До сих пор он говорил чистую правду. Ещё в 1990-х один филантроп по имени Хью Лёбнер пообещал наградить медалью из чистого золота — не просто дешёвым позолоченным кругляшом, какие дают на Олимпиадах — и ста тысячами долларов наличными того, кто построит машину, которая пройдёт тест Тьюринга — старый анекдот, гласивший, что компьютер должно объявить истинно разумным, если его ответы на вопросы невозможно отличить от ответов человеческого существа. Лёбнер ожидал, что пройдёт всего несколько лет, прежде чем ему придётся раскошелиться — но всё обернулось по-другому. Премию присудили лишь три года назад.
Всё это показывали по телевидению: жюри из пяти инквизиторов — священник, философ, специалист в области мышления, женщина, владеющая малым бизнесом и комик разговорного жанра — были представлены двое, спрятанные за чёрными занавесями. Членам жюри было позволено задавать этим двоим совершенно любые вопросы: моральные головоломки, факты повседневной жизни, даже вопросы о любви и воспитании детей; вдобавок ко всему комик пытался их расколоть, задавая вопросы о том, почему те или иные шутки смешны или не смешны. Но не только это: две скрытые за занавесями сущности вступали в диалог друг с другом, задавая друг другу вопросы на глазах жюри. В конце члены жюри проголосовали и единогласно признали, что не могут определить, за какой занавесью находится машина, а за какой — живой человек.
После перерыва на рекламу занавеси были подняты. Под левой обнаружился лысеющий и бородатый чернокожий мужчина за пятьдесят — его звали Сэмпсон Уэйнрайт. А за правой был очень простой на вид угловатый робот. Группа разработчиков получила свои сто тысяч — мелочь по нынешним временам, но имеющая огромное символическое значение — и свою золотую медаль. Их изделие-победитель, как они потом рассказали, было точной мнемокопией Сэмпсона Уэйнрайта, которая в самом деле, и весь мир стал этому свидетелем, думала мысли, никаким способом неотличимые от мыслей оригинала. Три недели спустя та же самая группа разработчиков разместила на бирже акции своей небольшой компании «Иммортекс»; на следующий день все они стали миллиардерами.
Сугияма продолжал свою рекламную речь.
— Конечно, — сказал он, — мы не можем записать цифровую копию обратно в исходный биологический мозг — однако мы можем поместить её в искусственный мозг, и в этом, собственно, и состоит наш процесс. Наш искусственный мозг конденсируется из квантового тумана, формируя наногель, который в точности повторяет структуру биологического оригинала. Копия будет вами — вашим разумом, пересаженным в искусственный мозг, сделанный из долговечной синтетики. Он не будет изнашиваться. С ним не случится инсульта или аневризмы. В нём не разовьётся деменция или маразм. И… — он сделал паузу, чтобы убедиться, что безраздельно завладел всеобщим вниманием. — Он не умрёт. Потенциально новый вы будет способен жить вечно.
Несмотря на то, что все хорошо знали, что выставляется здесь на продажу, раздались изумлённые возгласы — слово «вечно» производит неизгладимое впечатление, будучи произнесённым вслух. Я лично был не слишком высокого мнения о бессмертии — я подозревал, что мне наскучит жить к тому времени, как я достигну, скажем, возраста Карен. Но я ходил по яичной скорлупе двадцать семь лет, постоянно боясь, что сосуды у меня в мозгу лопнут. Смерть была не так уж страшна, но перспектива превратиться в растение, как мой отец, повергала меня в ужас. К счастью, искусственные мозги «Иммортекс» работают на электричестве; им не нужны питательные вещества, так что и кровеносных сосудов в них нет. Я сомневался, что доктор Тхань имела в виду что-то подобное, но мне сгодилось бы и такое.
— Конечно, — продолжал Сугияма, — искусственному мозгу потребуется тело.
Я взглянул на Карен; интересно, ознакомилась ли она с этим аспектом до прихода сюда.
Похоже, учёные, первыми начавшие делать искусственные мозги, поначалу не устанавливали их в роботизированные тела — что для личности, которую представлял собой воссозданный разум, было подлинным кошмаром: оказаться глухим, слепым, неспособным общаться или двигаться, в сенсорной пустоте худшей, чем обычная тьма и тишина, лишенным даже проприоцептивного ощущения положения собственных конечностей, контакта кожи с воздухом или одеждой. Эти транскрибированные нейронные сети, как я читал в статьях, что мне удалось найти, быстро начинали перестраиваться в соответствии с паттернами, характерными для ужаса и безумия.
— И поэтому, — продолжал говорить Сугияма, — мы дадим вам искусственное тело — тело, которое можно обслуживать, ремонтировать и обновлять неограниченно долго. — Он поднял свою длиннопалую руку. — Я не буду вас обманывать, ни сейчас, ни когда-либо ещё: пока что эти тела несовершенны. Но они, тем не менее, чертовски хороши.
Сугияма снова улыбнулся собравшимся, и его осветил луч небольшого прожектора: сначала тускло, потом со всё возрастающей яркостью. Позади него, как на рок-концерте, парила в воздухе гигантская голограмма его костлявого лица.
— Видите ли, — сказал Сугияма, — я сам — именно такая загруженная личность, а это — искусственное тело.
Карен кивнула.
— Я так и знала, — заявила она. Ей проницательность произвела на меня впечатление; меня ему определённо удалось обмануть. Конечно, из всего Сугиямы были видны лишь его лицо и руки; остальное тело было закрыто трибуной или модным деловым костюмом.
— Я родился в 1958 году, — сказал Сугияма. — Мне восемьдесят семь лет. Я совершил переход шесть месяцев назад — я один из первых гражданских, подвергшихся загрузке в искусственное тело. В перерыве я подойду к вам и дам осмотреть себя вблизи. Вы увидите, что не всё со мной гладко — я это признаю — и что некоторые движения я не способен производить. Но меня это ни в малейшей степени не беспокоит, потому что, как я сказал, эти тела можно бесконечно совершенствовать по мере появления технологических новинок. Я не сомневаюсь, что в течение ближайших десятилетий появятся искусственные тела, неотличимые от биологических. — Он снова улыбнулся. — И, разумеется, я — как и те из вас, кто пройдёт эту процедуру — безусловно, доживу до этого момента.
Он определённо был мастером продаж, этот Сугияма. Разговор о сотнях и тысячах дополнительных лет жизни был бы слишком абстрактен — кто способен хотя бы вообразить такое? Но несколько десятков лет — это то, что потенциальные клиенты, у большинства из которых уже за плечами семь или больше таких десятков, способны оценить по достоинству. Ведь каждый из присутствующих здесь людей смирился с тем, что живёт последнее десятилетие — если не последний год — своей жизни. Пока, разумеется, «Иммортекс» не объявил о своём невероятном процессе. Я снова посмотрел на Карен; она слушала, как заворожённая.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
