Дэвид Брюс понимал, что он был не просто знаком с доктором Уардом. Тот не только рисовал его портрет и лечил его спину. Он был источником интересной информации. Стивен имел друзей и знакомых в высшем свете. Он много знал, много слышал. Для посла было полезно время от времени встречаться с ним и выслушивать его поток сознания. Словоохотливый англичанин болтал и о похождениях герцогини Аргилльской, и о сексуальных эскападах лорда Астора, и о внебрачном романе военного министра Профьюмо…
«Gossip» — то есть великосветские сплетни — были коньком доктора Уарда. Посол Брюс тоже вращался в лондонском высшем свете, поэтому скандальные тайны были ему совсем не безразличны. Многие действующие лица сплетен, поведанных послу США Стивеном Уардом, были реальными и влиятельными фигурами различных властных структур Великобритании. С ними он вел переговоры по многим вопросам двусторонних и международных отношений. С их мнением ему, послу Соединенных Штатов в Лондоне, а также государственному департаменту и администрации президента США, неизбежно приходилось считаться при принятии важнейших государственных решений. Информация от Уарда была необходимым дополнением к портрету британского истеблишмента, доскональное знание которого являлось одним из важнейших приоритетов в работе американского посла в Лондоне.
Сэр Дэвид Брюс не любил Уарда. Ему не нравились его фривольные манеры и циничность, вызывающая некое брезгливое чувство. Для дипломата и разведчика это был своего рода антипод. Сам посол никогда не мог себе даже в мыслях позволить вести себя в обществе так, как позволял себе доктор Уард. Лейтмотивом поведения посла всегда была абсолютная сдержанность и осторожность, природное умение не столько говорить, сколько внимательно слушать.
И все же в ходе бесед с Уардом — и этот факт более всего беспокоил сэра Дэвида — ему не раз приходилось изменять своему основополагающему принципу. Чтобы поддержать интересный для себя разговор с информированным собеседником, послу приходилось порой поощрять чужую откровенность. Без такого ответного хода, полагал Брюс, доктор Уард может быстро охладеть к общению с ним. А послу этого не хотелось. Любой заинтересованный разговор, как известно, — это улица с двусторонним движением. Необходимо не только слушать, но и отвечать. И сэр Дэвид делился с англичанином новостями из своей жизни и работы. Он успокаивал Уарда по поводу тех или иных его вполне обоснованных волнений, которые были связаны то с взрывоопасным Берлинским кризисом, то с грозившей началом третьей мировой войны ситуацией вокруг Кубы или непрекращающейся гонкой ядерных вооружений.
Свидетелей у них не было. Они всегда встречались тет-а-тет. Сам Дэвид Брюс никогда не афишировал своих контактов с Уардом. Но в Лондоне за послом наблюдало столько глаз, что их конфиденциальные встречи и беседы вполне могли стать известны другим. Кроме того, Уард, как тогда уже было известно всем, дружил с советским военным дипломатом, неким мистером Айванофф. И вполне мог проболтаться русскому о своих встречах и беседах с послом США. Даже гипотетическая возможность таких откровений не сулила Дэвиду Брюсу спокойного будущего.
Выбор был непростым. Служебный запрос из Вашингтона нельзя было оставлять без ответа. Пришлось выбирать из двух зол наименьшее. На взгляд сэра Дэвида, таким малым злом была ложь.
Позднее посол официально признается, что солгал. Заявит, что его знакомство с Уардом было эпизодическим, связанным с работой над его портретом, который был заказан Уарду редактором газеты «Лондон Иллюстрейтед Ньюс» сэром Брюсом Ингрэмом.
В графстве Шарлотт, штат Виржиния, на родине сэра Дэвида Брюса, в богатой редкими изданиями и старыми фолиантами библиотеке его родового имения, расположенного неподалеку от плантации Статтон Хилл, хранятся многочисленные дневники бывшего посла США в Великобритании, Германии, Франции, Китае, а также по совместительству агента американской разведки.
Сэр Дэвид, без сомнения, был великий человек и выдающийся государственный деятель. С этим не поспоришь. Но был он также и порядочный графоман. Писал в своих личных дневниках обо всем понемногу, но каждый день и без перерыва, практически всю жизнь. В тетрадях американского дипломата и разведчика можно без особого труда найти запись от 14 июня 1963 года. Речь в ней идет об ответе на телеграмму из ЦРУ, в которой Брюсу предлагалось прокомментировать обвинения в его адрес по поводу отношений с доктором Уардом.
В дневнике посол записал, что в своем ответе в Вашингтон он отрицал даже сам факт знакомства с англичанином. В своей ответной телеграмме он называл его «сутенером», человеком без каких-либо моральных принципов, а следовательно, личностью, не достойной внимания посла Соединенных Штатов.
Но все это будет потом, а тем памятным поздним вечером 13 июня 1963 года посол сообщит в Вашингтон, что не знаком с доктором Уардом.
Для ФБР эта ложь была очевидной. Шеф федеральной службы контрразведки, «старый лис» Джон Эдгар Гувер из донесений своих агентов прекрасно знал о дружбе Дэвида Брюса со Стивеном Уардом и дал указание начать расследование о причастности посла к делу Профьюмо.
Над ветераном американской дипломатии стали сгущаться тучи…
Отправив депешу в Вашингтон, сэр Дэвид снял трубку телефона и вызвал к себе Арчибальда Рузвельта.
— Арчи, — сказал он, обращаясь к резиденту ЦРУ в Лондоне, — скажите, есть ли у вас что-нибудь на этого мистера Айванофф, приятеля доктора Уарда. Я имею в виду что-то такое, чего я еще не знаю, но должен бы знать? Вы меня понимаете? На днях к нам прилетает президент. Мне хотелось бы быть готовым к любым вопросам…
Глава 2
Красный кадет
«Мистер Айванофф» родился 11 января 1926 года в древнерусском городе Пскове. Его мать — Мария Леонидовна Каурова — была дворянкой из древней графской фамилии Голенищевых-Кутузовых. Той самой, к которой принадлежал ее знаменитый родственник фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов, волею императора Александра I возглавивший русскую армию в войне 1812 года с французами и разгромивший напавшие на Россию войска Наполеона Бонапарта.
Мария Леонидовна была ровесницей грозового XX века, так что ей недолго пришлось пожить во дворянстве. Большевистский октябрьский переворот 1917 года лишил ее не только дворянских привилегий и средств к существованию, но и родителей. Так что Марии Леонидовне Кауровой с молодых лет пришлось на себе испытать, что такое и холод и голод.
Если бы она не отважилась тогда изменить во всех документах свою родословную, вряд ли бы состоялся ее брак с Михаилом Ивановым, а значит, и не появился бы на свет их сын Женя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
