Наш сигнал послан вверх узким направленным пучком кем-то на расстоянии от тридцати до сорока миль, при этом он отражается от слоя Хевисайда и плюхается прямо на колени к мистеру Эмори под углом в семьдесят пять градусов. Это — ответ?
— А ты, Эд, молодчина. Чего ради ты работаешь на Бена Старлока?
— Ради денег, — ответил я. — Кстати о деньгах: ваш неполнородный дядя раньше уже просил у вас денег?
— Никогда. Ни цента… И… уж не знаю, насколько прямолинейно изложил вам Старлок эту часть дела, но я полагаю, что всё-таки кое-чем обязана дяде. Что бы вы ни написали в вашем отчёте, а я дам-таки ему денег — может быть, даже тысячу долларов. Но он предлагает мне процент — четверть, если говорить точно, если я вложу пять тысяч долларов. Только это крупная сумма, мне так просто её не собрать.
— Мне и то не просто её собрать, — вставил я.
— Только не надо острить, Эд. Когда не остришь, ты гораздо смешнее.
— Спасибо, — ответил я.
— Сейчас не об этом. Закругляйся со своей порцией, переходи к следующей, а заодно и мне подай стакан.
Я так и поступил.
— Что ж, мы покончили с этим дело, или же осталось что-то ещё, что ты хотел бы знать?
— Только одну вещь, — сказал я. — Мне-то чем заняться?
Перед тем как ответить, она трижды глубоко вздохнула; мне легко было сосчитать по движению её груди.
— Ну, а на моём месте, Эд, что бы тебе захотелось выяснить?
Я отпил из второго стакана виски с лимоном и содовой; прошло гораздо лучше, чем в первый раз. С минуту я это обдумывал — её вопрос, разумеется, а не этот природный феномен, — а затем сказал:
— Наверно, мне захотелось бы выяснить, в чём там выгода.
Она рассмеялась, и смех её прозвенел весьма мило. Она сказала:
— Я уж забеспокоилась, что спросила. Но поскольку ты всё же смог мне ответить…
— На один вопрос я всё же ответить не могу, — перебил я её. — Это — почему вы посылаете частного детектива вместо радиоинженера. Я ведь не радиоинженер, как вам известно.
— Я знаю. У меня тоже есть словарь Вебстера. Я узнала это твоё определение частотной модуляции: сегодня утром я нашла его в словаре, сразу как прочла письмо. Сколько слов ты вызубрил?
— Слов пятнадцать-двадцать, — усмехнулся я. — Прямо перед тем как идти на встречу с вами. Сверх этого мне известно не так уж много; я отличу детектор от усилителя и плату от каркаса. Да, мой словарь пополнился несколькими терминами. Но вы всё ещё не ответили на мой вопрос.
Собираясь ответить, она сделала два глотка.
— Во-первых, Эд, изобретатели не любят обсуждать сокровенные характеристики детищ своего разума, до того как те запатентованы. Если бы я послала туда инженера, Стивен Эмори поговорил бы с ним на их милом техническом жаргоне, но не дал бы ему ни клочка миллиметровки, ни одной диаграммы. А когда он увидит, что разговаривает с любителем — а уж он разберёт, не сомневайся, — то будет разговаривать более свободно. Это одно. Теперь другое… Но тут сложно объяснить. Назови это женской интуицией, смутной мыслью либо предчувствием. Я пользуюсь этим в делах, и дела мои в полном порядке. Я говорила тебе, что не верю в его мошенничество, и в то же время не знаю сама, что именно я тут подозреваю. Если бы я даже и знала, то не сказала бы тебе — не хочу, чтобы ты был предубеждён. Это ответ на твой вопрос?
— Нет, — сказал я, — но понуждать вас к другому ответу, видимо, не стоит. Как давно вы виделись с вашим… полудядей?
— В течение нескольких дней два года назад, когда он по делам приезжал в Чикаго. Он останавливался здесь. А туда я последний раз наведывалась пять лет назад. Время от времени мы переписываемся. То письмо, которое пришло от него этим утром, было первым за несколько месяцев. Есть ещё вопросы?
— Один, — сказал я, — но важный. Что мне сказать при встрече со Стивеном Эмори? Что я частный детектив, производящий для вас расследование? Или мне придумать что-нибудь этакое, чтобы не отбить у него желания разговаривать со мной?
— Можете сказать ему правду — полную правду. Сегодня днём я ему написала — после того как позвонила Бену Старлоку — и сообщила ему, что к нему приедет один человек, и я решу, дать денег или нет, на основании его отчёта. Ты только не говори, что денег я дам ему в любом случае.
— Отлично, — сказал я. Дело упрощалось.
— Музыку любишь?
На неё не было похоже, будто она предпочитает бить пластинки о проигрыватель, а не прокручивать их на нём, поэтом я кивнул.
— Бетховена или попсу?
— Скорее, последнее, — признал я. — Что-нибудь кроме Магси Спэниера. А пластинка Диззи Жильспи имеется?
Таковая имелась, и мы прослушали пластинку, пока допивали вторую порцию виски с лимоном и содовой. Затем мы поставили кое-что из менее закрученных ритмов и потанцевали под это. Я нарушил Правило № 1 Инструкции — никогда не флиртовать с клиентом — и во время танца поцеловал её. Сделано это было весьма деликатно; бывает, что поцелуй так и хочется сорвать с уст соседки, этот же к таковым не относился. Не потому, что Жюстина была лет на десять меня старше; такие вещи меня не беспокоили. Но потому, что у неё имелась чёртова туча денег. Быть игрушкой богатой женщины — это, возможно, и приятное занятие, если вы можете это снести, но я не думаю, что мне пришлось бы это по вкусу.
Когда пробило десять, Жюстина произнесла:
— Извини, Эд, но мне пора отправляться на вечеринку. А то пойдём вместе?
— Лучше не надо, — ответил я. — Мне следует уложить вещи и приготовиться: я хочу отбыть самым ранним поездом.
— Ну, хорошо, как скажешь. Знаешь уже, где остановиться в Тремонте?
— Понятия не имею. Не знаю даже, что там за гостиницы.
— Их всего три. Лучшая, как ни крути — Тремонт-Хаус. Будь добр, остановись там, поскольку мне может прийти в голову повидать тебя.
Брови у меня, вероятно, поползли вверх, поскольку она добавила:
— На этой неделе я собираюсь по делам в Сент-Луис, и, скорее всего, сама буду за рулём. И тогда я, вероятно, заверну в Тремонт посмотреть, как у вас идут дела. Тогда я смогу решить, достаточно ли ты выяснил, или, наоборот, потребуется дальнейшее расследование.
— О’кэй, — сказал я. — Остановлюсь в Тремонт-Хаусе.
— Ты славный, Эд, — сказала мисс Хаберман.
Я рассмеялся.
— «Спасибо, сказал он, застенчиво теребя шляпу».
