— Наполеону было полегче! — сказал я. — Он ввязывался, а под пули шли другие. Словом, я хотел бы посмотреть материалы дела. И тогда поговорим обо всем остальном.
И поднялся из кресла. Самед бросил жалобный взгляд на Костю Меркулова.
— Сядь! — негромко сказал Костя. — Разговор не окончен. Что ты как красна девица? Просьба Президента, что тут непонятно?
Я сел. Хотя кто такой для меня нынче Костя Меркулов, чтобы мне приказывать? Друг — да. Но уже не мой непосредственный начальник. Хотя и мой непосредственный сегодня утром дал добро. Словом, обложили меня начальники со всех сторон. Как волка красными флажками. Мол, можете отказаться, но не рекомендуем. Еще утром, дома, я был почти согласен. Но здесь понял, что меня запихивают в банку с пауками, которые непременно захотят меня использовать друг против друга. И мне стало не по себе. У них там подковерная борьба, а я, значит, должен во всем разобраться. Было бы у них нефти поменьше, никто бы у нас не проявил к этой истории интереса. Но тут идет дележ пирога, да какого — миллиардов на сто, не меньше.
А мне надо браться за дело, которого я даже в глаза не видел.
— Там есть хоть свидетели? — спросил я. — Или они тоже чьи-то люди?
Самед прикрыл глаза и покачал головой, что означало: свидетелей нет.
Ладно, дело знакомое, обойдемся без свидетелей.
— А хоть какие-то вещдоки, отпечатки пальцев, хоть что-то там есть?
Он пожал плечами.
— Поймите меня правильно, Александр Борисович, — сказал он. — Я могу показать вам дело лишь после того, как вы дадите согласие. А не до того. Мне следовало сказать вам об этом сразу, но, по-моему, это было уже оговорено с господином Меркуловым... — Он посмотрел на Костю, тот согласно кивнул. — Вы вправе взять с собой сотрудников каких пожелаете, у них будет тот же статус, что и у вас.
Я почему-то тут же подумал о Ларе Колесниковой. Вот бы снять с ней на пару номер люкс в каком-нибудь «Интуристе». В том, что в Баку наверняка имеется гостиница «Интурист», я не сомневался.
Но тут же отбросил эту мысль. Я же собирался втянуть в эту историю Витю Солонина. А Лара, поди, забыла про меня за время моего долгого отсутствия. Я бы на ее месте забыл. Не тот я рыцарь на белом коне, по которому сохнут до гробовой доски.
— Мы обсуждали с вами, Самед Асланович, и другой вопрос, — сказал Костя. — Я говорю о легенде для господина Турецкого. Исключено, что он поедет к вам под своим именем.
Лицо хозяина кабинета сразу стало кислым. Явный лодырь, подумал я неприязненно, наверное, сразу представил себе, как заскрипит от неудовольствия проржавевшая чиновничья машина, которую надо постоянно подмазывать. Охота им заниматься моим новым паспортом, моей легендой... Но Костя прав. Только под чужим именем. Питер усек это сразу. Для профессионалов здесь нет вопросов. Только под чужим именем. Именно так. Я просто не с того начал.
— Собираетесь ли вы менять внешность? — спросил Самед.
— Еще чего! — воскликнул я.
— Подумаем... — сказал Костя, погасив мое возмущение. — Мы обсудим в своем кругу, как именно это сделать.
— Думаю, этот вопрос будет решен положительно, — важно сказал Самед. — Хотя непонятно, чего вы так этого боитесь.
— Есть чего опасаться, — сказал я. — Речь идет не о моей шкуре. Речь идет о тех, кого я сейчас представляю. И не будем больше это обсуждать... Итак, я хотел бы посмотреть это дело.
— Можно ли вас понимать так, что вы согласны? — спросил Самед, облегченно вздохнув.
— Да, — сказал за меня Костя Меркулов.
— Но хотя бы своими словами немного об этом деле, — попросил я, испытывая вместе с хозяином кабинета какое-то облегчение. Кости- но «да» как бы освободило меня от сомнений.
— Произошло это на площади Ахундова, почти в центре, возле памятника поэту. Три машины, как я уже сказал, обогнали машину моего троюродного брата, Алекпера. Притормозили, взяли в клещи.
— Ну да, две «девятки» цвета мокрого асфальта, — вспомнил я. — Вы уже говорили. И «вольво» белого цвета. На какой же машине следовал ваш родственник?
— Прежде всего — это родственник нашего Президента. — Впервые за всю беседу в глазах моего собеседника появилась жесткость. Он даже свои пухлые губы каким-то образом вытянул в ниточку.
— Мне это, чтоб вы знали, абсолютно все равно, — сказал я. — Если я берусь за дело, то сразу отметаю в сторону, кто кому дядя или свояк. Придет время — поинтересуюсь. Итак, повторяю вопрос: на какой машине следовал к месту события ваш родственник? Ваш. Когда буду обсуждать это с вашим Президентом, спрошу у него то же самое.
— Он был в шестисотом «мерседесе», — ответил Самед Асланович. Мол, еще спрашивает! В какой другой машине мог находиться столь важный человек?
— Бронированный? С охраной? А испугался каких-то «Жигулей» цвета мокрых куриц?
Костя громко хмыкнул и покачал головой.
— Я вас предупреждал, — ответил он на жалобный взгляд хозяина кабинета. — У Александра Борисовича необычная форма разговора. Придется к ней привыкать. И лучше отвечать как есть, если желаете помочь делу. Если вам, Самед Асланович, подобная форма разговора кажется неуместной, тогда лучше сразу прервемся до получения документов...
Самед задумался. Он очень хотел стать чрезвычайным и полномочным послом именно здесь, в Москве. Это было видно по его глазам.
В Париже он бы чувствовал себя неуютно. В Париже не перед кем красоваться, не перед кем надуваться от важности, что Президент — троюродный дядя. В Москве на это пока клюют. И тот факт, что он провел здесь свое детство, конечно, имеет значение.
— «Мерседес» был бронированный, — сказал он. — Но водитель не хотел лишних жертв. Сбежались зеваки, собралась толпа...
— Ну да, думали, что снимается кино, — кивнул я. — Толпу часто одолевает просто любопытство, пока не прольется первая кровь.
— А разве нельзя было прибавить газу? «Девятка» от «мерседеса» отлетела бы, как биллиардный шар от кия, — сказал Костя.
Вопрос был праздный. Ни водитель, ни троюродный братец никакой решающей роли в том столкновении не играли. Дело было в другом. В «черном золоте», мать его так!
У меня давно была мечта посмотреть в глаза нашим академикам-атомщикам. Ну где ваша управляемая термоядерная реакция, которую вы все время обещаете? Благодаря которой нефть перестанет смешиваться с кровью. Откройте ее наконец!
А то ведь Аллах распорядился так, что наделил этим нефтяным богатством своих правоверных, которые и не знали бы, что с ней делать, если бы неверные не изобрели свои двигатели внутреннего сгорания и прочие ракеты. И вот сталкиваемся лбами... Неверные им — ракеты и самолеты, «мерседесы» и «кадиллаки», а они им — свою нефть...
Замечательно все продумал Аллах. Наш Иегова, или Саваоф, спохватился поздно. Сунул, что осталось — нефть в труднодоступных местах: в тундре, в ледяных морях... И вот неверные идут на поклон к иноверцам. А те пользуются этим обстоятельством, надрываются, пересчитывая пачки долларов. И посмеиваются над белыми спесивцами, полагающими, будто этот мир создан для них.
3
Виктор Солонин спал в своем кресле возле иллюминатора, когда его кто-то грубо толкнул в плечо.
Он мгновенно проснулся, схватился за ствол автомата и туг же резко убрал руку. Сказал себе: спокойно. А то еще, чего доброго, этот черноусый красавец нажмет на гашетку. С него станется. Вон как покраснели белки глаз...
— Мани... Слушай, мани, валюту давай, да? — сказал ему нападавший и приставил ствол к его виску.
Похоже на захват самолета, подумал Солонин и увидел краем глаза, как несколько чернобородых мужиков потрошат бумажники пассажиров.
Это бывает. Сначала велят командиру лайнера лететь куда им хочется, а между делом собирают дань с богатеньких пассажиров.
— Ты бы убрал ствол, — сказал Виктор, делая вид, что хочет залезть во внутренний карман пиджака.
Положение было безвыходное. Справа — иллюминатор, за которым далеко внизу плыли облака, слева — испуганно сопящий толстяк, чье брюхо полностью загораживало проход. Тут никакие навыки, приобретенные в школе мистера Реддвея, не помогут.
— Русский, да? — кровожадно ощерился джигит и щелкнул для убедительности затвором.
— Я эмигрант, — сказал Виктор, — если вам это интересно. Мои предки до революции имели в России кое-какую недвижимость. Новые власти обещали разобраться и даже что-то вернуть.
— А почему в Тегеран летишь, а? — не отставал тот.
Наверное, чеченец, подумал Солонин. Не хотят лететь с пересадками, и тут я их понимаю. А как они пронесли на борт оружие, даже думать не хочу. Поскорее хотят домой.
— Эй, Сайд! — крикнул, обернувшись, высокий длиннобородый чеченец, пересчитывавший деньги из чужого бумажника. — Что за разговоры, слушай? Не дает, так пристрели и возьми сам!
