Кромѣ Тата никто и не нашелъ его неприличнымъ: у Lizzy Ваханской было полтораста тысячъ дохода и лучшій поваръ во всемъ Петербургѣ.
Изъ-за стола поднялись часу въ девятомъ. Въ одиннадцатомъ явились Бахтеяровъ, Аваловъ и товарищъ его, кавалергардъ Пронскій, которыхъ Pitou нашелъ въ Яхтъ-клубѣ. Самъ онъ остался тамъ играть въ quindici съ Гадивоновымъ, Половецкимъ и Зубатовымъ, а молодыхъ людей послалъ къ Тепловымъ и наказалъ имъ нанять и привести туда двѣ тройки.
Разсѣлись по рецепту Lizzy Ваханской, "каждая съ каждымъ": въ первыхъ саняхъ хозяйка дома и напротивъ ея уже второй годъ сильно приволакивавшійся за нею Анатоль Можайскій, а рядомъ съ нею Зина Троекурова, четвертая дама нашей веселой компаніи, бывшая уже не первой молодости, а потому очень любившая кокетничать "avec les innocents", въ числу которыхъ причисляла она своего vis-à-vie, только что произведеннаго въ офицеры, еще безусаго и хорошенькаго Пронскаго; во вторыхъ — Lizzy съ Тата, съ которыми поѣхали Бахтеяровъ и Аваловъ. Маленькая графиня, имѣвшая самыя серьезныя претензіи на сердце "дикаго Хивинца" и знавшая, что Тата съ своей стороны преслѣдуетъ "серьезную цѣль" относительно Авалова, разсчитывала на прелестнѣйшую partie carrée, въ которой "никто другому мѣшать не будетъ", на основаніи извѣстнаго правила, что "quand on est quatre on est deux". Но едва тронулись и поскакали тройки, оказалось, что она ошиблась въ разсчетѣ. "Дикій Хивинецъ", какъ нарочно, завелъ сразу общій разговоръ и по его оживленному, горячо веселому тону она тотчасъ же поняла, что онъ никакъ не намѣренъ свести его на одну изъ тѣхъ интимныхъ бесѣдъ, которыя такъ удобны въ саняхъ, ночью, когда едва различаешь лицо сосѣда и въ то же время чувствуешь всю его близость въ себѣ, и подъ визгъ полозьевъ и свистъ вѣтра все какъ бы можно сказать, все дать понять и все выслушать безъ смущенія, благодаря этой ночи и визгу, и возбудительному зимнему воздуху, отъ котораго такъ пріятно щиплетъ кожу сквозь вуаль и захватываетъ дыханіе, и такъ хорошо, такъ упоительно весело!.. Ничѣмъ этимъ, она видѣла, не хотѣлъ воспользоваться Бахтеяровъ, тщательно даже поджимавшій назадъ ноги при малѣйшемъ толчкѣ, чтобы не коснуться ими маленькихъ ножекъ Lizzy, противъ которой сидѣлъ онъ. Онъ разсказывалъ какія-то уморительныя вещи, которыя заставляли хохотать невольно и ее, и Тата, но она опять-таки чувствовала, что онъ былъ такъ остеръ и блестящъ не для нея одной… а, можетъ-быть хуже, даже вовсе не для нея. Lizzy начинала сердиться на него и вмѣстѣ съ тѣмъ ревновать Тата. Но наша княжна, съ своей стороны, вовсе не поощряла frais d'esprit "Хивинца": ее гораздо болѣе занимало угрюмое настроеніе vis-à-vie ея, Авалова. Онъ сидѣлъ, приподнявъ до глазъ бобровый воротникъ шинели и не разжимая губъ, взглядывалъ оттуда на нее изъ-подъ своей бѣлой фуражки прямо и печально (она это ясно замѣтила, проѣзжая по Дворцовой Набережной, когда падалъ на него свѣтъ фонарей). Она нѣсколько разъ пыталась завести его, обращалась къ нему съ вопросами тою тихою, почти шепотливою, проницающею интонаціей голоса, которая была одною изъ тайнъ ея очарованія и которою владѣла она въ совершенствѣ: на лицѣ холодное, небрежное, чуть не презрительное выраженіе, а чуть слышный голосъ такъ и вьется, такъ и льнетъ, такъ и захватываетъ… Она знала, какъ электрически дѣйствовалъ этотъ голосъ на Авалова, какъ загорался онъ весь отъ его бархатныхъ звуковъ и, забывая свою задумчивость, умѣлъ въ свою очередь находить слова, полныя горячаго молодаго чувства… Но на этотъ разъ и этотъ обаяющій голосъ какъ бы потерялъ силу вызвать его изъ его страннаго оцѣпенѣнія. "Баяхтеровъ est trop brillant; le pauvre garèon и робѣетъ предъ нимъ, и ревнуетъ его", объяснила себѣ мысленно Тата, и тутъ же рѣшила, что слѣдуетъ успокоить и открыто поощрить "бѣднаго мальчика".
Сани въ это время подскочили, пролетая чрезъ какой-то ухабъ.
— Ouf la-la! воскликнула со смѣхомъ Lizzy.
— Извините, графиня! послышался вслѣдъ за этимъ голосъ Бухтеярова.
— За что?
— Я, кажется, толкнулъ васъ ногою…
— Или я васъ моею… C'est bien heureux! уже совсѣмъ расхохоталась маленькая графиня:- а то вы прячете ваши ноги отъ моихъ avec tant de pudeur, будто увѣрены que j'irai vous faire du pied comme ou fait de L'oeil… C'est la quintessence de l'impertinence, mon cher, savez vous!.. Но вы это, повидимому, не считаете нужнымъ знать, en votre qualité de héros… Тата, любишь ты героевъ? обратилась она, не останавливаясь, къ княжнѣ нашей съ тѣмъ неисчерпаемымъ brio и неожиданностью переходовъ, которые отличали ее.
— Героевъ? небрежно протянула, повторяя, Тата, какъ бы не слыхавъ предыдущаго:- да, сказала она, — люблю… издали, на разстояніи ложи отъ сцены…
Еслибы не безлунная ночь, она ужаснулась бы можетъ-быть отъ выраженія, мгновенно запылавшаго и также быстро покрывшагося смертельною блѣдностью лица Бахтеярова… Но онъ сдержался, отвѣчалъ все тѣмъ же своимъ тономъ безпечной веселости:
— И прелестно дѣлаете, княжна: въ ложѣ гораздо удобнѣе сидѣть въ компаніи Молчалиныхъ, чѣмъ Чацкихъ:- ни смотрѣть, ни слушать не мѣшаютъ и съ мнѣніемъ пристегнувшей ихъ къ себѣ хозяйки неизмѣнно согласны.
Это было зло, и зло вдвойнѣ, поняла Тата, зло и для нея, и для Авалова, который, кромѣ того, еще могъ понять при этомъ все неудобство быть "пристегнутымъ…"
— Молчалины не нашего общества, проговорила она свысока и отчеканивая, — я ихъ не знаю по крайней мѣрѣ… Но Чацкихъ, признаюсь вамъ, я никогда не могла принять au sérieux. Трескъ, блеснетъ, дымъ, — и ничего больше!..
— Mais c'est tout ce que j'adore, ma chère, такъ и вспрыгнула на эти слова маленькая графиня:- дымъ, трескъ et tout le tremblement; для меня только это и жизнь… Tenez, видите эту скверную, черную, старую дачу (они проѣзжали мимо Новой Деревни,) avec son air de vieille sorcière dans le genre de ma tanteСофья Сергѣевна? Ябы ее сейчасъ подожгла съ четырехъ сторонъ, чтобы посмотрѣть, какъ наши герои (она кивнула на сидѣвшихъ противъ нихъ молодыхъ людей,) станутъ скакать въ пламя l'un après l'autre и вытащатъ оттуда толстую, претолстую прачку, — mon suisse Ѳедоръ a une belle dans ces proportions… Аваловъ, la прачка, que vous aurez sauvée des flammes, jugera nécessaire par reconnaissance de vous offrir les siennes. Que lui répondrez vous, fleur d'innocence?
— Я ее кину тутъ же тушить себя въ Малую Невку! отвѣтилъ съ какою-то забавною досадой молодой человѣкъ.
Lizzy покатилась такъ сообщительно, что такимъ же смѣхомъ отвѣтили ей и ея спутники, хотя никому ихъ нихъ троихъ далеко весело не было… Довольна была она одна: "Tata l'a aplati avec son Чацкій", думала съ торжествомъ Lizzy про Бахтеярова, — "онъ этого ей ни, ни, ни, не проститъ никогда!" И, успокоенная съ этой стороны, она затрещала съ радости пуще прежняго, увлекая всѣхъ ихъ невольно въ сверкающій водоворотъ своей искристой, своеобразной, никого не щадившей и ни предъ чѣмъ не останавливавшейся болтовни, "Хивинецъ" ей вторилъ съ лихорадочною злостью въ голосѣ, съ тою безпощадною, "убивающею человѣка однимъ словомъ* мѣткостью эпиграммы, въ недостаткѣ которой упрекалъ блаженной памяти Печоринъ своего злополучнаго соперника Грушницкаго. Тата испытывала какое-то жуткое чувство отъ этой жгучей страстности злословія, возбудительницею и конечною цѣлью которой была она, она это знала; какое-то смутное чувство страха охватывало ее предъ этимъ "нажитымъ ею себѣ навѣки врагомъ", который… который, быть можетъ, никогда еще такъ, какъ въ эту самую минуту, когда онъ былъ такъ золъ, а она такъ виновата предъ нимъ, не занималъ, не волновалъ ея воображенія, ея сердца… Но она настойчиво повторяла себѣ внутренно, что ей "надо было такъ поступить", надо было "отрѣзать разъ навсегда съ нимъ",что она этимъ дала теперь совершенно ясно понять Авалову, что она принесла ему въ жертву Бахтеярова, и что онъ слѣдовательно…
Это слѣдовательно — она его ожидала въ этотъ же вечеръ, сейчасъ, вотъ когда они вернутся къ Тепловымъ; она его, казалось ей, читала заранѣе въ горячемъ, благодарномъ выраженіи жадно вперившихся въ нее теперь глазъ юнаго офицера (они скакали опять въ это время на обратномъ пути по Набережной, и свѣтъ фонарей снова освѣщалъ его свѣжее миловидное лицо). "Онъ ждетъ не дождется минуты сказать мнѣ все, что надо", объясняла себѣ наша княжна. И она съ кокетливою стыдливостью опускала отъ времени до времени вѣки, какъ бы робѣя предъ этими его слишкомъ жгучими для ея душевнаго спокойствія взглядами…
У Тепловыхъ ждалъ ихъ одинъ изъ тѣхъ petits soupers fins, заказывать которые былъ большой мастеръ хозяинъ дома, "Дини". Онъ вернулся нарочно къ нему изъ клуба, куда отправился послѣ обѣда съ Pitou и откуда притащилъ съ собою теперь еще съ полдюжины пріятелей. Гамъ и смѣхъ загремѣли съ перваго же блюда. Тата, сидѣвшая рядомъ съ Аваловымъ, повела подъ общій говоръ рѣчь въ желанному объясненію:
— Вы разгулялись наконецъ? спросила она его, улыбаясь, своимъ льнущимъ голосомъ.
— Ахъ, княжна, отвѣчалъ онъ, понявъ и вздыхая, — какія тучи вы не въ состояніи разогнать, пока вы тутъ!
— Et il y eu a dans votre ciel? продолжала она шутливо, — много?
