как сами мы говорим о баранах и овцах – буднично, констатируя факт. Скот, стадо, еда… Почему-то от осознания этого становилось ещё неприятней. Уж лучше бы в их словах звучало презрение…
Палач на помосте закончил с приготовлениями и медленно повернулся. В отличии от всех прочих, этот явно гордился своей работой. Почему я так решил? Сложно сразу сказать… Это чувствовалось, сквозило буквально во всем – выражение лица, одежда, исходящая аура… Даже знак – позорный знак своей гильдии – который он носил на груди… Идеально ровная, состоящая из двух сходящихся посередине треугольников шестиконечная звезда – символ самых жестоких убийц и садистов этого мира – была начищена буквально до блеска. И размером превышала «минимально необходимую» самое меньше, раза в два…
Обычно, палачи одевались на свою «работу» куда как не броско. Но только не этот. Расшитый кафтан из иссиня-черного, и, судя по всему, очень дорогого сукна, высокие кожаные сапоги на специально приподнятых каблуках, изящные белые перчатки…
К чему все это? – хотелось спросить возомнившего о себе ублюдка. Неужто чтобы покрасоваться – всего-то жалкую минуту! – перед каким-то «скотом»? Ведь потом всё равно придется надевать накидку – или же пачкать кровью свой дорогой наряд…
Ответа на невысказанный вслух вопрос я, само собой, не получил – в следующее мгновение палач действительно одел длинный, до самого пола, плащ – с капюшоном и невероятно широкими рукавами.
Клешёными, как сказали бы в нашем мире…
Убийца тщательно застегнулся, натянул перчатки…
В его зрачках – черных, как и у всякого вампира – играл азарт, плескалось пламя предвкушения зла…
«Господи, он действительно прирожденный садист, – мелькнула несколько растерянная мысль, – самый настоящий извращенец, в отличии от всех прочих, пусть даже кровососов, пусть даже палачей…»
Длинные пальцы ирра сжались на рукоятках «инструментов»…
А потом потекла кровь. Нет, не «реки» или «потоки», даже не струи, в привычном понимании этого слова. Скорее уж струйки – маленькие, слабые и достаточно тонкие. Так наказуемый сможет выдержать дольше, испытает больше боли…
Я не хочу описывать, что было дальше. Да даже если бы и хотел, то не смог бы, пожалуй – есть предел любой бесстрастности. А уж с моей-то «силой воли»… Был момент, когда даже Мэв – железная, несгибаемая Мэв – отшатнулась назад. Отшатнулась ко мне, а не Виталику, как автоматически отметила какая-то часть мозга…
С неким злорадством я заметил, что даже столичный (или откуда он к нам прикатил?) «профессионал» не может полностью перебороть свою вампирью сущность. Конечно, кровососы не теряли рассудка при виде крови, как описывалось в земных легендах – но и абсолютно бесстрастными не оставались. Вот и сейчас, профессиональный садист «работал» – все руки ублюдка были заляпаны красным – а черные зрачки меж тем становились всё уже и уже, едва заметно подрагивала верхняя губа (из-за которой время от времени показывались острые уголки клыков), возбужденно поднимались и опускались ноздри… Но этим всё и ограничивалось – палач действительно был истинным мастером своего дела…
Вампир продолжал работать…
А потом окружающее постепенно стало истончаться, истаивать. Каштановые волосы Мэв, рыжие кудри Виталика – все переплелось воедино, смешалось, сплавилось. Зловещий багряный цвет – цвет людской крови – занял почти все пространство моего зрения. Я уже почти не видел помоста, стонущего пленника и режущего его палача. Реальности больше не существовало, вместо неё в красной глубине вырисовывалось красивое женское лицо – лицо, которое я знал едва ли не лучше, чем собственное… Лицо призрака, которое я не забуду уже никогда – даже если бы сам захотел этого.
Я застонал.
…Ведь сегодня как раз двенадцатое мая… Именно сегодня.
Губы, нос, скулы, уши… Я видел это так, будто смотрелся в зеркало у себя дома… Темные волосы, аккуратно прощипанные брови… Я не видел лишь одного – цвета её глаз. Не видел никогда, ни в прошлой жизни, ни в этой. Это вызывало глубинную злость… и стыд одновременно.
Ведь только оказавшись в этом мире, я научился различать цвет глаз окружавших людей… До этого… я просто не обращал внимания, не замечал. Ни у кого, никогда. Да, это странно, это ненормально – но это именно так. Только здесь я научился смотреть по-настоящему… Только здесь…
…В себя меня привела сильная пощечина, которую залепила мне Мэв.
– Опять? – одновременно грозно и с каким-то затаенным сочувствием спросила девушка, – ты опять за своё?
Я кивнул, потирая горящую диким огнем щеку – рука у девчонки была похлеще, чем у большинства парней. Исчез зловещий багрянец, заливавший всё небо, пропало и призрачное лицо… Я снова стоял на крепком дубе единственной в нашем Поселке площади, снова был «здесь и сейчас»…
Тело привязанного к кресту человека было разворочено так, что большинство просто отводило глаза, не в силах задержать взгляд дольше, чем на пару-тройку секунд. Какие уж тут «струйки» крови. С них только всё начиналось… Хотя находились в толпе и другие – они, наоборот, смотрели долго и очень внимательно, я бы сказал «до остервенения». Надо полагать, насильно впитывая в себя ненависть к вампирам, «приучая» свой организм быть готовым ко всему… У казненного – кстати говоря, он был ещё жив, хотя, конечно уже не мог ни кричать, ни даже стонать – не оказалось ни друзей, ни родственников в нашем Поселке. Он был чужаком – и потому нигде не слышалось слез или проклятий. Над площадью висела всё та же злая тишина…
Я видел, как в дальнем углу помоста произошёл короткий разговор между Витольдом и палачом. Вроде бы, они даже спорили… Сложно понять – масляные лампы светят, конечно, хорошо, но даже они не в силах полностью победить ночь. А человек не вампир, его глаза предназначены лучам Солнца, отнюдь не Луне…
Так или иначе, но спустя минуту палач – уже без плаща – снова подошел к умирающему на кресте повстанцу. Вытащил из-за пояса красивый, обделанный драгоценными камнями кинжал – и быстро, практически без замаха, перерезал несчастному горло. Более чем двухчасовая экзекуция окончилась.
…Постояв немного, народ медленно повалил с площади. До рассвета оставалось не так уж долго, нужно было успеть выспаться перед следующей рабочей сменой..
* * *
Всё началось как обычно – с того, что сел телефон. Уже сколько месяцев думаю о том, что нужно купить новый, но… мысли мыслями, а для того, чтобы зайти наконец в магазин, вечно чего-нибудь не хватает. Времени, денег, желания… Хотя какие к черту деньги, какое время? Желание – вот ключевое слово. Ключевое и единственно важное. Так сказала бы
