как мама и СунОк уходят открывать дверь. Надо бы тоже встать, пойти вместе с ними, но чё-та так лееееннь… Кого бы послать вместо себя? О!
— Мульча, — говорю я кошатине, разлёгшейся у меня на пузе. — Сходи там с ними, на усиление. Проконтролируй.
Но кошатина, даже глаза не открыла на предложение, только ухом дёрнула.
— Как нехорошо, — взялся я стыдить животину, — кормишь тебя, поишь. А ты даже не хочешь сходить помочь дом от врагов отбить. Несознательное ты животное. Ненадёжное. Нет в тебе этой… уверенности в завтрашнем дне!
В комнату заваливают мама и онни, таща с собой здоровенную корзину розовых роз. В воздухе резко начинает пахнуть цветочным магазином — зеленью и влагой.
— Это тебе, — говорит онни, ставя вместе с мамой корзину на пол недалеко от меня. — Доставка. Ещё и письмо есть.
Не спеша вставать и закинув голову назад, вверх ногами разглядываю притащенное. Где-то я уже видел растения похожего цветового окраса…
— Онни, кинь в меня письмом, — прошу я.
— Может, ты сама встанешь и возьмёшь? — в ответ предлагает она.
— Не тот случай для такого сильного напряжения организма, — отказываюсь я от движений.
— Корзина роз — не повод встать с пола?
— Они завтра все всё равно завянут, — говорю я. — Чё суетиться? Вот если бы мне могильную плиту бы прислали, тогда да, был бы повод встать.
— ЮнМи, что ты говоришь! — всплеснув руками, начинает ругать меня мама. — Какую ещё могильную плиту?
— Мою, — говорю я. — Тогда бы точно был повод встать, почитать. Интересно ведь, что мне там соотечественники в последний путь написали?
— Как щас дам! — обещает мне онни, показывая кулак. — Когда ты язык научишься уже держать за зубами?! Все проблемы у тебя от этого! Не буду я в тебя ничем кидать! Вставай и читай сама!
— Ну, он-ннни… — начинаю я ныть, желая вызвать жалость к своей персоне. — Ну, пожалуйста-а… Ты же добрая. Я тут только пригрелась, так удобно. Встанешь, место остынет. Ну, кинь…
— Хватить мной манипулировать! — неуступчиво отвечает онни. — Не буду я в тебя кидать. Вставай и читай сама!
— Тогда, может, ты мне прочтёшь? — предлагаю я другой вариант развития событий. — Тебе же тоже интересно, что там написано?
СунОк поджав губы, смотрит на меня.
— И читать я тебе не буду, — помедлив, снова отказывает мне она.
— Ну и ладно… — не расстраиваюсь я. — Пусть тогда валяется. Встану, прочту. Может, завтра. Да, Мульча?
— Тебе что, совсем не интересно, кто тебе написал? — помолчав секунд пять спрашивает онни.
— Да небось фигня какая-нибудь, — отвечаю я. — Ради которой даже шевелиться не стоит.
Вздохнув, СунОк достаёт из роз большой белый конверт из блестящей бумаги, по которому что-то написано золотом.
— Я прочитаю! — с угрозой в голосе обещает она мне.
— Давай же! — тороплю я. — Я уже вся в нетерпении.
СунОк распечатывает конверт и достаёт из него лист бумаги.
— Все узнают, — предупреждает она меня, не спеша читать.
— У меня нет секретов от семьи, — отвечаю я.
— Ну, хорошо, — говорит онни, разворачивая сложенный листок.
— «Дорогая ЮнМи» — читает она, — «Поздравляю тебя с завершением твоего первого промоушена. Смотрел, когда была возможность, твои выступления. Ты стала настоящей звездой. К сожалению, не смог тебя встретить, дела службы. Посылаю тебе этот букет роз с надеждой на скорую встречу. Твой ЧжуВон.
П. С.
Сделай фото на фоне букета и выложи у себя на странице, чтобы я знал, что ты получила цветы.»
СунОк опускает листок с посланием и смотрит на меня.
Вот, ещё один непонятный фактор в моей жизни от которого нужно избавиться, — думаю я об авторе «зачтённой вслух» писанины. — Чё это ему вдруг моё фото с его букетом потребовалось?
— Ну? — спрашивает онни, ожидая моей реакции.
— Что — ну? — отзываюсь я.
— Ничего сказать не хочешь?
— Нормально, — подумав, говорю я. — Если бы написал не «дорогая», а «любимая», то я бы подумала, что писал он под дулом пистолета у виска. А так, человек честно пытается соответствовать общепринятому образу жениха. Нормально.
— ЮнМи! — восклицает мама. — Что ты такое говоришь?!
— Что думаю, то и говорю, — отвечаю я и, расслабившись, вновь разлегаюсь по полу. — Мы дораму смотреть будем или нет?
Мама с онни переглядываются.
— Мульча, — говорю я, взявшись теребить дремлющую на мне кошку. — Как у тебя с уровнем розового масла в организме? Не хочешь пожевать свежескошенных роз? Миллион, миллион алых роз, из окна из окна видишь ты!
Сделав «большие глаза» СунОк смотрит на маму и трясёт головой, как бы говоря этим — «это просто кошмар какой-то»!
(несколько позже. СунОк помогает маме мыть посуду, ЮнМи уже ушла спать. Мульча составила ей компанию)
— ЮнМи такая стала, — говорит СунОк, рассказывая маме о том, о чём той слушать не обязательно, — прямо, как настоящая звезда. Когда говорит, все её слушают, никто не перебивает. Словно она начальник. И замечают её сразу. Как только она входит в комнату, все к ней поворачиваются.
— Ох, ты боженьки мои, — вздыхает мама, разглядывая тарелку и удивлённо крутя головой. — Как круто жизнь изменилась. Моя младшая дочь стала звездой, и все слушают, когда она говорит. Надо же!
— Лучше бы она молчала, — со вздохом произносит СунОк. — Вроде ничего, ничего, а потом вдруг как скажет, что просто и не знаешь,
