С мужем они расстались год назад. Сначала на время, а теперь, похоже, навсегда. Их разлучил город. Этот самый город, где она мечтала жить с детства, чтобы не просыпаться по утрам от петушиного пения, не слышать мычание коров и громкую «окающую» речь односельчан. Люся хотела работать в офисе за компьютером, пить кофе из пластиковых стаканчиков и по вечерам заказывать на ужин пиццу из ближайшей пиццерии.
Когда-то она, вчерашняя школьница, и Рома, взрослый, отслуживший в армии, вместе приехали в город поступать в университет. Молодые, влюбленные и счастливые. До окончания вуза не дотерпели, поженились на третьем курсе, а вскоре у них родился сын. Люся хотела и, безусловно, дала бы сыну красивое имя Ярослав, если бы младенец не был так похож на ее давно погибшего отца. Казалось, с рождением Федьки наступило самое трудное время для молодой семьи. Но мать с отчимом пришли на помощь, забрали малыша к себе, чтобы родители могли продолжать учиться. Благо, деревня от города была недалеко, и автобус ходил регулярно.
После университета Роману предложили место экономиста на мебельной фабрике. А вот Люся долго не могла устроиться. От работы на комбикормовом заводе, как и от работы на мясокомбинате, она отказалась: не хотела иметь никакого отношения к сельскому хозяйству, а больше вакансий не было. Муж предлагал вернуться в деревню, да и мать причитала: «Где родился, там и пригодился», но Люся продолжала поиски. В конце концов она устроилась в фирму по изготовлению пластиковых окон. Не экономистом, не бухгалтером, а рядовым менеджером. И хотя считала себя выше коллег на целую голову – у большинства из них не было высшего образования, – для начальства все они были равны, и рабочий день у всех заканчивался в одно время.
Люся легко взлетела на второй этаж детского сада, готовая услышать упреки воспитателя, и застыла на месте. Ее поджидала целая делегация: заведующая, воспитательница, две нервные женщины, мелкий мужчина, Федька и двое мальчиков.
Заведующая – корпулентная дама с черными усиками – жестом пригласила всех в свой кабинет. Взрослые расселись на стульях. Детей суетливая воспитательница пристроила возле стола.
– Полюбуйтесь, Людмила Федоровна, – грозным тоном начала заведующая, – ваш сын опять избил ребят!
Федя фыркнул и опустил голову, но Люся успела заметить следы царапин на лице сына. Его противники, наоборот, подняли головы, демонстрируя синяки, у одного – под правым, у другого – под левым глазом.
– Людмила Федоровна, встаньте, пожалуйста, пусть родители избитых детей на вас посмотрят.
Женщина, испытывая стыд, послушно поднялась со своего места. Воспитательница испуганно сжалась и слилась со шкафом, возле которого ютилась на маленьком детском стульчике. Грозная заведующая нападала на Люсю как коршун:
– Вы прекрасно знаете, что группы в саду переполнены, и мы сделали вам снисхождение как деревенским жителям, приняв Федора в сад. И что вышло? Ваш сын агрессивен, мальчики его боятся. В пару с ним встают только девочки.
Стоя посреди кабинета провинившейся школьницей, красная, как перезрелый помидор, Люся все же едва сдержала усмешку, услышав про снисхождение. Под этим словом заведующая, видимо, подразумевала конверт с кругленькой суммой, за долю секунды из рук Ромы перекочевавший в дебри стола, около которого сейчас топтались мальчишки.
Феде было жалко маму до слез. Дать бы этим ябедам по шее! Чтобы не расплакаться, он принялся чесать нос.
– Простите, – воспользовавшись внезапно образовавшейся паузой, спросила Люся, – девочек он тоже бьет?
– Еще бы этого не хватало! – наперебой загалдели мамаши. – У нас дети интеллигентные! Мы на английский ходим! Нас в музыкальную школу берут! А ваш увалень деревенский только и умеет кулаками махать! Отъелись на деревенских яйцах да молоке! Сила есть, ума не надо!
Воспитательница за своим шкафом не дышала. Только бы эти визгливые дамочки не догадались поинтересоваться, где была она в это время. А она буквально на минуточку отвлеклась, чтобы обсудить с коллегой из другой группы последнюю серию любимого сериала.
Заведующая, раздувая ноздри и хищно сверкая глазами, всем своим видом давала понять, что она на стороне побитых мальчиков и их родителей, и разбираться, откуда растут ноги у детского конфликта, не собирается. Ей нужно было разрешить неприятную ситуацию прямо сейчас, на месте, за закрытыми дверями кабинета, убедить мамаш, что виновникам здорово досталось, и закрыть тему.
Люсина пытка продолжалась до тех пор, пока единственный мужчина в этой компании не начал ерзать на стуле, проявляя нетерпение, а из ее глаз не потекли слезы. Федя пробубнил просьбу о прощении, пообещал впредь не распускать руки, и пострадавшая сторона приняла решение, что конфликт исчерпан.
По улице мама с сыном шли молча. Федя знал: наказания не избежать, теперь все выходные придется сидеть дома.
– Мам, прости, – поставив у входа ботинки по линеечке и без напоминаний помыв руки, пробубнил Федя, надеясь на снисхождение, – я правда больше не буду.
– За что ты избил мальчиков?
– Я не избил! Так, дал в глаз, да и все. Сами виноваты! Они дразнятся! Говорят, что от меня навозом пахнет и что я – деревенщина запечная!
Люся опустилась на диван. За последний час ей не раз напомнили о ее деревенских корнях. Мальчишки – дети, они наверняка повторяют слова родителей. Снова захотелось плакать. Вспомнилось, как в детстве она мечтала вырваться из деревни, уехать туда, где много людей, жить в каменном доме, покупать продукты, пусть сто раз химические, но красиво упакованные и разложенные на полках больших магазинов, работать в офисе за компьютером, чтобы ее дети ходили в детский сад с бассейном. И что вышло? Дома здесь и правда многоэтажные. Но на свою квартиру денег нет, а жить на съемной – не медом намазано: то нельзя, другое нельзя. Сколько лет здесь прожила, а соседи до сих пор не здороваются. Все друг другу чужие. От компьютера садится зрение, а у Федьки от заморских деликатесов началась аллергия. Пицца эта – булка с томатной пастой – в горло не лезет. В сад сына еле пристроили, а он общего языка не может с ребятами найти. Целый год искала работу, думала, нашла, что хотела. Теперь сидит в тесном помещении под гор-дым названием «офис», а рядом, за соседними столами, такие же специалисты, как она. Пялятся на мониторы, делают вид, что работают. Каждый день бок о бок, а друг друга, наверняка, не все по именам знают.
– Девочки тебя тоже дразнят? – Люся опять переключилась на сына.
– Не-а. Они меня играть берут.
– Тебе с ними интересно?
Федя почесал нос:
– Не-а. Они в куклы играют, а я у них водитель.
Люся запоздало подумала, что напрасно они с Ромой выбрали современный садик с бассейном. Федька пришелся не ко двору. Здесь все сплошь голубая кровь да белая кость. И бассейн до сих пор не работает.
Вспомнив про мужа, Люся потянулась за телефоном. Пусть приедет и пропесочит сына, как следует. Что бы там ни было, нужно уметь общаться словами, а не распускать кулаки.
С Романом они не виделись давно. Последнее время Люся стала подумывать: раз отношения не складываются, значит, чувства угасли, и ей, молодой женщине, пора присмотреться к другим мужчинам. Искать себе нового мужа, а ребенку – отца. К тому же в сердце до сих пор жила обида: Рома отверг ее детскую мечту, не захотел жить в городе. Последнее время он приходил с работы злой. Жаловался на узкие ботинки, в которых каменеют ноги, «удавку» на шее. А модный пиджак, из узких коротких рукавов которого нескладно торчали его широкие, как лопаты, ладони, доводил Ромку до бешенства. В городе мужу было тесно и нечем дышать. Однажды его терпение лопнуло. Уговоры начальника и Люсины слезы не возымели действия. Роман уперся, как бык: хочу домой, в деревню.
Фермерство у него пошло сразу. Люся нисколько не удивилась: Рома – мужик хваткий, к тому же с высшим экономическим. Да и отец его не последний человек на селе. Муж быстро построил новый дом, купил машину, но переезжать из города Люся отказалась. С тех пор так и жили: он там, они с Федькой здесь. Роман навещал семью редко: не пускали фермерские дела, а жена придумывала всякие отговорки, чтобы не ехать в деревню.
В этом году, а стоял уже конец апреля, она там ни разу не появилась. «Сейчас в деревне хорошо, – вдруг подумалось Люсе, – первая травка, первые листочки, красота! Наверное, уже соловьи поют». При всей нелюбви к родному краю она признавала: такого чудесного соловьиного пения больше не услышать нигде. Невольно вздохнула: отпуск только в ноябре. Придется им с Федей все лето вдыхать ароматы горячего асфальта. Отпускать ребенка к отцу не хотелось. Деревня есть деревня. Отчим слова без мата сказать не может. А ей потом опять краснеть в садике за сына? Нужно придумать какую-то отговорку для матери и мужа. Как, интересно, у него дела? Мама рассказывала, что Роман теперь уважаемый человек, всей деревне работу дал. В Люсе заговорило женское любопытство: «Как у него с личным? Нашел, наверное, какую-нибудь. А что? Молодой, красивый, богатый. Девки наверняка все глаза обломали. Ну и пусть!» Но думать об этом почему-то было неприятно.
