Вдруг пещеру заполнил человеческий вопль — надрывный, леденящий душу:
— Уйди! Уйди! Уй-ди-и-и-и!
У Цырена подкосились ноги. Но уже в следующий момент помимо сознания сработал какой-то древний инстинкт — и его как пружиной отбросило назад, к выходу. Он готов был бежать без оглядки, даже и не вспомнив, где находится. Если бы не Рудик, тоже ринувшийся к лазу, Цырен, возможно, успел бы выскочить из пещеры. Но они помешали друг другу, и тут Санька схватил их за плечи.
— Куда? Эх вы, разведчики! Кого испугались? Это же филин! Обыкновенная сова. Кыш, кыш! — закричал он и ударил в ладоши.
Из дальнего угла пещеры послышалось испуганное сопение, неуверенное хлопанье крыльев. Теперь настала пора пугаться сове, если это действительно была сова… Наконец вспыхнул фонарик и, перечеркнув его луч, ослепленная светом птица грузно метнулась к выходу.
— Уф ты, напугала! — с облегчением вздохнул Рудик. — А я уж драпануть собрался.
— Да, сейчас разбежались бы, — нервно рассмеялся Цырен.
— Ладно, хозяйку выгнали, теперь добро пожаловать, — пригласил Санька. — Только она закричала, я сразу все понял. Мы с отцом как-то слышали ее голосок ночью на охоте…
Высвечивая фонариком метр за метром, ребята обошли свои новые владения. Пещера оказалась довольно просторной, с высоким сводчатым потолком и совершенно пустой: ни камня, ни кости, ни старого кострища. Правда, Цырену почудилось, что в одном месте стена и часть свода словно закоптились — таким черным был этот угол по сравнению с другими. Он коснулся шероховатой поверхности, но пальцы остались чистыми. Значит, это была черная порода, только и всего.
— Да, дровишек нам тут не припасли, — сказал он задумчиво. — И все-таки здорово повезло. Если бы на уступе кто-нибудь уснул, искать его, однако, пришлось бы в Байкале.
— Да, был жуткий риск, — поддержал Рудик. — Надо же, куда забрались! Запросто могли сорваться.
— А на скалу высаживаться не риск? Скажите мне спасибо, а то сейчас рыб кормили бы.
— Спасибо, Цырен, спаситель ты наш! И что живы остались, и что пещеру нашли — твои заслуги. Вовремя же мы тебя капитаном избрали!
— Избрали! А кто говорил?..
— Нет, нет, — поспешно согласился Рудик. — Теперь уж я понял… В такие моменты никак нельзя новгородское вече разводить. Все правильно: командир, приказы, дисциплина…
Цырен торжествовал: даже упрямый Рудик признал его правоту, а сколько споров было!
— Ну, а теперь, — закончил свою мысль Рудик и, посмеиваясь, подтолкнул Саньку плечом, — теперь трудности позади, без командиров обойдемся. Точно, Сань?
— Давайте-ка лучше спать, а без командиров обходиться завтра будем.
Так и не понял Цырен, по-настоящему друзья оценили его капитанство, закончившееся в итоге так удачно, или только насмехаются и гнут прежнюю линию? Однако энергия в нем кипела, ему хотелось быть смелым, находчивым, изобретательным — пусть ребята лишний раз убедятся, чего стоит Цырен. И тут очень кстати в голову ему пришла счастливая мысль.
— Хватит рассуждать. Разведем-ка мы костерок да малость обсушимся перед сном.
— Костер? Из чего? — удивился Санька.
— Сейчас увидишь.
Цырен вылез из пещеры — и вскоре у входа появились ворох желтых сосновых игл, кучка смолистых шишек, несколько хворостин и увесистых сучков, а потом еще и груда коры, содранной перочинным ножом. Костер был маленький, но жаркий, в пещере сразу запахло жильем. За пятнадцать минут рубашки и штаны почти высохли. Ребята достали из тощих своих рюкзаков у кого что было теплого: Рудик — одеяло, предусмотрительно завернутое в полиэтиленовую пленку, Цырен — толстый шерстяной свитер, Санька — телогрейку. Телогрейка совсем промокла, пришлось примостить ее под головы. Уставшие и напереживавшиеся за день, ребята потеснее прижались друг к другу — и сон мгновенно смолил их.
* * *
Цырен проснулся рано. В пещере было светло, на стенах и на потолке играли солнечные блики. Настроение было бодрое, от вчерашних страхов, от усталости и следов не осталось. И Цырен, пожалуй, был даже доволен, что судьба преподнесла им столько сюрпризов сразу — и горную, и кораблекрушение, и пещеру. Особенно пещеру!
Он вышел на уступ. Только что взошло солнце, и дымчато-серые утренние дали сразу поголубели. Полого загнутой подковой на север и на юг тянулся Байкал, а там, где горы двух берегов сливались, угадывался новый простор, уже недоступный глазу.
К югу от пещеры лежали жилые места: километрах в двадцати — их родной Сохой, дальше — Горячие Ключи, где они учились, а еще дальше — вообще теснота, на каждые пол сотни километров два-три поселка. К северу же тянулись земли совершенно необитаемые: ни деревеньки, ни избы, ни дымка из трубы.
Так что ребята с полным правом могли считать себя единственным населением всей этой двухсоткилометровой прибрежной полосы. Чем не робинзоны!
Цырен настроил бинокль, стараясь разглядеть, если не Сохой или Горячие Ключи, скрытые за мысом, то хотя бы черную точку парохода или катера.
Но ничего не обнаружил. Море лежало перед ним чистое и пустынное, будто никогда никакие люди не жили по берегам. Таким был Байкал века, даже тысячелетия назад. Таким видели его предки Цырена, буряты, охотники и пастухи, когда выходили с луками на высокий берег или выгоняли на прибрежные пастбища свои отары. Таким же увидели его русские землепроходцы, ступив на эти земли триста с лишним лет назад.
Цырен гордился, что он бурят и что это великое, в песнях воспетое море испокон веку принадлежит его предкам. Недаром глаз его узок — чтобы ловчее выцеливать дичь, недаром сильна рука — чтобы вернее поразить зверя. Однако он чувствовал и кровное свое родство с теми голубоглазыми, светлобородыми богатырями, которые заново открыли Сибирь и принесли его предкам ружья для охоты и зерна пшеницы, чтобы засеять пустынные степи. Все очень просто: его мать была бурятка, а отец — русский…
Но сейчас Цырена интересовало одно — пароходы. А пароходов не было видно. Наверное, целый час обшаривал он биноклем водную гладь — бесполезно. Обескураженный вернулся в пещеру.
— Эй, робинзоны, не пора ли вставать?
Санька потянулся:
— Ушицы бы сейчас… ведерко!
— И хлебца… по булке на нос, — отозвался Рудик.
Они вышли наружу — и зажмурились: такой ослепительно яркий, голубой, зеркально чистый лежал перед ними Байкал. Байкал, едва не погубивший их вчера. Залюбуешься — и не поверишь, что это одно и то же море. Санька покачал головой:
— Ничего не понимаю? И как мы сюда забрались? Сплошная же стена. Уцепиться не за что.
Прямо под уступом, на котором росла сосна, плескались игрушечные волны. Казалось, опусти нитку с грузилом, и она достигнет воды, не задев скалу,
— Лодка, конечно, не вынырнула, — свесившись вниз, заметил Рудик. — И даже корзинок не видно.
— Была бы лодка, я еще попробовал бы спуститься, — не очень-то уверенно сказал Цырен. — А так — ну ее, эту стену, лучше не связываться! Давайте-ка проверим, что у нас есть.
Они разложили на полу пещеры содержимое рюкзаков. У них были миски, ложки и кружки, два перочинных ножа, соль, перец, чай, лавровый лист, иголки и нитки, бинокль, фонарик, спички, полотенца, мыло, зубная паста и щетки, вздувшаяся от воды книга «Старая крепость» — и ни крошки съестного! Если не считать помятой ватрушки, оставшейся от вчерашнего обеда на лодке.
— Как же это мы? — вмиг проглотив свою порцию и теперь собирая крошки, сказал Санька. — Там же у меня два печеных хариуса остались.
— Чего там хариусы! Хоть бы кусочек хлеба догадались прихватить в последний момент. Дернул же меня черт порядок наводить!
— Скажите спасибо, сами целы, — напомнил Цырен. — И вообще еще неизвестно, чем бы все кончилось, если бы мы рюкзаки набили. Ну вот что. Когда теперь удастся пообедать, от нас не зависит. Не прозевать бы только первое судно, которое пойдет по Байкалу. Из белой Санькиной рубахи флаг сделаем, а ты, Санька, мой свитер наденешь. Будем махать, кричать — должны заметить. Дежурим по очереди. И смотреть в оба!
— Думаешь, будет судно?
— Будет.
— Откуда? Рейсовые морем идут, далеко, а катера… им тут делать нечего.
Рудик был прав. Цырен помолчал, соображая, что бы такое сказать, чтобы друзья не пали духом, но ничего не придумал. Тогда нашелся Санька:
— Даже если не повезет… хватятся же нас дома.
Не сегодня, так завтра-послезавтра. Да еще горная была… Обязательно хватятся. Но дня три придется потерпеть.
— А человек живет без пищи как минимум тринадцать дней, — подхватил Цырен. — Так что голодная смерть нам не грозит. Какая-нибудь скорлупа да появится. Тут и ученые ходят, и туристы, и рыбаки. Ну что, Саня, заступаешь на вахту?
Санька остался дежурить, а Рудик и Цырен решили еще раз осмотреть пещеру. Они не обнаружили ничего нового, кроме одного: подозрительно черная стена в самом деле оказалась закопченной. Под лезвием ножа слой окаменевшей сажи отвалился, как отставшая штукатурка, обнажив обычную серую породу.
