Но пока шкатулку пора спрятать в сейф, чтобы уберечь от чужих глаз тайну Покровителя.
Сейф скрывался за фальшивой стенной панелью в комнате за кассой. Убедившись, что в торговом зале пусто и за ним никто не наблюдает, Мети поставил шкатулку в сейф, набрал код, повернул ключ, однако изъять его из замка не успел.
Сильный удар в спину сбил дельца с ног.
Он повалился ничком на пол, все еще сжимая в руках ключ. Мети хотел вскочить, ответить, и тут же получил еще один удар − более жестокий, чем первый. Тело сковал болевой спазм, а потом отнялись ноги. В ушах зашумело так, словно Мети сунул голову в водопад.
С лестницы пронзительно закричала Ифе:
− Сефу! Что ты наделал?! Остановись!
Крики любовницы показались Мети едва различимым шепотом. Сефу? Откуда здесь взялся Сефу? Ах, Сефу… Не может быть!
Почти обездвиженный Мети с трудом перекатился на бок. Старший брат с безумной сосредоточенностью поливал его из канистры бензином. Резкий запах быстро пропитал все вокруг. Как только разиня и недотепа Сефу умудрился бесшумно проникнуть в магазин? Как этот слабак сумел поднять тяжелую канистру с бензином? Похоже, именно этой канистрой он и ударил Мети. Неужели поврежден позвоночник? Где только братец взял силы? Худощавый Сефу всегда смотрелся сморчком на фоне тренированного Мети.
Ненависть вдохновила ревнивца. Ненависть утраивает силы.
Ифе кубарем скатилась с лестницы. Шелковый шарф слетел и повис на перилах. Ифе осталась в одной прозрачной сорочке, которая не скрывала ее прелестей. Ее рыжие волосы разметались, веснушки ярче проступили на пылающем от возбуждения лице.
Она накинулась на мужа, как разъяренное животное, пытаясь отобрать у него канистру. Что больше взбесило обманутого мужа: энергичное сопротивление жены, или ее нагота − здесь, в чужом доме, в доме брата? Вряд ли он сам отдавал себе отчет. Сефу взревел и отбросил жену в сторону. Ифе попятилась, не удержала равновесие и грохнулась на стойку с сувенирами. Фигурки богов со стуком посыпались на пол, отбивая и теряя по дороге руки, ноги, носы, головы.
− Слуги! Где слуги? Зови людей, Ифе! Он убьет меня! − хрипел перепуганный Мети.
− Нет слуг, − глухо отозвался Сефу. − Слуги разбежались. Они такие же подлые и трусливые, как ты. Никто не хочет умирать за тебя, Мети, кроме глупой Ифе.
− Сефу, брат, − стенал Мети, безуспешно пытаясь подняться. Он барахтался как огромный жук, которого перевернули на спину и насадили на иглу. − Ты шутишь! Ты не можешь так поступить с нами! Ты не можешь нас убить!
− Разве? И кто мне помешает?
В первый и в последний раз в жизни Мети бессильно разрыдался в присутствии брата. Сефу с болезненным интересом склонился к нему.
− Что, братец, страшно умирать?
− Страшно, брат, очень страшно! Что и говорить, напугал ты меня. А теперь прекратим все это. Остановись! Мне срочно нужен врач… Ноги не слушаются… В горле пересохло.
В ответ Сефу щедро облил лицо брата бензином.
− Пей, Мети, пей. Мети… Страшно умирать, потому что по твоей милости теперь в Дуате нет никакого Суда. Никто не станет искать оправдания твоим мерзостям. Нет надежды на прощение! Суд уничтожен! Ваши души никогда не попадут на суд Анубиса, а утонут в водах Дуата − иначе плутать им вечно в лабиринтах Подземного Царства. Вот что ты наделал, предатель! Ваши души не обретут покой даже по ту сторону жизни. Не будет для вас ни справедливости, ни пощады, ни наказания, ни воздаяния. Ни-че-го… Пустота и забвение − вот что вас ждет!
− На помощь! − закричала Ифе, выбираясь из груды разбитых сувениров. − Все сюда! На помощь! Сефу убивает брата!
До Мети дошло, что кричать бесполезно. Челядь бросила его, а клиенты в магазине появятся нескоро, если вообще появятся. Он обездвижен, не способен оказать сопротивление. Вся надежда на мастера Шенти. Вдруг старик забыл в магазине какую-нибудь безделицу и сейчас вернется за ней? Только Шенти мог бы помешать расправе. Ведь теперь у него есть заветная татуировка-оберег.
Нет, не вернется Шенти, напрасные надежды. Это было бы слишком хорошо, но сегодня скверный день, чуда не произойдет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Крики Ифе только распалили ненависть Сефу. Он наотмашь ударил жену по лицу. Ифе рухнула в лужу бензина рядом с Мети. Теперь она могла только шептать, глотая напополам с кровью свои, наконец-то, пролившиеся слезы:
− Прекрати, Сефу! Ты не такой, не такой… Ты добрый, благородный. Ты не можешь убить нас! Ты должен простить… Это я во всем виновата!
− О, боги! Ифе, ты могла просто уйти от меня. Если больше не любишь, ты могла просто уйти и забрать с собой твоего сына. Я бы понял. Почему ты не сделала так? Зачем было лгать? Зачем смеяться надо мной? Истина − это жизнь. Ложь − всегда смерть. Ты убила меня, Ифе! Я уже мертв! Ты могла просто уйти! Уйти было так просто! − с маниакальной настойчивостью твердил Сефу.
− Сефу, прости! Не убивай. У меня ребенок − мой Александр! Он пропадет без матери! Не оставляй ребенка без отца! Пожалей моего сына!
− Этого Александра надо отправить следом за вами. Зачем мне этот выродок? Я считал его своим сыном, своей кровью, надеждой − ложь, еще раз ложь, ложь во всем, всегда! Никогда не прощу себе, что почти год называл это отродье сыном. Час за часом и день за днем я буду видеть в нем тебя и Мети. Это пытка, я не хочу. Забери его с собой, Ифе, в подземный Нил! Такой ребенок мне больше не нужен. Пусть сгорит вместе с вами в очищающем огне, − продолжал бормотать Сефу, вытряхивая на пол остатки бензина.
− Не трогай Александра! Умоляю тебя, Сефу, одумайся! Он же кроха, дитя! Он ни в чем не виноват, − рыдала Ифе. − Скажи ему, Мети. Скажи, пусть убивает нас, но оставит в живых нашего сына! Мальчик не виноват!
− Сефу, брат, я очень богатый человек. Мы можем договориться, − Мети предпринял новую попытку спастись. Он понимал, что произойдет сейчас, и в последнем порыве потянулся к палачу, словно это отчаянное движение сделало бы его слова весомей. − Я отдам тебе все свои деньги, дома, бизнес тоже теперь твой. Только не убивай… Никто не узнает! Мы никогда никому не расскажем, что здесь произошло. Мы еще можем все исправить. Так уж получилось, братец, это жизнь… Всякое бывает. Прости меня, я болван, неудачник. Как мне жаль, что так случилось! Я откажусь от Ифе, от сына. Только намекни − и я навсегда исчезну из твоей жизни! Зачем убивать? Мы же братья, одна кровь! Помоги мне! Ноги онемели, я теряю сознание…
− Я тебе больше не брат.
Чувствуя дыхание близкой смерти, Мети смирился и перестал лукавить.
− Гори ты в аду, Сефу. Я всю жизнь презирал тебя. Покровитель придет за тобой, Сефу, так и знай, − с ненавистью прошептал он. − Покровитель отомстит за меня.
− Не придет. Это Покровитель открыл мне глаза и направил к вам. Ему плевать на своих слуг. Он предает всегда и всех. Теперь я буду жить, а вы умрете.
Сефу отступил на шаг-другой и щелкнул зажигалкой. Взрыв пламени озарил зловещие улыбки сотен каменных воплощений богов Древнего Египта, выстроившихся на уцелевших стойках.
Светлая волна мстительного блаженства очистила лицо Сефу от слез, ревности, безумия и горечи.
Часть 1
Хургада, Египет, двадцать лет спустя
Все лавочки в туристической части Хургады похожи друг на друга — различия между новыми и старыми, большими и маленькими магазинами исключительно внешние. Одни магазины выглядят богато, другие − скромно, но повсюду разыгрывается один и тот же спектакль. Продавцы, расхваливая товар, многословно лгут и привязчивы. Ассортимент в лавках бесхитростный, разнообразие товаров − иллюзия. От сувениров пестрит в глазах, а приглядишься, сразу ясно, что они одни и те же на всем курортном побережье.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
На променаде зазывалы в жесткой конкурентной борьбе отлавливают потенциальных клиентов, используя весь спектр методов – от клейкого подобострастия, через добрые уговоры к агрессивному отчаянью и плохо скрытому раздражению. Хватают за руки, липнут и ластятся, заученно заглядывают в глаза скучающих пляжников, чтобы определить их платежеспособность и перспективы сделки.
