– А чего ты обыкновенную лошадь не купил?
– Обнакнаве-н-ну-ую! – вытянул вперед губы трубочкой Перхуша, отчего профиль его стал совсем как у галчонка. – На нее сена не накосишьси, на обнакнавенную-то. Я ж, барин, один, как выпь на болоте, куда мне сено ворочать! На корову-то косишь, косишь, не накосисси. Я и корову-то нынче не держу, бросил. А на малых – любо-дорого: полосу клевера посею, скошу, высушу – им на всю зиму. Овса им намелю, водицу налью – вот и вся недолга.
– Нынче люди и больших лошадей содержат, – возразил ему доктор. – У нас в Репишной семья содержит большую лошадь.
– Так то семья, барин! – замотал головой Перхуша так, что шапка совсем наползла ему на глаза.
И, поправив шапку, спросил:
– А какова лошадь-то?
– Раза в два больше обычной.
– В два? Это мало. Я у нас на станции видал и поболе. Вы там новое стойло не приметили?
– Нет.
– Осенью построили огромадное. Я вон по радио слыхал, нонче в Нижнем на ярмонке был битюг с дом четырехэтажнай.
– Есть такие лошади, – серьезно кивнул доктор. – Используются для сверхтяжелых работ.
– Вы видали?
– Видал издали, в Твери. Вез такой битюг состав с углем.
– Во! – прищелкнул языком Перхуша. – Сколько ж такая лошадь в день овса жрет?
– Ну, – доктор прищурился, морща свой нос, – я думаю, что…
Вдруг самокат тряхнуло, крутануло, послышался треск, и доктор чуть не вылетел в снег. Лошадки всхрапнули под брезентом.
– Ух ты… – только успел выдохнуть Перхуша, теряя свалившуюся с головы шапку и налетая грудью на правило.
С носа доктора слетело пенсне, замоталось на шнурке. Он сразу поймал его и надел. Самокат стоял на обочине, накренившись на правый бок.
– Засади тебя… – Перхуша слез, потирая грудь, обошел самокат, присел, заглядывая под него.
– Чего там? – спросил доктор, не вылезая изпод полости.
– Напоролися на чтой-то… – Перхуша сошел вправо с дороги и сразу провалился в снег, заворочался, кряхтя, полез под самокат.
Доктор ждал, сидя в накренившемся самокате. Наконец показалась голова Перхуши:
– Щас…
Он откинул успевшую покрыться снегом рогожу, потянул вожжи назад, не садясь на свое место:
– А ну, а ну, а ну…
Лошадки, отфыркиваясь, стали пятиться. Но самокат лишь дергался на месте.
– Дай-ка я сойду… – Доктор отстегнул медвежью полость, слез.
– А ну, а ну, а ну! – Перхуша уперся в самокат, помогая лошадям пятиться.
Самокат дернулся назад, дернулся еще, съехал с гиблого места и встал поперек дороги. Перхуша обежал его спереди, присел на корточки. Подошел и доктор в своем длинном пихоре. Нос правого полоза был расколот.
– Вот оно, засади тебя… Тьфу! – плюнул Перхуша.
– Треснула? – пригляделся доктор, наклоняясь.
– Ракололася, – обидно чомкнул губами Перхуша.
– На что ж такое мы налетели? – поискал глазами доктор спереди самоката.
Там был только взрыхленный снег, на который падал хлопьями снег новый. Перхуша принялся на этом месте разгребать снег валенком, вдруг пнул что-то твердое, оно выскользнуло из снежной мешанины. Возница и седок склонились, силясь разглядеть это, но толком не увидели ничего. Доктор протер пенсне, надел снова и вдруг увидел:
– Mein Gott… – Он осторожно протянул руку вниз.
Рука коснулась гладкого, твердого и прозрачного. Перхуша встал на четвереньки, чтобы разглядеть. В снегу еле виднелась прозрачная пирамида размером с Перхушину шапку. Седок и возница ощупали ее. Она была из твердого прозрачного, похожего на стекло, материала. Поземка крутила снежные хлопья вокруг идеально ровных граней пирамиды. Доктор ткнул ее – пирамида легко скользнула в сторону. Он взял ее в руки, выпрямился. Пирамида была чрезвычайно легкой, можно сказать – совсем ничего не весила. Доктор вертел ее в руках:
– Черт знает что…
Перхуша приглядывался, отирая с бровей налипающий снег:
– Чаво ж это?
– Пирамида, – наморщил нос доктор. – Твердая, как сталь.
– На нее напоролися? – чмокал Перхуша.
– Стало быть, на нее. – Доктор вертел пирамиду. – Какого черта она здесь?
– Нешто с воза упало?
– А зачем она?
– А, барин… – в сердцах Перхуша махнул руковицей, отходя к самокату. – Нонче столько штук разных понаделано непонятно для чего…
Он ухватился за сломанный носок полоза, покачал осторожно:
– Вроде не совсем отлупился.
Доктор со вздохом возвращающегося к нему раздражения швырнул пирамиду прочь, и она исчезла в снегу.
– Барин, надо б полоз перевязать чем-то. Да и назад поворотить. – Петруша высморкался в рукавицу.
– Как назад? Ты что?
– А то, что всего-то версты четыре проехали. А там, чай, в лощине снегу поболе, там с перетянутым полозом-то сядем. И тово.
– Погоди, как назад? – развел руками доктор. – Там люди гибнут, там санитары ждут, там эпи-де-мия! Какой – назад?!
– У нас тоже – эпидемия, – рассмеялся Перхуша. – Вон, глянь, как треснуто.
Доктор присел на корточки, разглядывая треснувший полоз.
– С таким двенадцать верст не проедем. Вон мятель-то как заворачивает. – Перхуша оглянулся.
Метель и вправду усилилась, снег несло и крутило.
– Щас лесом проедем, а там в лощине-то как сядим – и тово. И раки про нас речныя перешепчутся.
– А если его стянуть чем-нибудь? – разглядывал полоз доктор, смахивая с него падающий снег.
– Чем? Рубахою разве что. Стянуть-то стянем, а надолго не хватит. Сдерет. Поверну я, барин, от греха.
– Погоди, погоди… – задумался доктор. – Чертова пирамида… Слушай, а что, если… У меня же бинт эластичный есть. Он крепкий. Бинтом стянем накрепко да и поедем.
– Как бинтом? – не понял Перхуша. – Он же слабже рубахи, его ж сорвет вмиг.
– Эластичный бинт крепок, – со значением произнес доктор, распрямляясь.
Он произнес это так уверенно, что Перхуша замолчал, съежившись. Ему вдруг стало зябко.
Доктор решительно подошел к своим пристегнутым сзади саквояжам, отстегнул один, раскрыл, быстро нашел упаковку эластичного бинта, взял, увидел склянки и пузырьки в саквояже и радостно прищелкнул языком:
– Идея! Идея… – Он вытащил одну из склянок, заспешил к полозу.
Перхуша встал рядом с ним на колени, стал разгребать рукавицами снег. И нащупал еще одну пирамиду.
– Во как, еще одна, – показал он доктору.
– К черту! – Доктор пнул пирамиду сапогом, она отлетела прочь.
И тут же хлопнул Перхушу по спине:
– Мы с тобой, Козьма, сейчас все исправим! Если б у тебя был моментальный клей, ты б склеил эту лыжу?
– Знамо дело.
– Так вот, мы сейчас намажем ее этой мазью, она чрезвычайно густа и липка, а потом еще обмотаем бинтом. Мазь на морозце-то еще и подзастынет и стянет твою лыжину. На такой лыжине ты и в Долгое доедешь, и домой пять раз воротишься.
Перхуша недоверчиво глядел на склянку с мазью, на которой было написано:
Мазь Вишневского + PROTOGEN 17W
Доктор откупорил крышку, протянул Перхуше:
– Она, видать, еще подзастыть не успела… Макай сюда пальцем да обмазывай лыжину.
Перхуша скинул рукавицы, бережно принял склянку в свои большие руки, но тут же вернул доктору:
– Погодь… тогда под полоз уж подложить чего…
Он проворно вытащил из-под сиденья топор и пошел с дороги в лес, выбрал молодую березку и принялся рубить.
Доктор, поставив склянку на самокат, сунул бинт в карман, достал портсигар и закурил.
«Повалило… – подумал он, щурясь на кружащейся снег. – Слава Богу, мороз не сильный. Совсем не холодно…»
Заслыша стук топора, лошадки под рогожей стали фыркать, бойкий рыже-чалый тоненько заржал. С ним перекликнулись несколько других лошадок.
Не успел доктор докурить своей папиросы, как Перхуша свалил березку, вырубил комель и стал заострять его на стволе березки:
– Вот так…
Закончив дело, часто дыша, Перхуша вернулся к самокату и ловко загнал березовый клин под середину правого полоза. Нос его слегка поднялся. Перхуша разгреб под ним снег:
– Таперича и помажем.
Доктор отдал ему склянку, а сам ловко распечатал упаковку бинта. Перхуша лег на бок рядом с полозом и стал обмазывать треснувшую часть мазью.
– Это ж надо, – бормотал он. – Я на пенек налетал пару раз, ничего не лопнуло, а тут – раз, и как колуном… Вот зараза блядская…
– Ничего, забинтуем, доедем, – успокаивал его доктор, наблюдая.
Едва Перхуша закончил, доктор нетерпеливо оттолкнул его:
– Ну-ка, примись…
Петруша откатился от полоза. Доктор, кряхтя, сел на снег, потом тяжело повалился на бок, приладился и стал ловко бинтовать.
– Ты вот что, Козьма, стяни-ка трещину! – пыхтя, выдавил он.
Перхуша схватился за носок, сжимая трещину.
– Прекрасно… прекрасно… – бормотал доктор, бинтуя.
– Концы-то наверху надобно завязать, внизу срежет, – посоветовал Перхуша.
– Не учи ученого… – сопел доктор.
Он крепко и ровно обмотал полоз, завязал концы вповерх, ловко заправил их под бинт.
– Во оно как! – улыбнулся Перхуша.
