Не знаю, как в других городах и местечках, а в Юлузе люди опасались оказаться недостаточно образцовыми: если не угодишь на лесозаготовки или рудники, о приличной работе все равно придется забыть.
Представьте, что родители вас, в общем-то, любят, но при этом до холодного кома в животе боятся, что вы своим непримерным поведением втравите их в неприятности. Отец — человек жесткий, чуть что — хватается за ремень. Нарисовал себе умозрительный образ идеального ребенка и все ваши отклонения от идеала воспринимает как личное оскорбление.
У мамы характер помягче, но она привыкла во всем с ним соглашаться — мгновенно схватывает нужную точку зрения и до глубины души проникается, от нее заступничества не жди. Если сравнивать, не самый плохой вариант семьи: пусть медом не намазано, жить можно. Только вы же, на свою беду, еще и в школу ходите!
Представьте, что вы не «звезда», не лидер, не подпевала лидера, внешностью наделены невзрачной, учитесь посредственно, кулаками машете еще посредственней. В неписаной школьной иерархии занимаете место в хвосте: не крайний, не всеобщая жертва, однако находитесь в опасной близости к этой позиции.
Представьте, что за оценки ниже «хорошо» и за любые нарекания вас неминуемо лупят. Впрочем, существуют же всякие ухищрения… Вы наловчились переправлять отметки и подделывать учительские подписи, завели два дневника: один — чтобы радовать родителей, второй настоящий. Парочка одноклассников докопалась до ваших неблаговидных секретов и начала шантажировать. Разве вам не захочется их убить?
Урия Щагер и Яржех Сулосен. Первый был худощав, остронос, пронырлив, это он сообразил, что из моих проблем можно извлечь немалую выгоду. Второй был грузноватый, неряшливый, с тяжелым отвислым задом, страдал дальнозоркостью, и его глаза ворочались за толстенными линзами, словно блестящие жирные личинки.
За молчание о моих махинациях я отдавал им карманные деньги, таскал из дома лакомства, подсказывал на уроках Сулосену (Щагер и сам учился неплохо, зато его приятель числился среди отстающих). Если бы вымогательство ограничивалось только этим, они бы скорее всего остались живы, но им позарез было нужно, чтобы я по двадцать-тридцать раз повторял «я козел» или «я дерьмо» — «иначе все про тебя расскажем!».
Считаете, напрасно я обманывал отца? Лучше бы показывал дневник с оценками и замечаниями, ничего не утаивая? Для этого надо быть или мазохистом, или нереально благородным персонажем, который скорее даст порезать себя на куски, чем отступит от высоких принципов, а я ни то, ни другое.
Ну не люблю я, когда меня бьют, особенно если чуть ли не через день и по каждому поводу.
Магические способности начали у меня проявляться лет с десяти, я их старательно скрывал — вот это уже не от большого ума. Наслушался страшилок о том, каким жутким испытаниям подвергают начинающих колдунов и сколько их гибнет на первом этапе обучения… Враки. Магов рождается не так много, чтобы гробить их почем зря, а на первом этапе, который проходит на продовольственных складах, умереть можно разве что от скуки. Магическая консервация, сохранение в неизменном виде, проверка состояния припасов, расконсервация без ущерба для вкусовых и питательных качеств… Брр, взаправду жуть, хотя совершенно не такая, как в тех детских байках. Но для меня склад уже в прошлом, спасибо Джазмин.
Откуда на задворках котельной взялась последка — честное слово, не знаю. В Санитарной службе потом сказали, что она вылезла из-под земли на соседнем пустыре, разрытом вдоль и поперек для замены водопроводных труб. Так или иначе, я не призывал ее, ни нарочно, ни безотчетно: повелевать лесными тварями могут только лесные колдуны, это прописная истина.
За котельной стояли угрюмые одноэтажные постройки непонятного назначения, вечно запертые, словно склепы, рос бурьян, лежали штабеля старых досок и ничейные бетонные блоки, торчал из лебеды серый остов заброшенной оранжереи. Если свернуть на тропинку, вьющуюся мимо этих достопримечательностей, от дома до школы можно дойти на десять минут быстрее.
Второй год осени, теплынь, еще и желтеть ничего не начало. Щагер и Сулосен потребовали, чтобы я принес им жареных тыквенных семечек, всю дорогу грызли, сплевывая под ноги белую шелуху. Я шел за ними, выдерживая дистанцию в несколько шагов, а то бы начали плевать в меня. Внезапно стена сорняков возле разрушенной теплицы зашевелилась, и оттуда выбралась эта тварь — или, скорее, вытекла, как червь-плавунец на мелководье. В холке она была мне по пояс, длиной около трех метров. Грязновато-желтая, с белесым, словно мукой запорошенным брюхом и четырьмя парами сильных шипастых лап. Последка, переросток. Вместо того чтобы закуклиться, когда подошел срок, она так и осталась личинкой, продолжая расти до наводящих оторопь размеров.
Ученые никак не договорятся, что такое последки — аномалия или нормальный альтернативный вариант развития у некоторых видов, но все сходятся на том, что лучше б их не было.
Плотоядная скотина, сразу видно. В школе нас учили различать опасные и неопасные разновидности, все коридоры плакатами увешаны.
Дальше… Ну, я ведь уже знал, что способен колдовать, а тут еще такой кошмарный стимул! Замер на месте и соткал морок уподобления, словно я не я, а грязный бетонный блок вроде тех, что громоздятся в гуще чертополоха с колючими пурпурными фонариками. В учебниках самозащиты в каждом разделе есть специальное дополнение «Для магов», оттуда я и знал про этот способ. Там все детально расписано, и я уже втайне практиковался, это иногда помогало от школьной шпаны прятаться.
Щагера и Сулосена последка разорвала. В котельной услышали их крики, вызвали Санитарную службу, примчалась бригада, и эту пакость изрешетили пулями. А я все видел с начала до конца: как они пытались убежать, как личинка с окровавленной мордой раздирала и жрала мясо… Еще и запахи чувствовал, куда от них денешься. Хорошо, что в обморок не свалился, а то бы моя иллюзия мигом закончилась.
Спросите, почему я называю себя убийцей, если не убивал? Так ведь я вполне мог их тоже прикрыть защитным мороком. В первый момент чуть так и не сделал, но передумал. Мелькнуло: вот выручу, а потом опять давай им денег и жареных семечек, и оттирай от грязи Щагеровы ботинки, и бегай вместо Сулосена за пивом для его матери, и обзывай самого себя козлом, дерьмоедом, дуриком по тридцать раз подряд, потому что их это развлекает. Мне и жалко-то не было. Я не злорадствовал, но испытывал несказанное облегчение: неужели взаправду закончилась вся эта тошнотворная дрянь, в которой я барахтался несколько лет кряду?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
