— Умираю? Разве что от жажды, — проговорил он затем.
Клео вновь обернулась к Теону и улыбнулась ему с едва уловимой насмешкой.
— Может, вернешь наконец стакан? — сказала она. — Или ты думаешь, что виноторговец отравил каждый из них по отдельности?
— Нет, конечно. Пожалуйста, наслаждайтесь… — И Теон протянул ей вино.
Темные глаза Сайласа выражали скорее смущение, чем раздражение из-за сложностей, устроенных слишком бдительным охранником.
Клео же рассматривала стакан, пытаясь незаметно оценить, насколько тот чист.
— Я уверена, вино восхитительное…
На лице виноторговца мелькнуло благодарное выражение. Теон передвинулся вправо и встал у тележки — в непринужденной позе, но не теряя бдительности. А Клео раньше думала, что это отец порывался чрезмерно опекать ее!
Краем глаза принцесса заметила, как Эрон протянул свой стакан за новой порцией напитка. Дочь виноторговца вновь налила ему, и он тотчас выпил.
— Невероятно, — сказал он. — Просто невероятно. Все в точности как мне рассказывали…
Мира сделала деликатный глоточек, как и подобало родовитой даме, и ее брови изумленно поползли вверх.
— Какое чудо, — проговорила она.
Что ж, настал ее черед. Клео осторожно попробовала напиток. Ощутив его на языке, она перво-наперво испугалась. И не потому, что тот оказался отвратительным или горьким, — наоборот, вино было сладким, мягкого, ни на что не похожего вкуса. Клео тотчас же захотелось еще. Так сильно, что даже сердце в груди забилось быстрее. Несколько глотков — и стакан опустел. Принцесса оглянулась на друзей. В окружающем мире определенно прибавилось света, а силуэты ее спутников окутались золотыми ореолами. Оба стали куда красивей обыкновенного. И даже Эрон начал казаться не таким противным…
Что же до Теона — невзирая на его несносное поведение, Теон сделался просто неотразимо прекрасен.
Несомненно, вино было опасным! И безусловно, оно стоило любых денег, какие торговец мог запросить за него.
А еще, столь же очевидно, Клео следовало держаться от него подальше. И сейчас, и в будущем.
— Вино отменное, — сказала она вслух, постаравшись не показать всей меры своего восторга. Ей до смерти хотелось попросить еще стакан, но она прикусила язык.
Сайлас просиял:
— Очень рад это слышать…
— Я же говорила, мой отец гений, — кивнула Фелиция.
— О да, я считаю, что твое вино стоит купить, — заплетающимся языком выговорил Эрон. Пока они шли сюда с берега, он то и дело прихлебывал из золотой, украшенной резьбой фляжки, которую всегда носил при себе. Оставалось лишь удивляться, как он еще держится на ногах без посторонней помощи. — Четыре бочонка я возьму немедленно, и пусть еще дюжину доставят на мою виллу…
У Сайласа загорелись глаза.
— Это вполне можно устроить.
— Я дам тебе по пятнадцать оранийских сантимов за каждый бочонок.
Загорелое лицо виноторговца подернулось бледностью.
— Но они стоят самое меньшее по сорок. Бывало, мне платили даже по пятьдесят…
Губы Эрона сжались в одну черту.
— Когда? Лет пять назад?.. В наши дни покупателей стало так мало, что ты небось концы с концами не сводишь! И обедневшему Лимеросу в последнее время стало не до того, чтобы ввозить дорогие вина, верно? Остается только Оранос… а у твоих соплеменников, забытых богиней, медного гроша в кошелях не найдется! Пятнадцать за бочонок — это мое последнее предложение. Учитывая, что я беру шестнадцать бочонков… а в будущем, возможно, и больше… так вот, можно сказать, для одного дня заработок неплохой. Чем не свадебный подарок для дочери? А, Фелиция? Или все-таки лучше свернуть торговлю и не получить совсем ничего?
Фелиция прикусила нижнюю губу, ее брови сошлись к переносице.
— Это, конечно, лучше, чем ничего, — сказала она. — Свадьба — дело не из дешевых, но… Я все же не знаю. Отец?..
Сайлас хотел что-то сказать, но замялся. Клео едва следила за событиями; ее больше занимало, как бы воспротивиться позыву отпить из стакана, который заново наполнил для нее Сайлас. Эрон обожал торговаться. Это было его любимой забавой — всячески сбивать цену, вне зависимости от того, что собирался покупать.
— Я, конечно, не хотел бы проявить неуважение, — заламывая руки, проговорил Сайлас. — Но, может, вам будет угодно дать хотя бы по двадцать пять за бочонок?
— Не будет. — Эрон разглядывал ногти. — Вино у тебя и вправду отменное, но и здесь, и по дороге назад к кораблю найдется еще множество виноторговцев, которые с радостью примут мое предложение. Если тебе не нужна эта сделка, я обращусь к кому-нибудь из них. Ты этого хочешь?
— Нет, я… — Сайлас сглотнул и наморщил лоб. — Я очень хочу продать вам вино, я же ради этого сюда и пришел. Но пятнадцать сантимов…
— А у меня есть идея получше. Почему бы не сойтись на четырнадцати сантимах за бочонок? — В зеленых глазах Эрона блеснули озорные и недобрые огоньки. — Считаю до десяти! Принимай решение, а то скину еще сантим!
Мира отвела глаза, ей было неловко. Клео открыла рот… но вовремя вспомнила, что Эрон при желании мог сотворить с ее тайной, и вновь закрыла его. Он желал получить это вино по самой низкой цене, которой сумеет добиться. И дело было не в скудости средств. Клео знала, что у Эрона при себе достаточно денег для покупки множества бочонков даже по самым заоблачным ценам.
— Значит, быть по сему, — выговорил Сайлас сквозь зубы, словно преодолевая сильную боль. Мельком посмотрел на Фелицию и вновь обратился к Эрону: — Шестнадцать бочонков по четырнадцать сантимов за каждый. Пусть у моей дочери будет свадьба, которой она заслуживает…
— Вот и отлично. Как всегда уверяли вас мы, оранийцы…
Чуть улыбаясь одержанной победе, Эрон запустил руку в карман, вытащил тугую скатку казначейских билетов и стал отсчитывать их в протянутую ладонь Сайласа. Было вполне очевидно, что сумма сделки составляла лишь малую долю наличности, имевшейся у молодого вельможи. И, судя по ярости в глазах Сайласа, от него не укрылось, что оскорбление было намеренным. Эрон же продолжал:
— Как всегда уверяли вас мы, оранийцы, виноград способен кормить ваше племя до самого конца времен.
Тут откуда-то слева к лотку Сайласа подошли еще двое.
— Фелиция, что ты делаешь? — спросил низкий голос. — Почему не с подружками, не наряжаешься к вечеру?
— Я сейчас, Томас, — шепнула она в ответ. — Только закончу здесь и сразу пойду.
Клео повернула голову. У обоих парней были темные, почти черные волосы, глаза цвета темной меди и прямые брови. Оба — рослые, широкоплечие и дочерна загорелые. Томас — старший из двоих, чуть за двадцать, — смотрел то на отца, то на сестру.
— Что-то произошло?
— Произошло? — ответил Сайлас сквозь зубы. — Да так, ничего. Я тут вино продать договариваюсь…
— Неправда. Ты чем-то расстроен, я же вижу.
— Нет.
Второй паренек хмуро посмотрел на Эрона, потом на Клео и Миру.
— Они хотели надуть тебя, отец?
— Йонас, — устало проговорил Сайлас. — Это тебя не касается.
— Касается, отец, и еще как! — Йонас смерил Эрона взглядом, полным откровенной неприязни. — Сколько этот человек собрался тебе заплатить?
— По четырнадцать за бочонок, — с небрежным превосходством бросил Эрон. — Красная цена, которую твой отец с большой радостью принял.
— Четырнадцать? — яростно переспросил Йонас. — И ты осмелился вот так его оскорблять?
Он даже подался вперед, но старший брат схватил его за рубашку:
— Остынь!
Темные глаза Йонаса метали молнии.
— Я не могу позволить, чтобы над отцом издевался всякий ублюдок, разодетый в шелка!
— Ублюдок? — В голосе Эрона зазвенел лед. — Ты кого ублюдком называешь, крестьянин?
Томас не спеша повернулся, его взгляд кипел гневом.
— Тебя, ублюдок. Мой брат назвал ублюдком тебя.
Клео показалось, что под ногами начала разверзаться земля. Эрона можно было обзывать любыми словами, только не этим. Немногие знали, но он таки был ублюдком. Побочным сыном. Бастардом. Родился от белокурой красотки, некогда приглянувшейся отцу. А поскольку супруга Себастьяна Лагариса своих детей иметь не могла, она с момента рождения приняла мальчика как собственного. Белокурая служанка, настоящая мать Эрона, вскоре умерла при загадочных обстоятельствах, выяснять которые никто не осмеливался ни тогда, ни теперь. Однако людям рот не зашьешь. Слухи не минули ушей повзрослевшего Эрона, и мальчик вскоре сообразил, что к чему.
— Принцесса? — негромко спросил Теон, словно ожидая приказа вмешаться.
Клео взяла его за плечо, удерживая на месте. Усугублять положение не стоило.
— Идем, Эрон, — сказала она и переглянулась с Мирой. Та беспокойно отставила второй стакан, за который было принялась.
Но Эрон все смотрел на Томаса.
