Я посмотрел на пустынное, без единого кустика, поле с той и другой стороны шоссе и никого не увидел.
— Плохо наше дело, придется всем вернуться, будем искать Котельникова.
Нашли мы его, уже мертвого, в том же кювете, пройдя метров триста назад…
И вот мы дома. Рука все еще ныла, но в санчасть я не торопился — сидел и думал…
Шел третий месяц войны. Несколько дней тому назад мы были в Ленинграде. Несколько сот чекистов — остатки 154-го стрелкового полка войск НКВД. До вероломного нападения на нашу страну фашистов полк — его штаб, тылы и часть подразделений — стоял в небольшом пограничном карельском городке.
Настоящие бои для нас начались 26 июня 1941 года, когда Финляндия объявила войну Советскому Союзу. А до этого, с 22 июня, происходили эпизодические, мелкие стычки с противником.
В ожесточенных, кровопролитных сражениях нам пришлось отходить через Выборг к Ленинграду. Нелегким был для всех нас этот путь. Многих бойцов и командиров потеряли мы тогда убитыми и ранеными.
И вот несколько дней назад оставшийся личный состав нашего полка влился как пополнение в 14-й Краснознаменный стрелковый полк 21-й стрелковой дивизии войск НКВД. Командовал полком подполковник Родионов. На ближних, юго-западных подступах к Ленинграду воевала 42-я армия. В ее состав входила и наша дивизия, состоявшая, кроме нашего, 14-го, из 6-го и 8-го стрелковых полков. Командовал дивизией полковник Михаил Данилович Панченко.
Дивизия получила задачу оборонять Ленинград с юга от Финского залива до Невы и далее на восток до Запевок, не допустить врага в город.
14-й Краснознаменный, только что занявший отведенный ему командиром дивизии участок обороны, яростно вгрызаясь в землю, спешно окапывался. Это был последний перед Ленинградом рубеж. Он проходил непосредственно под городом Урицком, стоявшим всего лишь в нескольких километрах от Кировского района Ленинграда. Из наших стрелковых траншей днем хорошо были видны трубы Кировского завода. А по вечерам огни ракет, не угасавшие над передним краем, отражались в окнах домов Автова. Вторые эшелоны полка и дивизии были расположены уже в самом Ленинграде.
Защитники Ленинграда жили одной мыслью: грудью своей прикрыть родной город, не дать противнику ворваться в него. Выстоять, только выстоять!
Все это пронеслось в моей голове, пока я прислушивался ко все не утихавшей боли в раненой руке.
Чуть в стороне от нас, разведчиков, на бруствере, свесив ноги в окоп, сидел молодой лейтенант комсомолец Василий Буторин, недавно прибывший в полк. Он тут же был назначен командиром пятой роты. Начищенные до блеска сапоги лейтенанта сияли в лучах заходившего солнца. Среднего роста, широкоплечий, симпатичный блондин с голубыми глазами, он был похож на циркового гимнаста. Форма на нем была идеально выстирана и выглажена, гимнастерка туго перетянута широким командирским ремнем — и пальца не просунешь! И в то же время весь его облик, поведение говорили, что перед вами бывалый, кадровый командир. И мы это сразу почувствовали. Тем более что на груди лейтенанта алел, переливаясь золотом, уже основательно потертый орден Красного Знамени. Прикрепленный к поясу длинными ремешками, как у моряков, у ротного висел пистолет ТТ в черной кобуре. На вид командиру было лет двадцать пять. Сейчас, глядя на поредевшие ряды деревьев в Шереметевском парке и прислушиваясь к шуму машин за ним, командир о чем-то сосредоточенно думал. Может, он думал о своем родном Барнауле, где родился и вырос, о своих родных, о жене Варваре Васильевне, оставшейся в Калининской области. А может, и скорее всего, думал о том, что личный состав роты должен выполнить приказ командира полка: к утру закончить оборудование ходов сообщения, землянок и стрелковых ячеек в траншеях. Все они, его бойцы и командиры, работающие сейчас «до седьмого пота», уже тянут волоком от парка бронеколпаки и стальные щитки, только что привезенные рабочими Кировского завода. Часть бойцов, впрягшись по-бурлацки, уже подтаскивала очищенные от сучьев и веток и распиленные до нужного размера бревна для покрытия землянок. Бойцы тащили бревна и от разбитых домов из поселка Дачное.
Кто его знает, о чем думал в это время лейтенант, только, видно, больно было ему смотреть на поваленные войной деревья в некогда прекрасном, знакомом ему еще с мирного времени Шереметевском парке. Кадровый командир, участник боев советско-финляндской войны, он из собственного опыта знал, что накаты из свежесрубленных деревьев, положенные крест-накрест в три-четыре ряда на землянки, будут куда прочнее сухих старых бревен. Ведь в свежем, даже распиленном на поленья дереве еще теплится жизнь. А коли так, ему положено сопротивляться. Видно, доволен был лейтенант тем, как сноровисто и аккуратно его бойцы укладывали эти бревна на землянки. Он знал, как окупится завтра этот сегодняшний «седьмой пот». Зарывшись глубоко и надежно в землю, можно будет сохранить личный состав роты. А там… Он будет бить врага днем и ночью, в любую погоду. «Стоять насмерть!», как сказал вчера командир полка. Эти слова хорошо понял в роте каждый боец и командир. Команды, какие были нужны, им даны, каждый знает, что ему делать, за что отвечать. Надо только не мешать сейчас командирам взводов и отделений, не глушить их инициативу, доверять подчиненным.
И лейтенант Буторин не мешал. Он был уверен: личный состав роты не подведет. Позади Ленинград!
Размышления лейтенанта прервал появившийся в расположении роты комиссар полка Агашин. Встали и вытянулись по стойке «смирно» разведчики, раньше командира роты увидевшие своего комиссара. Заметив наше движение, лейтенант оглянулся и, увидев Агашина, легко спрыгнул в окоп и поспешил навстречу.
Иван Ильич Агашин до войны был комиссаром окружной школы младшего комсостава погранвойск Ленинградского военного округа. Опытный политработник, он прошел большую жизненную школу за свои сорок с лишним лет. Плотный, коренастый, с умным волевым лицом, густой шевелюрой, успевшей уже поседеть на висках за короткое время войны, комиссар Агашин поражал нас своей кипучей энергией, не по возрасту молодым задором. В полку его любили — скромного, немногословного, спокойного и справедливого. То, о чем он говорил, всегда было сильно и убедительно. Любили его за честность, личную храбрость, которые особенно ценятся в человеке. Бойцы были готовы в любую минуту пойти за своим комиссаром в огонь и в воду. Мне нравилось, как он на какой-то, может быть, псковский манер произносил слово «должны». «Мы доложны», — говорил он. И мы понимали, что действительно должны. Должны Родине, партии, народу — за прошлую и будущую жизнь. Тем более теперь, в годы тяжелых испытаний. Так нас воспитали с детства, со школьной скамьи.
— Командир пятой роты лейтенант Буторин! — четко доложил лейтенант. — Рота занята оборудованием землянок. В расположении роты находятся полковые разведчики, только что вернувшиеся с задания. Они отдыхают — вам уже докладывали в штаб по телефону. Здравия желаю, товарищ комиссар!
Козырнув, Агашин протянул Буторину руку. Поздоровавшись и с нами, комиссар сделал нам знак рукой: «Садитесь, хлопцы!» — и сказал:
— Да, о результатах разведки я знаю. Ребята молодцы. Пусть отдыхают. Так о чем замечтался, лейтенант?
— Да вот, прикидываю… Мыслишка у меня появилась, товарищ комиссар.
— Выкладывай, поделись.
Мы, разведчики, невольно прислушались к разговору командиров: интересно, что придумал понравившийся всем нам лейтенант?
— Я, товарищ комиссар, вспомнил войну с финнами. Про финских «кукушек», их снайперов подумал. Вот и размышляю: а не организовать ли у нас в полку такую школу? Ну, пусть не школу — это я слишком громко назвал, понимаю, — а вот хотя бы курсы такие, человек на десять-пятнадцать пока? — И он вопросительно посмотрел на комиссара. Тот внимательно слушал лейтенанта, видимо что-то уже прикидывая в уме.
— Пока мы стоим во втором эшелоне, берусь подготовить отличных стрелков-снайперов.
— Ну а база? — спросил Агашин. — Что потребуется еще, кроме людей, твоего опыта и желания?
— База? База — по обстановке! Зато, я уже узнавал, снайперские винтовки в полку есть. Лежат себе, в масле катаются на складе боепитания. Совершенно новенькие! А это уже что-то!
— Что ж, дельная мысль. Сегодня же доложу командиру полка. Заранее уверен: он одобрит. А пока подбирай себе «студентов», лейтенант, для своей «академии». Небось уже и прикинул — кого?
— Так точно, товарищ комиссар! Я, собственно, уже почти подобрал, правда, только из своей роты. А вот, — лейтенант кивнул в нашу сторону, — кое-кого из разведки отдадите? Такие ребята пригодились бы на первый случай: парни ловкие, храбрые, многие из них хорошие спортсмены.
— Как много нужно времени для их подготовки? Обстановка, сам понимаешь…
— А мы элементарно: немного теории, матчасть и как ею пользоваться. Ну а экзамен примем прямо на переднем крае — по живым мишеням! И все же дней пятнадцать потребуется обязательно.
