тренажерный зал с бассейном. Мама научила меня, что обращаться к мужчине с просьбой лучше, когда он сыт.
Я помогала ей готовить ужин, а потом красиво сервировала стол, как нас учили на практических занятиях. Отчим сыт и доволен, он расспрашивает меня о тонкостях гостинично-ресторанного бизнеса, и я вижу, как ему нравятся мои ответы.
А я стараюсь, как на экзамене. Только благодаря ему я смогла это все узнать, поэтому он как никто заслуживает этих стараний.
— Конечно, можешь, дочка, — отвечает он, когда я решаюсь, наконец, попроситься в тренажерный зал. — Только самой ездить не надо, мало ли что. Тебя будет возить Максуд.
— Если он не против, — говорю вежливо, не поднимая глаз на сводного брата.
Стараюсь ничем не выдать свое недовольство, но последний человек на Земле, которого бы я хотела видеть сопровождающим — это Максуд.
* * *
Максуд возит меня в зал три раза в неделю. Я очень признательна маме за новый гардероб, который она не просто помогла подобрать, а фактически на нем настояла, потому что некоторые мои вещи показались ей чересчур откровенными.
Я и не думала спорить. Шорты, облегающие брюки и короткие топы успею поносить, когда вернусь обратно в Лозанну. Здесь же в моем гардеробе появились более закрытые вещи. И теперь, когда я сажусь в машину к Максуду, в такой одежде чувствую себя намного безопаснее.
Если даже сейчас он выжигает взглядом сквозные отверстия, представляю, как бы он испепелял меня за шорты. Или леггинсы.
Максуд отвозит меня в зал. Там тренируются только женщины, с утра их немного, и я успеваю хорошо поработать. Потом бассейн. Я обожаю плавать, и вообще мне здесь все нравится. Если бы только не это странное чувство, будто за мной наблюдают.
Везде. В зале, в бассейне, в душе. Я даже не поленилась поисследовать стены, не встроены ли там камеры. Поделилась с мамой, но та заверила, что такого не может быть. Ни один владелец клуба на это не пойдёт, его просто уничтожат мужья, отцы и братья клиенток.
Мне бы мамину уверенность! Выхожу из клуба с влажными волосами — лень было досушивать, на улице тепло, высохнут. Сажусь в машину к Максуду, он странно втягивает воздух и ударяет руками по рулю.
Я уже привыкаю, что люди здесь очень эмоциональные, все свои переживания проявляют ярко и не всегда сдержанно. Молча жду, когда мой сводный брат успокоится, и мы поедем домой.
— Мне надо заехать к себе на квартиру, — говорит Максуд, и его голос звучит совсем надсадно и хрипло. — Поднимешься со мной, мне понадобится помощь?
— Конечно, — киваю с готовностью, а сама думаю, может, у нас все же получится наладить отношения.
Квартира Максуда расположена недалеко от центра в новой многоэтажке. Он помогает мне выйти из машины и ведет в подъезд. Даже когда поднимаемся в лифте, я еще ни о чем не догадываюсь. И только войдя в квартиру, чувствую на себе все тот же испепеляющий взгляд.
Оборачиваюсь и в страхе начинаю пятиться. Но сводный брат быстро догоняет и вжимает в стенку. Он крепко держит мои руки, я чувствую на своем лице его горячее дыхание.
— Максуд, пожалуйста, — надеюсь его уговорить, — отпусти меня, ты же мой брат!
— Я тебе не брат! — рычит он мне в лицо. — Не смей называть меня братом! Я совсем от тебя голову потерял, Марта!
Он впивается мне в губы, я изворачиваюсь и кусаю его в ответ. Максуд воет от боли, а я бросаюсь к двери, достаю из сумочки телефон и включаю камеру.
— Если ты меня сейчас не выпустишь, я звоню твоему отцу. Отправлю ему видео, пусть полюбуется, какого достойного сына вырастил.
И это, похоже, его отрезвляет.
Глава 2-2
Отрезвляет, но не обезоруживает. Он по-прежнему смотрит зверем, и я не решаюсь приблизится даже на шаг. Его широкий торс загораживает спасительный проход ко входной двери, и чтобы сбежать, мне надо его обойти.
Телефон в руке дрожит, нажимаю на запись и навожу камеру на Максуда.
— Ты такая же как твоя мать, — он дышит надсадно, воздух со свистом вырывается из его грудной клетки, — такая же развратная и грязная. Она околдовала отца так, что он решил нас бросить, захотел развестись. Моя мать умерла с горя, и он привел на ее место чужачку. Ты ее дочь, и ты ничем не лучше.
— Что ж ты тогда хочешь от меня, Максуд? — мне обидно за маму, но если это правда, что он говорит о своей матери, то теперь ясно его враждебное отношение к нам обеим.
— Ты околдовала меня, Марта, — он не говорит, он стонет, — все время стоишь перед глазами в своей вызывающей одежде. Я схожу с ума.
И это вызывающая одежда? Как хорошо, что я послушала маму и спрятала свои шорты, представляю, что тогда запел бы братец!
Хотя… Максуд прав, какой он мне брат? Чужой, озлобленный мужчина, который, к тому же, считает мою маму разлучницей…
Он наступает на меня — грозный, опасный, а мне и отступать некуда. И так в стенку вжалась. Заканчиваю запись и нажимаю «Поделиться», но Максуд вмиг оказывается рядом и сжимает запястье так сильно, что телефон выпадает прямо ему в руки.
Он с ухмылкой удаляет запись и кладет телефон в верхний карман.
— Я все равно сильнее, Марта.
Меня охватывает полное отчаяние и в то же время поднимается волна злости. Смотрю ему прямо в глаза и говорю:
— Значит, мы с моей мамой недостаточно порядочные, по-твоему? А ты такой высокоморальный! Значит, ты должен меня убить, чтобы никто ничего не узнал. Или ты думаешь, я буду молчать?
— Тебе никто не поверит, — чеканит сводный брат, не отрывая взгляда. И тут меня осеняет, а одновременно с пониманием наваливается дикая усталость.
— Ошибаешься, Максуд, — говорю, привалившись к стенке, — все поверят. Меня мама в клинику возила, меня осматривали. Можно легко проверить по записям. Так что ничего ты не сделаешь, потому что ты не убийца. Дурак, но не убийца.
Он совсем близко, нависает надо мной, а мне уже не страшно. И правда, пусть лучше убьет, чем терпеть его липкие недвусмысленные взгляды.
— Что? — он отталкивается от стены и смотрит на меня с потрясенным видом. А потом внезапно падает на колени. — Давай уедем
