Глава вторая
Тимофеевка — Находка
К месту службы Коркин добирался долго и практически наугад. Поездом до Уссурийска, затем на лесовозе до поселка Тимофеевка. Молодость не заметила дорожных неудобств, слишком велико у лейтенанта было желание скорее прибыть на корабль. Да и окружающая природа не очень его разочаровала. Скорее обрадовала. Дальневосточная тайга напоминала родную нижегородскую природу. Такие же величественные сосны, что плотной стеной стояли вдоль дороги, с первого взгляда выглядели неприступной крепостью, куда человеку вход воспрещен. Свободное место между соснами и кедровником занимали лиственные деревья и пышнотелые кусты лимонника. Лес блистал разноцветными красками и походил на разодетого богатого купца. «Наш нижегородский купец одевается поскромнее», — пришло ему на ум сравнение.
В Тимофеевку Андрей прибыл к ужину. С двумя чемоданами он вышел на пирс, к которому были пришвартованы несколько старых рыболовецких сейнеров и судно вспомогательного флота с облупившимися бортами, плюс тральщик и два сторожевика. Матросы выстроились вереницей и сгружали со вспомогательного судна мешки с мукой и какие-то коробки. На лейтенанта в новенькой форме никто не обратил внимания.
«Поизмялся, конечно», — первой пришла в голову досадная мысль. Но смутило его совсем другое.
Один из боевых кораблей стоял к пирсу правым бортом, другой — левым. В голове у лейтенанта мелькнула флотская примета: как зайдешь на корабль в первый раз, так и служба пойдет. Счастливый знак, когда корабль стоит правым, офицерским бортом. «Судя по всему, служба не пойдет», — подумал Алексей. Его корабль стоял к пирсу левым бортом.
Приняли лейтенанта буднично и равнодушно. Лишь замполит и старпом обрадовались. Замполит сразу загрузил работой — заполнять партийную документацию за прошедшие полгода. Старший помощник командира забил его в график на все корабельные дежурства и вахты. Хотя по уставу, пока новый офицер не сдаст зачеты по знанию корабля, его не имели права заставлять возглавлять дежурную и ходовую службу. В дополнение все нештатные должности повесили на молодого лейтенанта, начиная с общественного дознавателя и заканчивая заведующим офицерской кают-компанией.
Служба в Тимофеевке началась. Через неделю Алексей сдал все зачеты и приступил к исполнению корабельной службы. Дежурным по кораблю он заступал через два дня на третий. Большинство офицеров находилось в разъездах или отпусках, а дежурный отвечал за повседневную организацию работы личного состава корабля. Никакой партийной, комсомольской и в целом воспитательной работы офицеры не проводили. После вечерней проверки они под любым предлогом сбегали с корабля, женатые — домой, холостяки — в местный ресторан. Дежурный офицер оставался вечером и ночью один на один с сотней матросов-срочников.
Рутина постепенно затягивала. Через день — дежурство по кораблю, поездки в штаб и политотдел бригады на совещания, посещение вместе со штурманом гидрографического отдела, поиски сбежавших с корабля в сопки молодых матросов. В то время говорили, что на Тихоокеанском флоте нет такого корабля, с которого бы не убежал матрос. Тогда был сильнейший всплеск неуставных взаимоотношений.
Времени не было, чтобы даже провести комсомольское собрание. Приходилось накоротке собирать свободных от вахт и работ людей, а по ночам заполнять многочисленную комсомольскую документацию.
В ближайшее время кораблю предстояло встать на ремонт в Находке. Семейные офицеры и мичманы любыми путями пытались перейти с корабля куда угодно, лишь бы не идти в ремзавод. Добраться оттуда в поселок, где у них оставались семьи, было делом довольно сложным. Связь между двумя населенными пунктами существовала лишь морем. Раз в неделю из Находки шел пассажирский теплоход до Советской Гавани. Пользовался таким транспортом лишь механик. В отдельной каюте были все условия расслабиться и забыться. «Морской трамвай» заходил в каждый населенный пункт на побережье. Любой мало-мальский шторм он пережидал, укрывшись в прибрежных бухтах. Бывали случаи, что от Находки до Тимофеевки добирались за две недели. Хотя ходу всего было один световой день.
В этот короткий период новой службы с Алексеем произошли два события, которые повлияли на его взгляды и на отношение к нему офицеров и экипажа корабля.
Первое событие произошло в Тимофеевке, второе — в Находке.
К концу ноября погода в заливе Владимира, на берегу которого располагался поселок Тимофеевка, окончательно испортилась. С океана дули сильные ветра, что говорило о зарождающихся там тайфунах. Алексей пока еще и не подозревал об их грозных последствиях для корабля и его экипажа. В голове у него в тот день мелькали обрывки слов романтической песни о моряках, что «только тайфуны и только цунами дарят их женскими именами». Да из радиорубки, где шла утренняя уборка, уже несколько раз подряд звучал голос Юрия Антонова с одной и той же тоскливой песней про осень.
Была суббота. Солнце величаво зависло над сопкой. При порыве ветра оно как будто раскачивалось. Но ветер периодически пропадал, и утреннее солнце снова продолжало свой путь вверх, в облачное небо. До подъема флага оставалось двадцать минут. Стоять дежурным по кораблю Алексею предстояло еще девять часов. Но самое главное — он продежурил без происшествий всю ночь. На прошлом дежурстве у лейтенанта Коровина семь увольняемых моряков в пять утра из дежурной рубки увели отпускные документы и самостоятельно сошли на берег. Офицер забыл закрыть сейф. Пока дежурный спал в каюте положенные два с половиной часа, его помощник, старшина-срочник, отлучился из рубки. А может, и сам отдал документы. В общем, офицер виноват всегда и не было ему оправдания.
По словам старпома, лейтенант Коровин во время дежурства проявил преступное разгильдяйство и, что самое страшное, пошел на поводу у матроса. А матросу, как считал старший помощник командира, только дай сесть офицеру на шею.
Молодые лейтенанты понимали, что если в такой ситуации дать слабину, то вернуть матроса на землю без помощи старпома будет уже невозможно. И это самое страшное из того, что может произойти на службе. Даже страшнее трех заповедей «не нарушай»: не пить в служебное время, не терять секретов и остерегаться женщин из своего подъезда.
Алексей шел по левому борту и делал вид, что проверяет уборку. На самом деле он искал сигнальщика Кукушкина. Молодой матрос сегодня был дежурным сигнальщиком, который каждое утро по четвертому удару рынды и по команде дежурного должен поднимать военно-морской флаг.
Алексей знал, что Кукушкина сейчас прихватили старослужащие на какую-нибудь уборку. Это было нарушением корабельного устава. Вахтенные в приборке и физзарядке не участвуют. Но на корабле офицеры такого нарушения не замечали. Не хотели входить в конфликт с традициями годковщины.
«К подъему флага Кукушкин выйдет в грязной робе и нечищеных прогарах[4]. Это вызовет гнев старпома, и последует выговор дежурному по кораблю. Такое уже бывало, и не только на его дежурстве», — негодовал Алексей.
Кукушкина нигде не было. Экипаж закончил приборочные работы, и Коркин дал команду по корабельной трансляции:
— Экипажу приготовиться к построению на юте[5] для подъема военно-морского флага.
Выдержав секундную паузу, резко прокричал:
— Командиру отделения сигнальщиков прибыть к дежурному по кораблю.
Экипаж не спеша выходил на верхнюю палубу: матросы по левому, офицеры по правому борту. Такое правило было заведено еще в царском флоте. Традиции на флоте чтились, несмотря на разницу в государственном устройстве. А по сути, тем самым поощрялось искусственное разделение матросов и офицеров. Так же, как и в императорском флоте, матрос не имел права без приглашения офицера войти в офицерский отсек и кают-компанию. Причина одна — для матроса офицер должен быть «царь, бог и отец-командир».
В мирное время поддержанию старых традиций уделялось особое внимание. Корабельный устав написан кровью, и тонкая вязь психологии корабельных отношений выдавала свое уравнение в бою. Знаменателем его было беспрекословное подчинение. Почему-то наши российские правозащитники в своих нападках на армию, создавая комитеты по правовой защите призывников, не обратили на этот факт внимания. Наверное, потому, что сами в армии и на флоте не служили. Однако, отменив подобные традиции, они бы окончательно разрушили армию и флот, как это было в 1916 году: гибельной для царской армии стала выборность командиров и отмена воинских званий.
За пять минут до подъема флага в рубку дежурного забежал матрос Кукушкин в сопровождении командира отделения сигнальщиков старшины второй статьи Соколова. Старшине оставалось служить несколько месяцев. Тогда на флоте срочную службу «тянули» три года. Соколов, неосвобожденный секретарь комитета комсомола радиотехнической боевой части, как активист находился в «политическом» подчинении у освобожденного секретаря комитета ВЛКСМ корабля.
