– А ведь и правда, – пробормотал я.
По-новому взглянул на интерьер комнаты, на сушившуюся здесь одежду, на молодые тополя за окном, на редко проезжавшие по проспекту Ленина машины (не заметил ни одной иномарки, словно угодил на фестиваль любителей отечественных ретроавтомобилей). Заценил и свой прикид: тапочки со стоптанными задниками, убогие штаны, подтяжки, некогда белая майка. Припомнил железную кровать с пружинами, отсутствие простейшей бытовой техники в комнате, древний чемодан с металлическими углами.
«Сон? Прошлое? Или параллельный мир?»
Поправил подтяжки.
«Если прошлое – то когда?»
Посмотрел на свое отражение в зеркале.
«И почему физиономия этого парня кажется мне знакомой?»
Глава 1
Едва не промахнулся, возвращаясь в комнату: ноги по старой привычке привели меня к двери с цифрой шестьсот четыре, а не шестьсот восемь. Сообразил, что пришел не по адресу, уже хватаясь за ручку. Именно дверная ручка (совершенно незнакомая) помогла не вломиться в теперь уже чужое жилище. Я тихо выругался, покачал головой. Ощущение неправильности всего того, что видел вокруг, начинало меня нервировать.
Заметил шагавшего по коридору рыжеволосого парня с допотопным чайником в руке, высокого (при нынешнем росте мне теперь все казались высокими), узкоплечего и тоже в дурацкой майке. Тот махнул мне рукой, сказал: «Сашок, пошли пить чай». Я не удивился, когда парень по-хозяйски распахнул дверь в комнату шестьсот восемь: должно быть, рыжий и был тем самым Пашкой, о котором упомянул другой мой сосед.
В комнате я старался помалкивать. Хлебал из старенькой чашки невкусный чай (сон или не сон, но кипяток больно обжег язык), жевал бутерброд с салом (очень даже неплохим), слушал болтовню соседей по комнате и исследовал взглядом окружающее пространство. Отмечал все, что соответствовало бы любой из версий, объяснявших произошедшие в моей жизни перемены. Но находил подтверждения лишь одной.
Обожженный язык не заставил меня проснуться (хотя волдырь на его кончике явственно чувствовался). То ли при медикаментозной коме подобные фокусы у спящих не прокатывали, то ли я все же сейчас не спал. Намеков на параллельную реальность я тоже отыскать не смог: не обнаружил вокруг себя ни незнакомых технологий, ни проявлений колдовства или намеков на альтернативную историю.
А вот следов советского прошлого (или настоящего?) заметил предостаточно. Чего только стоила найденная под подушкой книга Николая Островского «Как закалялась сталь»! Наткнулся на нее, когда заправлял постель. Потрепанная, с карандашными пометками и следами от грязных пальцев. Раритетное издание тысяча девятьсот тридцать шестого года, словно сошедшее с полки музея.
Одежда, мебель, вид за окном – все это напоминало «преданья старины глубокой». Советской старины, если выражаться точнее. Похожее я в детстве повидать успел: застал поздний Советский Союз со всеми его прелестями и недостатками. Причем воспоминания о детстве сохранились хорошие. Запомнилось, что и небо в те времена было ярче, и вода чище, и трава зеленее. А пионерский галстук – частичка красного знамени.
Я разглядывал бомжеватую обстановку комнаты, активно пережевывал соленое сало и прислушивался к болтовне соседей по комнате. Разобрался, что будивший меня черноволосый парень носил гордое имя Слава, а рыжеволосый откликался на простое – Пашка. Оба парня оказались местными, зареченскими. Проживали в разных частях города, но далеко от института, потому вчера заселились в общагу.
И тот, и другой по окончании десятого класса успели отслужить в армии. Сыпали солдафонскими шуточками, рассказывали типично армейские истории – соревновались, чей рассказ произведет на меня более сильное впечатление, будто принимали меня за наивного школьника. Я старался исправно улыбаться их бородатым анекдотам, помалкивать и наяривать бутерброды.
За десятиминутку чаепития выяснил, что сейчас вовсе не январь (кто бы сомневался), а начало сентября. Точнее, второе число. Узнал, что я (нынешний) вместе с Вячеславом и Павлом учусь на первом курсе Зареченского государственного горного института. Снова. И опять на горном факультете («Открытые горные работы», если правильно понял). «Взрывное дело перспективней», – вспомнились слова сына.
Отучился в институте уже целый день (первого сентября присутствовал на ленинском уроке). С соседями по комнате познакомился только вчера – днем они ввалились в мою комнату. И даже сходил с ними в ближайшую пивнушку, чтобы отметить знакомство. Ну а сегодня я вместе со всеми своими одногруппниками отправлюсь в колхоз. На уборку урожая капусты. Как сообщил Слава: «На целую неделю! Деревенская романтика».
Я не разобрался, куда попал. Что вокруг? Сон или новая реальность? Склонялся к тому, что на реальных первокурсников мои говорливые соседи походили больше, чем на видения. Ни рыжего Пашку, ни Вячеслава я точно не встречал раньше: ни в их облике, ни в поведении не замечал ничего знакомого. Рассудил: будь я во сне, увидел бы здесь не эту парочку, а кого-то из своих бывших институтских приятелей.
Единственное, с чем я четко определился за время короткого чаепития, что не буду совершать резких движений. Разрешу себе пока оставаться безынициативным, плыть по течению. Моя молчаливость соседей по комнате не удивляла. Значит, я не сильно выбивался из образа. Буду наблюдать за происходящим вокруг и делать выводы. Сон вокруг меня или явь, но спешить мне было точно некуда. Разве что… на уборку капусты.
* * *
Уже по пути к институту я узнал, что Слава числился старостой моей группы, потому он и подгонял нас с Пашей: хотел явиться на место сбора одним из первых. Парни несли на себе новенькие туристические рюкзаки, дешевенькие, даже без элементов жесткости. Раздутые от вещей, как и мой; судя по его виду и состоянию, прошедший через Гражданскую и Отечественную войны. Жесткие лямки давили на подтяжки, натирали кожу. Я терялся в догадках, что именно тащил с собой: прихватить «собранный с вечера» рюкзак перед выходом из комнаты мне напомнил староста.
Зеленая листва на деревьях скрашивала унылость улицы, разбавляла царившую вокруг корпусов общежитий тоскливую серость. На проспекте меня встретил похожий вид. Я не увидел по пути к институту ни ярких рекламных баннеров, ни светящихся неоновых вывесок, ни даже ларьков, как в девяностые. Заметил клумбу с подстриженными кустами там, где недавно (по моим ощущениям) красовалась пиццерия. На месте банка обнаружил магазин «Гастроном» (мне казалось, банк тут был всегда). А вместо автомобильной стоянки – детскую площадку с горками, песочницей и чуть покосившимися качелями.
Я шаркал по земле подошвами неказистых растоптанных туфлей (не сразу поверил, что влезу в них: привык к виду сорок шестого размера), вполуха слушал болтовню спутников. Вертел головой – смотрел по сторонам и пытался сообразить: действительно ли угодил в прошлое или все же попал в параллельный мир. Упрощенная и обезличенная версия Зареченска, через которую я шагал к Горному институту, намекала и на то, и на другое. И знакомая, и незнакомая одновременно, в целом привычная, но отличная в деталях. Она вполне могла быть даже частью сна, странного и в то же время сверх-реалистичного.
Главный корпус Горного института стоял на привычном для меня месте (что порадовало: хоть что-то осталось неизменным). Он смотрел новеньким фасадом, украшенным лепниной с советской символикой, на проспект Ленина. Знакомые голые античные фигуры над входом, изображавшие простых рабочих – «семь всегда трезвых горняков». Каменные ступени, деревянные лавки. Чуть в стороне, в небольшом скверике, притаился бюст главного горняка и вождя мирового пролетариата по совместительству – Владимира Ульянова. Я до сих пор гадал: являлся тот бюст частью комплекса институтских строений или же имел отношение лишь к проспекту.
Радость от встречи со старой знакомой альма-матер чуть схлынула, и я стал замечать не только знакомые черты главного корпуса института, но и отличия, в основном касавшиеся ландшафта вокруг здания. Совсем молодые деревца (лиственные, никаких елок), «неправильные» фонарные столбы, незнакомый забор – такого я здесь точно никогда не видел. Парочка застывших около ограды автомобилей: «Москвич-424» и «Москвич-408» (подбор транспортных средств показался мне странным). А по соседству с ними – чудо советского автомобилестроения: автобус, модель которого даже я затруднялся припомнить.
