— Да нет. Понятно, что он где-то это видел раньше, просто не помнит. При чем тут Андрей Первозванный? Вот что меня смутило. Ты не знаешь?
— Я знаю, что его распяли на Андреевском кресте, — пожал плечами Шуйга. Незачем, незачем говорить Десницкому, какой он наивный дуралей. Со своими видениями и апостолами.
— Это и я знаю… Надо было перед выездом почитать это чертово Евангелие… Но, согласись, странно выглядит предложение стать таким же, как Андрей Первозванный, и перебраться в Петербург из этой дыры, только потому, что тебе приснился сон про страшную пасть, пожирающую души. Изрядно богохульный сон… И кошмарный — ведь жуть берет…
— Тебя? Берет жуть? — Шуйга приподнялся на локте.
— Не меня. А ребенка, воспитанного на вере в бога. Ну это как если бы Дед Мороз воровал и ел детей. Когнитивный диссонанс.
— Бога нет, — выдвинул Шуйга свой самый сильный аргумент.
— При чем тут бог? Помнишь: и если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился черт с рогами, и принять соответствующие меры вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах…
Он мастерски цитировал прозу, этого у него было не отнять. Шуйга раза три сверял его слова с первоисточниками и грубых ошибок не обнаружил. Сам он помнил только «массаракш» и цитаты из фильмов, чем очень гордился.
— Это уже не наш дом, — со злостью ответил Шуйга.
— А чей? Хоругвеносцев, что ли? — показалось, или в эти слова Десницкий вложил что-то вроде горечи?
— Дайте мне перекреститься, а не то в лицо ударю, — хмыкнул Шуйга, чтобы немного смягчить пафос своего предыдущего замечания.
— Дело ведь не в видении, а в этом архиерее. — Дядя Тор пропустил мимо ушей его меткую цитату. — А если кто-нибудь в этот сон поверит?
Может, Десницкий прав? И Шуйга напрасно считает себя негодяем? Может, все дело в этом дурацком видении? Мысль была приятна и удобна. Избавляла от угрызений совести. И от воспоминаний о беззвучных детских слезах на пороге участка…
Десницкий же продолжал развивать свою идею:
— Послушай: доказать существование бога нельзя, но нельзя и опровергнуть. А потому можно гипотетически предполагать его существование.
— Сбрендил? — искренне спросил Шуйга.
— Только логика этой гипотезы подразумевает вовсе не доброго и всемогущего боженьку, создавшего Вселенную, а… вот что-то такое… Вроде пасти.
— Которое питается гипотетически существующими душами, гипотетически покидающими тело после смерти?
— Гипотезы существования души есть в современной науке. И давно. Но… в самом деле, ничто ведь не противоречит гипотезе существования такого вот бога… Знаешь, я был убежден, что церковная верхушка — они неверующие.
— Это будет очень трудно доказать в суде, — фыркнул Шуйга.
— Это вообще невозможно доказать. Однако… это несовместимо: верить — и творить все это. Но если у них не вера, а знание? Что тогда?
— Ты ваще обалдел, конспиролог? Тайное знание от египетских фараонов, что ли? Каббала?
— Не от египетских фараонов…
Шуйга расхохотался.
— А от кого? От Странников?
Десницкий не обиделся, а имел полное право. Нет, у него не было чувства юмора, он принялся объяснять:
— Странники — такая же сказка, как бог, только изначально заявленная как сказка, а не как реальность. Однако назови и то, и другое гипотезой, и это будет вполне научный подход.
— И что? Ты намерен бороться со злым богом и победить? — Шуйга зевнул. Ему почему-то хотелось вывести Десницкого из себя. Ну, чтобы он хотя бы обиженно повернулся носом к стенке.
— Нет, — как ни в чем не бывало ответил Десницкий. — Но… Понимаешь, это сомнение, которое может убить веру. Скажи какой-нибудь мамочке, что ее ребенка посвящают не доброму боженьке, а кровожадному людоеду…
— И она обвинит тебя в оскорблении ее религиозных чувств, — хмыкнул Шуйга.
— Конечно. Но она это запомнит. Она… испугается. Понимаешь, наш спор с ними бесплоден, мы ведем дискуссии на разной логике, на… разной территории. На разных языках, если хочешь. А этот язык и эту логику они понимают. Бог есть или бога нет — это коса на камень. А если бог есть, но он вовсе не любовь, а чудовище?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты хочешь вызвать когнитивный диссонанс у миллионов?
— Я хочу… чтобы люди стали сильней. Взрослей.
— А, то есть найти таблетку от православия головного мозга? Не всем же быть такими, как ты: сильными и всегда правыми.
Десницкий так и не отвернулся носом к стене, Шуйга заснул раньше. Помнил только смутно, как дядя Тор встал и погасил бра у него в изголовье.
И, конечно, ничего удивительного не было в том, что среди ночи к ним в номер высадили дверь… В самом деле, «ребята» приехали со всего района, выпили вечером водочки — надо же им как-то себя реализовать. А тут два отъявленных врага их веры засветили синие паспорта на ресепшене. Понятно, что если не евреи, то точно извращенцы, воры или убийцы, а то и похуже — космополиты и шпионы ЦРУ.
Все желающие полюбоваться на семейные трусы Десницкого в номер не поместились — толпились в коридоре, приподнимаясь на цыпочки, чтобы их разглядеть. Шуйга же предпочел из-под одеяла не вылезать — морщился от вспыхнувшего света и делал наивное (и невинное) лицо.
В иерархии и знаках различия хоругвеносцев он не разбирался, но старшего же видно сразу: тот прошелся по номеру, где негде было развернуться, и уставился на Шуйгу сверху вниз (видимо, потому, что на вскочившего на ноги Десницкого смотреть пришлось бы снизу вверх).
— Нам тут поступил сигнал… — старший дозорный кашлянул и разочарованно оглядел раздвинутые кровати, — об уголовно наказуемом деянии… В своей резервации хоть с козлами (тут он произнес простое русское слово, обозначающее то ли половой акт, то ли трудную работу), а у нас такое запрещено.
«Козла» они оставили под окнами, а не взяли с собой в номер (если имелась в виду трудная работа). Однако Шуйга делал ставку на первый вариант и не удержался:
— Да что вы, ребята, как можно, в постный день?
А на лице Десницкого не дрогнул ни один мускул — он так и стоял с приоткрытым от удивления ртом. И только когда старший заговорил о поездке в участок для проведения экспертизы, Шуйга заметил, как сжимается правый кулак Десницкого, а на руке ниже локтя вспухают напрягшиеся мышцы…
Убьют. Один раз дать этой мрази в зубы — и запинают сапогами насмерть. Впрочем, лучше насмерть, чем калекой и до конца жизни в лагерях…
Шуйга еле успел: увесистый кулак уже пошел вверх, когда он перехватил запястье Десницкого, сделав вид, что встал рядом.
— Славка, не надо. Это заводка просто, в участке экспертизу не делают, тем более ночью.
— Потребуется — сделают, — веско сказал старший.
Десницкий тряхнул головой.
— Извини. Это… спросонья.
Его когнитивный диссонанс зашкаливал: даже Шуйга понимал, что правильно будет без сопротивления поехать в участок, потому как если здесь тебе врезали по правой щеке, надо подставить левую, а иначе будет хуже, гораздо хуже…
— Поехали, — кивнул Десницкий не менее веско, чем старший дозорный.
Ответ разочаровал хоругвеносцев — видно, они рассчитывали на сопротивление.
А может, и не хоругвеносцы придумали этот «сигнал», потому что в участке Шуйгу и Десницкого ждал вовсе не врач-проктолог (а Десницкий явно нервничал, хотя и делал вид, что спокоен).
Теперь там было тихо, в коридорах горели только тусклые сорокаваттки, дежурный дремал в своем «стакане» и дозорные убрались прочь. Оттого, наверное, этот освещенный настольной лампой кабинет и показался немного жутким. Лампа была направлена не на стол с бумагами, а в глаза тем, кто сидел напротив, и потому человек за столом напоминал одного из Девяти — отсутствием лица под черным капюшоном. Разговор с темнотой всегда дезориентирует.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Дядя Тор, если я ничего не путаю? — раздался голос одного из Девяти.
— Это прозвище такое, — почему-то начал оправдываться Шуйга. Пошутил, называется…