— Это которая Сизого?
— Да… — отмахнулся он.
— Он же тебя убьёт за это.
— Да я ему ебало порву, если рыпнется. Давно руки чешутся…
Бла-бла-бла…
Стараясь не касаться никого, я покинул класс. От разговоров крутых людей, чьи интересы дальше потрахаться и набухаться не уходили, мне становилось тошно. Конечно, у каждого свои интересы, но понтоваться тем, сколько раз ты обблевался, и делать целым достижением в жизни то, что ты смог с кем-то переспать — такой себе уровень.
Попав в коридор, я уверенным шагом направился к выходу. В коридоре вдоль стен или около торговых автоматов кучковались, общались и спорили ученики, больше похожие на только что вышедших из мест не столь отдалённых. Краем уха я слышал общие темы их разговоров — кто к кому сегодня пойдёт бухать, кто с кем на свидание или обсуждение нового сериала или игры.
Все они больше походили на подростков, которые очень сильно хотят быть похожими на взрослых. Нарочито громко матерящиеся и строящие из себя плюющих на всё парни и чересчур громко хихикающие и хвастающиеся перекрашенные девушки. Возможно, просто я здесь не в теме, так как для меня нормой были несколько иные ценности. Хотя понять причину такого поведения я всё же мог — это демонстрация себя и своей силы, чтоб отпугнуть возможных обидчиков.
Пройдя по грязным коридорам школы около шкафчиков учеников, часть из которых были сломаны, я спустился по лестнице на первый этаж. Здесь людей было ещё больше, образовывалась целая живая очередь на выход, так как там дежурили охранники с рамками металлодетекторов. Не стоит забывать, где я нахожусь, потому такие меры предосторожности были весьма кстати… для школы. По периметру школы тоже стояли камеры, чтоб любители таскать всё запрещённое не попытались протащить это через окна. А вот в самой школе камер я как-то не наблюдал — то ли все сломали, то ли их просто не ставили.
Вместе с живым потоком я направился к выходу на улицу, а как выбрался, уже в более разряженном потоке двинулся к выходу с школьной территории.
Сама школа была окружена невысоким кирпичным забором около метра восемьдесяти. Это было скорее символически, так как на моих глазах некоторые перемахивали через него без особых проблем. Да чего уж, даже я бы смог через него теперь перемахнуть со своим-то весом.
Покинув территорию школы, я тут же свернул налево по направлению к работе. Нормальной работе, а не той, которой я когда-то занимался. А работал я теперь посудомойкой и поломойкой в одном захудалом ресторанчике, если так можно было назвать ту забегаловку.
Выбор на него пал неспроста. Ведь я работал на кухне, и пусть даже какие-то просроченные продукты, но мне иногда да доставались. А ещё обед за счёт заведения, что облегчало моё финансовое бремя. Конечно, мне пришлось немного походить, чтоб найти себе место с моим-то лицом, но оно того стоило, действительно стоило. Именно благодаря этой работе я не помер с голода.
Восемь дней без еды — это было очень сильно. В обычной ситуации, как я читал, человек сбрасывает около десяти кило, однако я постоянно двигался и сжигал едва ли не в два раза больше, чем положено. И теперь я меньше всего походил на себя прежнего — толстячка с видом домашнего ребёнка, любящего книги. И пусть мои увлечения никуда не делись, узнать меня было теперь сложно.
Кстати, первой моей едой, которую я смог раздобыть в этом городе после восьми или семи суток похода, был скромный обед для бездомных — гречка с какими-то котлетами. Пусть на вкус это и были какие-то жидкие помои со странным вкусом, а котлета скорее из сои, чем из натурального мяса, однако это была едва ли не самая вкусная еда, которую я пробовал. Я до сих пор ходил туда при возможности, чтоб поесть, и с моим лицом вопросов ко мне вообще не возникало.
До первой зарплаты я ночевал в ночлежке для бездомных среди грязных, пропитых и опухших товарищей по несчастью. Прожил там около двух недель, ночуя в большом зале среди явных бомжей и алкашей. Вонь иногда была такой, что хотелось заклеить собственные ноздри, так как у некоторых людей ноги в буквальном смысле этого слова гнили, а тело покрылось коркой грязи. Если думаешь, что падать больше некуда, всегда можно посмотреть на бездомных. Некоторые из них не меняли носки так долго, что те каменели и сами по себе становились ботинками, а ноги в них гнили и превращались с ними в одно целое. Один раз я увидел это, и… больше смотреть мне на подобное не хотелось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нижний город… Как я и говорил, он слишком сильно походил на старые американские города, построенные по квартальному типу — прямые улицы, перекрёстки, узкие улочки между домов, где творилось чёрт знает что. Грязный, загазованный и серый, тем не менее, он продолжал жить своей жизнью.
Вон кошка гнала жирную крысу, которая успела юркнуть в ливнёвку. Чуть дальше, между домов, облокотившись на стены и мусорные баки, стояли и курили парни из местной банды, поглядывая на прохожих. Вдоль бордюров скопился мусор, по большей части окурки. По тротуару спешили серые прохожие, иногда сталкиваясь плечами, но словно не замечая этого. Это всё вкупе и было Нижним городом, хотя самое его сердце было в другом месте.
Я свернул в одну из улочек, чтоб выйти на другую сторону квартала. Обычно старался не сходить с главной улицы, проходящей между кварталами, но здесь можно было пройти вполне безопасно.
Хотя бывали места, где ты, пройдя по улочке или через подворотню, буквально попадал в лабиринт, ещё более грязный и серый, чем сам город. И если там, около главной дороги, это был ещё более-менее город, то здесь, внутри, скрытые от посторонних глаз, начинались настоящие трущобы.
Они выглядели как очень узкие улочки, где с трудом разъезжались две машины. Дома зачастую стояли слишком близко друг к другу. Иногда здесь попадались старые полуразрушенные здания, что остались ещё с основания самого города, а теперь ставшие прибежищем для местных банд или чего похуже. Даже бездомные ночевали всегда на теплотрассах подальше от таких мест. В таких злачных подворотнях царило запустение, мрак, мусорные баки и железные двери, часть из которых вела в интересные заведения. Там же ты мог купить всё что душе угодно — от малолетней шлюхи, о которой никто не хватится, до извращённых садистских развлечений.
Это был словно город внутри города, совершенно другой мир, отличавшийся даже от главных улиц Нижнего города. Тут ты был буквально сам по себе, и никто не придёт к тебе на помощь в случае чего. Можешь кричать или стрелять из пулемёта — никто не хватится, всем будет плевать. Такой метаморфоз происходил именно ночью, хотя и днём я никогда туда не совался, даже если там можно было сократить путь.
Сейчас же я быстро двигался на другую сторону через нормальные относительно безопасные дворы. Где-то из окон иногда кричал телевизор или ребёнок. Один раз я слышал, как ругались мужчина с женщиной. Прямо передо мной из подъезда выскочило несколько детей и бросились на детскую площадку в центре двора, которая выглядела как какие-то… руины из ада.
На другой стороне меня встретил поток машин. Среди них мелькнул вполне неплохой спорткар, принадлежащий, скорее всего, местному наркоторговцу, работающему на наркобарона Нижнего города. Я проводил его взглядом и двинулся дальше. И уже через двадцать минут заходил через чёрный вход в забегаловку, которую хозяин гордо именовал рестораном. Попал в небольшой коридор с тремя дверьми. Слева в комнату персонала, вправо в туалет, а напротив меня на кухню и в обеденный зал.
— Привет, Оскар, — кивнул я толстому повару, который двигался вразвалочку, буквально переваливаясь с одной ноги на другую. Его живот был таких размеров, что там смог бы поместиться ребёнок. Да чего уж, его как поднос можно было использовать, чем, скорее всего, и занимался дома Оскар, сидя на диване перед телевизором. Сам он только что вышел с кухни и поставил коробки из-под овощей в коридоре.
— Здорова, Томми, — он кивнул на коробки. — Выброси их. Обед в комнате персонала и потом сразу за работу. Эрнест сегодня что-то не в духе, словно комар за яйца его укусил. Я тебя прикрыл, но не испытывай судьбу.
