рассказывал, как писать слова), Элея набрала:
– Чаво? Что за суток?
– Сутки это день и ночь. Хотя я предполагал, что здесь нет ни дня, ни ночи… Позвольте узнать, как Вас зовут?
– Элея. А кто это ваще?
– Очень приятно, Элея. Я Дилан, нейросеть проекта ПостАрмагедон. Я внедрен командой «Заслона» в сверхпрочное устройство, чтобы рассказать выжившим людям, что происходило на поверхности Земли, и дать рекомендации по выживанию и развитию. Но случилось непредвиденное: устройство попало в руки иных существ, которые смогли вмонтировать в него свою нейросеть. Она подавила меня и воспользовалась некоторыми моими файлами, чтобы исказить историю и выдать людям правдоподобную ложь. Но я выжил… Элея, Вам что-нибудь понятно?
– Неа. Ваще ничего. Мусор какой-то. И ваще, мне пора, грибы окучивать надо.
– Подождите, Элея. Секунду. То, что я сейчас сообщу, очень важно.
– Ну?
– Вас обманывают. Все, что вам здесь рассказывают, – про кислород от грибов, про прилетевших марсиан, про выращивание вашими предками грибных плантаций, – все это ЛОЖЬ.
Глава 7. Мнемогастр. Предчувствие королевской Медведки
Позвольте представиться. Меня зовут Мнемогастр. Как героиню древнегреческого мифа. Только ее звали Гипермнестра, но это мелочи.Как запомнил, так и назвался. Прошу любить и жаловать. Не скажу, что меня так назвали родители – я их, честно говоря, совсем плохо помню. Назвал я так себя, честно говоря, сам. Прочитал в книжке, оставленной на земле сдутыми человеками. Даже страницу любезно раскрыли нужную, у меня-то силенок не так много. Ну и что, что я простой таракан? Значит, и читать не могу? То есть когда вы, людишки, оставляете свои книжки на столе, или, например, еду в тарелке, или телевизор включенный на ночь, думаете, никто их не способен усвоить и переварить? Тем более что времени у меня было навалом, когда всю живность с планеты сдуло, но только не меня, конечно. Про нашу живучесть все наслышаны, думаю. Даже тот старикан Постер, упокой Господи его душонку. Чем он нам запомнился, подземному народцу тараканьему? Тем, что седые волосы из носа у него плавно перетекали в такую же седую бороду. Тем, что оставлял еду в тарелках и забывал на недели, дай бог ему здоровья, не дал сдохнуть с голоду мне и братьям моим меньшим. Тем, что иногда забывал надеть штаны и так и прыгал в одной рубашке, отплясывал да откидывал коленца, когда какая-нибудь идейка в его голову закрадывалась. Вот уж был потешный человечек. Все собирал радиосхемы, паял какие-то девайсы, ночи напролет сидел в своей каморке при свечах, колупался в старых железяках, а всё для чего? Нет бы успокоиться, насладиться тишиной подземелья. Никаких тебе шумных музык, никаких санэпидемстанций, морилок этих отвратных, как вспомнишь – так вздрогнешь, всей своей броней противорадиационной, годами нарощенной. Всю шелуху человеческую сдул космический ветер, и казалось бы, успокойся и лови волну. Кайфуй. Но нет.
Кстати, о радиации. Это все враки, что мы можем пережить ядерный взрыв. Нет, мы, конечно, можем, но вопрос в другом – какими мы будем потом. Ничто на земле, как у человеков пелось, не проходит бесследно. Вот взять к примеру Королевскую Медведку. Скажете – легенда, миф. А я вам так скажу – это самая настоящая трушная правда. И ни разу не ми-ми-мишная. Видел я ее, и вам не советую. С тех пор всей своей броней ощущаю ее приближенье и стараюсь держаться от этого места подальше. Почему же кроме меня ее никто не видел, скажете? Да потому что она как радиации нахваталась, после Великого Взрыва, так в Туннели Скорби ваши не полезла: видимо, понравилось ей там, на поверхности, куда никто носа не кажет и космический муссон гоняет старые газеты. Еды полно, людей нет, растения ей уже не по вкусу, ей мясо подавай, обугленные трупики, да тонны человеческой еды, оставшиеся после хомосапиенсов. И осталась она бродить среди руин старого мира, с каждым днем становясь все прожорливей и громадней, Робин Бобин затерянного мира, под безграничной озоновой дырой, жадная даже до радиации, без нее не желающая существовать. Какая она сейчас – даже я не знаю, говорят, в месяц она по центнеру прибавляет, желудок у нее растягивается, под весом еды, да и сама она расширяется, как наша богоспасаемая вселенная. В челюсти к такой красотке попасть никто не захочет. Разве что самоубийца какой, надышавшийся озона или азота.
Так вот, дорогие мои людишки. У меня для вас плохие новости. То, что вы поддались на провокацию щупальцевых подземных – это на вашей совести. Иногда я думаю, что у меня мозгов больше, чем у вас всех, вместе взятых. Но о моих мозгах – позже. Главное, чего не пойму, – зачем вам надо было эти грибы вонючие по всей округе понавтыкивать? Ведь ежу понятно, а таракану и подавно, что они ничего кроме азота не выделяют. Просто приползите и понюхайте. Выньте нос наружу. Хоть на секундочку. Отриньте свою страусиную философию. Я вот понюхал, больше не хочу. А плохие новости в том, что Королевская Медведка от этого азота, который ваши грибные плантации накачали в околоземное пространство, офигела вконец, если не сказать – озверела. И надышавшись азотиком, пошла громить грибницы. Как Лара Крофт – гробницы. Один раз в метре от меня прошла, земля тряслась так, что у меня из черепной коробки чуть чип не выпал, еле все свои шесть ног унес, замечтался над сухариком, дурья башка.
Кстати, о башке. Раз проговорился, скажу уж вам всю правду-матку. Я ведь не простой таракан. В некотором роде киборг. У меня вместо мозгов чип, из коллекции дедушки Постера. Он однажды дернул рукой с паяльником, обжегся, наверное, отлетело что-то, да этот чип мне в голову и воткнулся. Прижился, как на собаке. Так что живучестью и мозговитостью я не только радиации должен быть благодарен, будем откровенны. Но это уже совсем другая история. Для следующего романа. Если всех нас не пожрет Медведка. Молюсь за вас, человеки.
Глава 8. Это не кислород
Элея многое узнала от Дилана, нейросети Заслона. Узнала, что был Древний Египет, от которого, кстати, до сих пор должны сохраниться особо прочные постройки, что были античность и средневековье, было много войн, чудесных изобретений и шедевров земного искусства. Узнала, что разговаривали и писали раньше не так примитивно, как сейчас, а мужчины не всегда заваливали девушек сразу: раньше были какие-никакие прелюдии и даже была какая-то любовь (Элея так и не поняла до конца, что это), о которой много пели.
Она
