно, можно было ожидать, что Мэгги с ее блистательным прошлым и склонностью к самолюбованию превратит дом в собственный мемориал. Но он скорее был похож на мемориал ее умершего сына. Мысль об этом поразила меня и показалась странной. Я еще не знала, какой зловещей она покажется мне чуть позже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
