Однако несмотря на всё это, конкордийская армия медленно и настороженно продвигалась на юг и, по некоторым сведениям, ступила уже в долину Вердианы. Значит, был открыт путь и на восток, к башне Ираклемона, к Кузне… и хотя именно в ту сторону отступили остатки мелиорской армии, ясно было, что заслон этот падёт при первом же серьёзном нажиме: ни северяне, ни южане не захотят умирать, защищая бессмысленный, малонаселённый и всеми нелюбимый Восток…
– Чародейства просишь… – знахарь сложил свои кульки, сплёл пальцы; Алексей только сейчас увидел, какие у него огромные руки – руки молотобойца, кузнеца… Кузнец и знахарь. И значит – неизбежно – чародей. – А того не знаешь, что сети раскинуты, и паук лишь ждёт, когда муха дёрнет нить… Не муха, нет, – вдруг улыбнулся он, но улыбка лишь подчеркнула мрачность его лица. – Мотылёк.
– Отец, – Алексей пристально посмотрел на него. Где-то высоко – и уже не впервые – прозвучала долгая музыкальная фраза: тема неизбывной страсти из действа "Свеча и мотыльки"… – Ты знаешь больше, чем говоришь. Я вовсе не хочу, чтобы ты говорил всё то, что знаешь. Но – делай!
– У тебя вовсе нет причин верить мне.
– Есть по крайней мере одна. Ничего другого мне не остаётся.
– Здесь ты тоже ошибаешься… хотя прав в одном: нельзя допускать лишних слов. Тогда иди, распорядись мужчинами. Мне и девки помогут…
Сотня Алексея никогда не насчитывала более сорока бойцов. Сейчас их осталось двадцать восемь, и – Алексей знал – из этой деревни выйдет ещё меньше. У двоих азахов отморожены были ноги – очень серьёзно, безвозвратно. Пройдёт ещё несколько дней, чёрные стопы сморщатся, резко обозначится граница между живым и мёртвым – и тогда азаху нальют кружку хлебной водки, а потом один товарищ быстрым взмахом ножа очертит разрез чуть повыше чёрного струпа, оттянет кожу – а второй тут же рубанёт саблей, а третий раскалённым в огне каменным пестом коснётся раны… если неопытный – то всей и как следует, чтобы пошёл дым, а если не в первый раз – то легонько и в четырёх-пяти местах… потом оттянутой кожей культю прикроют и забинтуют холстяным бинтом, сверху положат сухой мох и снова забинтуют… у азахов не было специальных лекарей и знахарей, каждый мужчина мог сделать многое: зашить рану, срастить перелом, пустить кровь, найти в степи или лесу нужные травы…
Травы, подумал Алексей как-то отрешённо. Вкус порошка, незнакомый и вначале не вызвавший никаких ассоциаций, вдруг стал тревожить. Что-то очень глубокое, очень давнее…
Двое с отморожениями. Ещё двое с пустяковыми вроде бы, но опасно гноящимися ранами. Наконец, все больны, у всех кашель, половина мается животом…
Он знал, что нужен отдых. Особенно сейчас, когда – дошли, дошли в обоих смыслах. В этом последнем рывке сгорели все силы. Но – жуткое чувство, будто по пятам идёт даже не кто-то – а что-то. Тупое и безглазое. Заведомо необоримое. И спасение только в движении, в заячьих зигзагах, прыжках, заметании следов… но след проступает, проступает, проступает – как кровь сквозь снег…
Стоп, приказал он себе. Даже не думать об этом. Не думать о том, что замыслил, потому что тогда – выдашь неизбежно. Движением брови. Остановившимся взглядом. Фальшивой нотой в заданном вопросе.
И всё же он огляделся по сторонам так, будто прощался с тем, что видит.
Впрочем, почему будто? Он действительно прощался. Просил простить. Зная, что прощения ему не будет никогда.
Деревня Хотиба была немаленькая, в сотню домов, с храмом и базаром, с кожевней, ветряной мельницей и кузницей; принадлежала она по ленному праву акриту Афанасию Виолету, который, впрочем, очень давно не показывался в своём доме, высоком тёмном тереме, стоящем среди высоких сосен совсем немного в стороне от прочих построек. За домом присматривал сам староста, безрукий и одноглазый ветеран прошлой конкордийской войны. От господина своего известий он не имел с апреля…
Посты Алексей не ставил – сами деревенские разбежались и вдоль дороги, и по тропам, и к каким-то тайным бродам через болота и речку Свись, постоянного русла не имеющую и в зависимости от дождей и вообще от погоды оказывающуюся то тут, то в трёх верстах. По всем соображениям, вряд ли следовало ожидать нападения сегодня или завтра… а главное, деревенские прекрасно понимали, что им не поздоровится, если конкордийцы накроют здесь бродиславов – так стали называть остатки мелиорской армии, оказавшиеся в тылу победителей. Всем бродиславам приказано было разоружиться и разойтись по домам, в противном случае они, а также те, кто их укрывает, подвергнутся жестокому наказанию.
Да, подумал Алексей, чтобы укрыться, места лучшего, чем этот полуостров среди болот, не найти… И это знаю не только я.
Болотьё, так край звался, лежал в междуречье Свиси и Кадилы, двух небольших рек, текущих на восток, сливающихся – а далее пропадающих в гиблом краю Солёной Камы, части Дикого Брега – совершенно непроходимой смеси болот, озёр, речек, морских лиманов – и торчащих среди этой грязи и воды голых скал с плоскими вершинами, заросшими кустами и карликовой сосной. Нога человека там не ступала – или почти не ступала… С другой стороны Болотьё отделяли от внешнего мира невысокие, но сильно изрезанные горки Монча, через которые проходили только две дороги: на север, на Бориополь – и на Столию. Этими дорогами как бы обозначалась принадлежность сих земель…
Прихрамывая, шёл навстречу рыжий трубач Главан. В сотне Алексея он был единственный конник из не-азахов – и потому ко всем, включая командира, относился как бы покровительственно.
– Во дела, командир, – сказал он чуть изумлённо. – Тут, оказывается, степняки дней восемь гарнизоном стояли. Платили за всё щедро… Третьего дня ушли, специальный гонец прибегал. А серебро ихнее… глянь, – и он показал кружочек из зелёного камня. – Обернулось…
Алексей взял кружок, покрутил в пальцах. Нефрит. В Степи – идёт на вес серебра. Всё будто бы честно… Но нефрит этот был мёртвый – куда более мёртвый, чем камни, что десятками лет валяются при дорогах. На нём угадывался какой-то рельеф, но ни на ощупь, ни глазом Алексей не сумел разобрать даже – рисунок это или надпись.
– И много ли таких? – спросил он.
– Наверное, немало, – сказал Главан и повторил: – Платили щедро…
– Собери ещё штук пять-шесть, – велел Алексей. – Понадобится потом.
– А чего их собирать, вот они… – Главан вынул из кармана горсть каменных бляшек. – Людям не нужны.
– Людям не нужны… – Алексей посмотрел прямо в глаза Главану. Они были серые с мелкими тёмными точками.
– Ну… да. А как же иначе? Явно же – чародейская масть, опасаются люди-то…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
