Она пришла в прокуратуру и снова забросала меня вопросами. А когда вошла в комнату, где находились задержанный и еще двое мужчин, сразу показала на Жука.
- Конечно, вот он.
- А вы не могли ошибиться? - спросил я.
- Нет-нет, что вы! - заверила меня девушка.
- Тогда, Соня, расскажите, пожалуйста, еще раз, где, когда и при каких обстоятельствах вы видели этого человека. И по каким приметам вы его опознали.
Когда Белошапко закончила свой рассказ, Жук возмущенно крикнул:
- Чушь! Ерунда! Девчонке все это приснилось!
- И она, увидев во сне ваше лицо, запомнила его и нарисовала? - сказал я.
В полученной по почте характеристике на Жука, подписанной председателем и секретарем парторганизации колхоза "Большевик", говорилось, что Жук прекрасный счетовод, честный, отзывчивый товарищ, хороший общественник.
Прочитав ее, я тут же пошел к прокурору Рудневу.
- Ты вот что, - сказал он, - поезжай-ка в колхоз. Я думаю, на месте легче будет разобраться во всем...
До колхоза "Большевик" сто двадцать километров по проселочной дороге. "Оппель", который выпросил для этого в милиции Руднев, нырял из одной рытвины в другую.
Правление колхоза помещалось в деревянном доме.
Я зашел в комнату председателя. Его секретарша сказала, что Власенко уехал в Ростов заключать договор со строителями. Тогда я спросил ее, с кем бы мне поговорить насчет колхозного счетовода.
- Да вы с самим Петром Христофоровичем побеседуйте, - сказала она. Как? - удивился я. - Где?
- А вон он, - показала она в окно на мужчину в синем плаще и шляпе, разговаривающего с двумя женщинами.
- Извините, - только успел бросить я и выбежал.
Узнав, что я следователь, Жук обрадованно спросил:
- Что, нашли мои документы? Понимаете, был в Ростове в командировке, вчера вернулся. А там в автобусе у меня бумажник украли...
Женщины, услышав наш разговор, предупредительно отошли.
- А что было в бумажнике? - спросил я.
- Справка, командировочное удостоверение, вызов на совещание охотников, немного денег. Но самое главное - там было письмо от одной девушки... - Он смутился, видимо, подумав, стоит ли об этом рассказывать, но решил продолжать. - Понимаете, на этом письме был адрес, который у меня больше нигде не записан...
- Вы могли бы поехать со мной? - спросил я.
- Могу, - охотно согласился счетовод. - Только предупрежу товарищей.
Через полчаса мы уже сидели в "оппеле", и Жук сокрушался по поводу пропажи письма.
- Видите ли, - смущенно объяснял он, - в августе я был в Крыму, познакомился с одной девушкой. Она в Москве учится, в Тимирязевке. Кончает агрономический. А нашему колхозу позарез нужен агроном. Целую неделю уговаривал ее приехать к нам на работу...
Я улыбнулся. Наверное, дело не только в работе.
- Не огорчайтесь, она вам еще напишет.
- Нет, - грустно сказал он. - Катя человек самолюбивый. Пока моего письма не получит, не напишет...
Когда в кабинет ввели задержанного, тот бросил настороженный взгляд на сидящего рядом со мной счетовода.
- Познакомьтесь, - сказал я. - Петр Христофорович Жук. А вас, простите, как? - обратился я к горбоносому, не сдержав иронии.
Задержанный молчал.
- Так это именно тот гражданин, который крутился возле меня в автобусе, - простодушно признался Жук. - Он, наверное, и позаимствовал мой бумажник...
- Вы сами его выронили, - поспешно сказал горбоносый. - Я еще кричал вам вдогонку, а вы даже не обернулись...
- Послушайте, - не выдержал я, - сколько можно водить нас за нос? В вашем положении лучше рассказать все честно.
- А, ладно, - махнул он вдруг рукой, - расскажу всю правду. Моя настоящая фамилия Чурсин. А зовут Геннадием Антоновичем. Живу в Красноярске. Сюда приехал к знакомым погостить... И надо же случиться такому - потерял паспорт. А когда этот гражданин, - он кивнул на Жука, - обронил свой бумажник, черт меня дернул, дай, думаю, воспользуюсь. Мало ли чего, проверка какая... А у колхозников, как вы знаете, справки вместо паспорта. И без фотографии. Так что сойдет... Хотел по возвращении домой обязательно отослать товарищу Жуку его документы и заодно извиниться...
- А письмо, письмо где? - перебил его Петр Христофорович.
Горбоносый вытащил из кармана помятый конверт и протянул счетоводу.
Ответ из Красноярска гласил: "Чурсин Геннадий Антонович не проживает и никогда не проживал в Красноярском крае".
Я показал его задержанному, но он продолжал настаивать на том, что это его настоящая фамилия. И тогда я решил испробовать еще одно средство для установления личности - дактилоскопию.
Вскоре пришел ошеломляющий ответ: "Отпечатки пальцев принадлежат Коробову Ивану Леонтьевичу, скрывавшемуся под фамилиями Леонтьев Игорь Вениаминович, Ливанов Сергей Сергеевич..." Далее следовало еще пять фамилий.
Оказалось, что Коробов Иван Леонтьевич был судим первый раз в 1933 году за ограбление и приговорен к семи годам лишения свободы. В 1935 году он совершил побег, но через два месяца был задержан работниками милиции. В 1946 году его привлекли к суду за хищение государственного имущества и приговорили к четырем годам лишения свободы. Полгода назад Коробов вышел из места заключения, отбыв наказание.
- Чем занимались все это время? - спросил я у него на очередном допросе.
- Ездил по стране.
- А чем жили?
- Мелкими заработками. - При слове "мелкими" Коробов усмехнулся.
- Как, например, кража драпа?
- И такими тоже...
Прокурор района Руднев утвердил обвинительное заключение без всяких замечаний. Признаться, в его составлении мне немного помог Бекетин, который к тому времени уже вышел из больницы.
Но за рамками сухого изложения дела на двух страницах обвинительного заключения остались многие мысли и сомнения, которыми я жил, пока велось следствие.
Это дело помогло мне понять, во-первых, что нельзя судить о человеке по внешности (я имею в виду Самыкина), а во-вторых, такие добровольные помощники, как Щетинин, Белошапко и Григорьев, могут сделать очень много для раскрытия преступления, и обращение к ним отнюдь не значит для следователя признания своей слабости, скорее, наоборот. И видимо, не случайно в новом Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР, который был утвержден Верховным Советом РСФСР в 1960 году и действует сейчас, в статье 128 записано: "Производя расследование, следователь должен широко использовать помощь общественности для раскрытия преступлений и для розыска лиц, их совершивших, а также для выявления и устранения причин и условий, способствующих совершению преступлений". Нет, не случайно. И при всяком удобном случае я стараюсь напомнить об этой норме закона молодым начинающим следователям да и самой общественности, перед которой мне часто приходится выступать с устным или печатным словом.
ЧЕРЕЗ ШЕСТЬ ЛЕТ
Это случилось в 1953 году, в Ростове-на-Дону. После звонка из милиции прокурор вызвал меня и предложил срочно выехать на место происшествия. Речь шла о возможном убийстве. А следствие по таким делам должны вести только следователи прокуратуры. Но за каждым раскрытым делом об убийстве - труд следователя прокуратуры, работников органов милиции, экспертов-медиков, химиков, физиков, биологов... О них можно написать не одну книгу...
...Возле трехэтажного дома меня встретили сотрудники милиции и юркий худощавый старичок, назвавшийся Спиридоном Никитовичем Дятловым.
Мы поднялись на чердак. Там было темно, пришлось освещать себе путь фонариком.
- Понимаете, товарищ следователь, - возбужденно объяснял Дятлов, потолок у меня совсем прохудился. Щель возле печи - руку просунуть можно. Сколько раз я просил управдома заняться ремонтом. А потом плюнул и решил сам. Полез осматривать и...
- Это здесь, - перебил старичка милиционер.
Светлый круг от фонаря замер. В его свете между балками лежал скелет человека...
Акт судебно-медицинской экспертизы гласил: "Кости черепа имеют коричневый оттенок, в некоторых местах источены грызунами. Пучок светло-русых волос, найденный рядом, принадлежит женщине. Представленные на исследование кости являются частями скелета женщины в возрасте двадцати двадцати четырех лет. Со времени ее смерти прошло пять-шесть лет".
Целых шесть лет! Сколько воды утекло!
А в моем распоряжении только скелет, несколько истлевших тряпок да куски рогожи, которой, видимо, был прикрыт труп. Что и говорить, улик негусто.
В доме, где были найдены останки, никто за это время не пропадал. И значит, умершая или убитая в нем не жила.
Начал я с того, что просмотрел все заявления, которые поступали от граждан города за последние шесть лет, об исчезновении родственников или знакомых. Слава богу, большинство из тех, кто пропадал, или сами объявились, или их находили органы милиции.
И вот, когда уже казалось, что эта затея ничего не даст, я наткнулся на бумагу, написанную очень неразборчиво. С большим трудом я прочитал: "В 1947 году от меня ушла дочь Клинова Маргарита Матвеевна. Прошу сообщить мне, где она прописалась". Дальше шла подпись заявителя и его адрес.
