На улице сгущается ночь, и даже думать не хочу, чтобы просить Егора приехать, пусть и не на общественном транспорте. Дорога скидок на возраст не делает. Пусть лучше дома будет, в тепле и безопасности, и мне чуть проще вернуться к прошлому через экран: иллюзия как будто и не возвращаешься.
Я вижу, что Егор онлайн, но на звонок долго не отвечает. Десятка два навязчивых гудков и наконец он появляется: взъерошенный, но вроде не в пижаме.
— Привет, — подпираю подбородок ладонью.
— Привет, — подпирает свой.
— Не спишь, повторушка?
— Да нет, мисс "слишком завышенное самомнение". — Хихикаем оба, как первоклассники. — А ты хотела пожелать мне спокойной ночи?
И не упрек, я знаю — не упрек, а все равно что-то за душу (вот ведь, живучая) дергает. Он ведь когда в больницу пришел, сбежав из Англии, сказал: беду почуял, потому что я никогда о нем не забывала. А я… И ноутбук принес, а я не звонила. Сама приучила, что он нужен, что достоин любви, и что люблю его, но замкнулась в своей боли, пестовала ее вместо того, чтобы тянуться к живому и близкому — совсем как сериальная героиня.
— Хотела, — сглатываю ком в горле от мгновенной веры в его глазах, — только и поговорить нужно.
— Ню-ню?
— Сейчас.
Я так и думала, что снова все слова растеряю. Мне легче с ручкой и бумагой общаться, с клавишами ноутбука, чем с человеком, особенно если он дорог.
— Егор, понимаешь…
— Я постараюсь понять.
И улыбается так тепло и смотрит так доверчиво, что хочется обнять его, забыв о подставе с редактором и интервью; затискать, ухватить за впалые щечки. Нельзя мне брать его к себе — разбалую, ох, разбалую этого обормотика.
— Может, по чарочке для храбрости? — подмигивает Егор.
— Я тебе выпью! — грожу кулаком.
— Ну начинай тогда, а то инфаркт заработаю.
— Что так?
— А догадаться самой не судьба? Переживаю за тебя. Вот куда ты опять вляпалась? Выкладывай давай, вместе подумаем, как выкрутиться. Ой, подожди!
Подскакивает, на секунду исчезает из видимости, возвращается после характерного щелчка щеколды.
— Собралась с мыслями?
Не то чтобы очень, но не встречать же рассвет с ноутбуком на коленях.
— Хочу поговорить с тобой о Макаре, — решаюсь я и наблюдаю немного жутковатое зрелище. Вот по ту сторону экрана с тобой разговаривает обычный ребенок, дурачится, бросает сленговые словечки, а вот тебя разглядывает старец. А человек один.
— Конечно, я бы предпочла, чтобы ты не был в курсе того, что случилось…
— А я бы предпочел, чтобы с тобой этого не случалось…
И мне приходится приложить усилия, чтобы не раскваситься, а продолжить говорить. Рассказываю Егору почти все, что узнала от Макара. Подозрения и участь тестя со свекровью в устранении жен Яра оставляю себе — не хватало вконец расшатать шаткие отношения Егора с родителями, но он ловко считывает между строк, потому что первое, что спрашивает, когда я замолкаю:
— Моих подозреваешь?
Солгать нет сил, и выгораживать их не могу.
— Я так и думал. Не хочешь поговорить с Ярославом?
— Нет!
— И больше его не любишь?
Дышать становится невыносимо. Мне кажется, я снова голая на заднем дворе, царапаю влажную землю и сыплю горсть за горстью на себя, чтобы согреться. Мне кажется, я дико кричу, когда по онемевшим лодыжкам стекает жизнь моего ребенка. Мне кажется, меня рубают на части слова любимого мужчины, что он не может больше ко мне прикоснуться. Мне кажется, я вновь умираю, когда смотрю на мальчика, просящего быстрей придумать ему имя. Мне кажется, схожу с ума, когда улавливаю тень… знакомую тень…
Моргаю. Нет, мне все же показалось, и слава Богу, я второй раз не смогу перейти через край и вернуться. Лицо Егора непроницаемо, но лампа неудачно отсвечивает, делая его слишком бледным.
— Макар мне нужен, — говорю ему.
— А я?
— Тебя я люблю.
— Ты хочешь, чтобы я жил с тобой?
— Хочу, чтобы ты был счастлив.
— А ты?
— И я, — после паузы и явного недоверия в темных глазах, добавляю: — Я попытаюсь.
— А я помогу.
И ощущение такое, словно дает клятву. Мой маленький защитник. Мой настоящий воин. Посылает мне воздушный поцелуй:
— Я потерплю Макара, пока он тебе нужен. Спокойной ночи, Злата.
— Спокойной ночи, чудо.
Хотя какая там спокойная ночь: одни кошмары. То снова замуж выхожу в джинсах и майке, то второй раз лишаюсь девственности на белоснежном ковролине, то признаюсь в любви, а в ответ слышу, что нужно подумать… Еще немного и приду к мысли, что ничего нет ужасней самой жизни, а выдуманные страхи — так, пустяк.
Устав переживать одно и то же, рассвет я все-таки встречаю с ноутбуком, на сайте копирайтеров. Казалось бы, забавно думать о мизерном заработке, если тебе грозят миллионы и журналистская карьера, а я вот чувствую, что здесь мое, пусть даже я пока ничего не умею.
— Привет! — врывается глотком свежего воздуха Егорка.
— Привет! — приобнимаю и показываю, что обнаружила.
Он выслушивает, хмуря лоб, а потом одобрительно кивает.
— У тебя обязательно получится.
— Спасибо.
— Ой, было бы за что? Это не комплимент, я говорю то, что думаю.
— Значит, спасибо, что не держишь лестные для меня мысли в себе.
— А, ну если так… — соглашается с доводами.
Большинство моих вещей так и пролежали в сумке, поэтому сборы недолгие, и когда в палату заходит Макар, я не мечусь лихорадочно, а наблюдаю за ним и Егором. Остановились напротив друг друга. Молчат. Взгляд одного испепеляет, второго — невозмутим.
— Это ненадолго, — с угрозой говорит Егор.
— Ты или я? — спрашивает Макар.
И оба оборачиваются ко мне.
— Ну едем?
И обоих мой ответ не устраивает, но Макар берет сумку, Егор — мою ладонь и мы выходим. Медсестры провожают не только взглядами, а успевают прыгнуть в лифт, и пока идем к машине, шепчутся в спину.
— Чего это они? — удивляется Егор, оглядываясь на стайку раскрасневшихся девиц.
Я киваю на впереди идущего Макара, и удивление Егора ширится вместе с глазами.
— Влюбиилиссь? — шипит мне в плечо. — В него?!
Улавливаю взгляд Макара, когда ставит сумку в багажник — ему едва удается сдерживать смех. Но мальчик кажется таким серьезным, обдумывая дилемму: как можно влюбиться в Макара, если вокруг полно других мужчин? Усаживается на заднее сиденье, мне оставляет место впереди, заботится, чтобы удобней. Скривившись, осматривается по сторонам и принюхивается, словно ожидая, когда из-под сидений выскочит скунс. Машина как машина. А, осеняет меня, показывает хоть таким образом отношение к Макару, ведь в остальном обещал мне сдерживаться.
Я практически тоже сажусь в салон, когда слышу окрик:
— Злата?
Обернувшись, вижу девушку, которая спешно идет ко мне. Лицо кажется смутно знакомым, но не могу вспомнить, где виделись, пока она не подходит совсем близко; в пуховиках все на одну фигуру.
— Не узнаете? — улыбается приветливо и совершенно не стыдно признаться, что да, не узнаю. — Светлана, медсестра, помните, вы огрели зав. больницы скоросшивателем, когда он… — замечает в салоне авто мальчика и замолкает.
Ну да, при детях лучше не говорить о притязаниях мужланов.
— Светлана, — вспоминаю я, — да, точно.
— Я теперь здесь работаю, — кивает на больницу. — А вы? Что…
— Я здесь лежала, — натянуто улыбаюсь, — потеряла ребенка.
— Ох, мне так жаль!
И пусть мне не нужны ее сожаления, они кажутся искренними. Мы обе думаем, как лучше расстаться. Она пытается найти слова, извиняясь за бестактность, я пытаюсь отговориться, что все нормально и потихоньку, слыша громкий шепоток медсестер, закипаю. Они обсуждают пуховик этой девушки, клюют, как всех новеньких и не стервозных, они говорят, что она так же страшна, как и бедна, и мне хочется чем-то бросить в них. Лучше грязью, после дождя она славно прилипнет к их черноротым лицам.
Чтобы унять злость, отворачиваюсь и…
Нет, мне только кажется, что я вижу машину Яра, потому что таких множество, красный цвет один из самых распространенных, а "Ягуар" это или нет, я не различаю.
