этой точки зрения царизм был не просто отсталым, но и враждебным. Прогрессивная связь Америки с русской революцией будет наиболее чётко воплощена в Обществе друзей русской свободы (ОДРС), которое не раз будет упоминаться в предстоящей дискуссии.
Основным тезисом русских революционеров и их зарубежных сторонников было то, что самодержавие неисправимо властно и жестоко. Реальность, конечно, была не совсем такой чёрно-белой. В период с 1876 по 1905 год суды в России приговорили к смертной казни около 500 человек. На душу населения это составляло менее половины тех, кого казнили в Великобритании, и, что более важно, несравненно меньше 2700 человек, приговорённых к смертной казни в Соединённых Штатах в 1880-1905 годах, а население Америки составляло всего 60% от населения России.[4] Другими словами, в США казнили 9 граждан на каждого, казнённого в России. Ни один аспект российского пенитенциарного аппарата не вызывал большего возмущения, чем система сибирских ссылок, которая широко рассматривалась как "воплощение жестокости".[5] Именно американский журналист Джордж Кеннан, который популяризировал эту точку зрения в своей книге 1891 года "Сибирь и система ссылки". В книге Россия изображена, как "смесь злодейства, замороженных отходов и собачьих стай".[6]
Опять же, реальность была несколько иной. В 1904-13 годах, в годы восстания и массовых репрессий, почти 30 тыс. человек были отправлены в Сибирь за политические преступления, но только 14% получили самое суровое наказание (тюремные работы).[7] К 1913 году в результате амнистии в заключении остался всего 1051 политический заключённый.[8] С поправкой на численность населения, в 1910 году в американской и российской тюремных системах содержалось примерно одинаковое количество заключённых. Что касается степени человеческих страданий и деградации, вряд ли будет большая разница между трудовым лагерем в Сибири и работами в кандалах где-нибудь в Луизиане. Дело здесь не в том, что царский режим был каким-то образцом терпимости и милосердия. Самодержавие тоже могло быть самоуправным, деспотичным и жестоким. Но в этом отношении оно не сильно отличалось от любого другого правительства того времени.
"Отсталая" Россия начала индустриализацию в 1890-х годах под руководством министра финансов Сергея Витте. Витте считал, что расширение транспортной системы России откроет огромные ресурсы страны и облегчит миграцию миллионов людей на целинные земли Сибири. Витте добился значительных успехов: до 1904 года экономический рост России оценивался в поразительные 8% в год, а после хаоса 1905 года он восстановился до 6-7% до начала следующей войны. Между 1880 и 1913 годами "промышленный потенциал" России утроился.[9] К последнему году её доля в мировом производстве превысила 8%. Она обогнала Францию по этому показателю, а также по производству стали и составила 60% от британского уровня по обоим параметра.[10] Россия также могла похвастаться тем, что является вторым по величине производителем нефти в мире (после США). Производительность труда в России по-прежнему составляла лишь около четверти от американской, но это была динамично развивающаяся экономика, стоящая, по видимости, на пороге великого прорыва.
Конечно, Россия, полностью реализовавшая свой экономический потенциал, стала бы серьёзным конкурентом любой другой промышленной державе, включая США. Россия была единственной страной, у которой были ресурсы, чтобы вытеснить Америку в качестве главной экономики мира. С точки зрения Уолл-стрит, это был потенциальный конкурент, которого нужно было кооптировать, контролировать или устранить.
Русские революционеры
Первой попыткой свергнуть самодержавие было так называемое восстание декабристов 1825 года. Недовольная дворянская элита, вдохновлённая идеями Французской революции, объединилась в два общества: умеренное, которое предполагало конституционную монархию, и более радикальное, которое выступало за отмену монархии и её замену республикой. В конце 1825 года эти элитные повстанцы попытались спровоцировать мятеж против нового царя Николая I. Их постигло полное фиаско.
В последующие десятилетия разрозненные политические ячейки поддерживали дух инакомыслия. Большинство из тех, кто был не в ладах с властями или просто не мог выносить атмосферу репрессий, искали свободы за границей. Так начался феномен русских радикальных эмигрантов, мужчин и женщин, которые посвятили свою жизнь подготовке революций в таких местах, как Париж, Женева и Нью-Йорк.
Новая революционная волна началась в 1870-х годах, что стало прямым результатом освободительных реформ царя Александра II. В дополнение к освобождению крепостных, "царь-освободитель" разрешил нескольким тысячам молодых россиян, в подавляющем большинстве принадлежавших к высшему классу, получить образование за границей. Проникнувшись радикальными идеями, многие вернулись домой, полные решимости изменить систему. Результатом стало так называемое народническое движение, в рамках которого сотни радужно настроенных активистов пытались "поднять самосознание" недавно освобождённых крестьян. Их усилия тоже не увенчались успехом. Разочарованные реакционным мышлением крестьянства, некоторые потенциальные спасители обратились к терроризму и убеждению, что они, как просвещённый авангард, должны совершить революцию для масс. И снова движение раскололось на фракции, некоторые из которых были более радикальными, чем другие. Наиболее воинственная, "Народная воля", сосредоточилась на убийстве царя Александра II. Они преуспели в марте 1881 года. Вопреки их надеждам, самодержавие не рухнуло.
На рубеже веков произошёл новый всплеск революционной активности. Возникла партия социалистов-революционеров, более известная как эсеры, которая появилась в 1901 году. Как и прежние народники, эсеры считали себя освободителями крестьянства. Они также приняли терроризм и развернули кампанию политических убийств. Эсеры могли претендовать на звание крупнейшей революционной фракции, насчитывая к 1907 году 50 тыс. полноправных членов и ещё 300 тыс. предположительно находились под "партийным влиянием".[11] Чего эсеры так и не дали миру, так это единой идеологии или харизматичного лидера.
Главным конкурентом эсеров были социал-демократы, или эсдеки, возникшие в 1898 году.[12] Социал-демократы были марксистами, что означало, что их концепция социализма была сосредоточена на промышленном рабочем классе, или пролетариате. Однако, в то время как в начале ХХ века в России насчитывалось более 100 млн. крестьян, в ней было всего 2-3 млн. заводских рабочих. Это вызвало доктринальные дебаты, которые достигли апогея на партийном съезде 1903 года в Лондоне. В результате возникли две соперничающие фракции: меньшевики и большевики. Первые, взяв пример с социалистических партий Запада, выступали за массовую рабочую партию и считали, что, прежде чем Россия сможет встать на социалистический путь, она сначала должна пройти через буржуазную революцию. У всех, кому не терпелось увидеть коммунистическую утопию, такая мысль вызывала только разочарование. Напротив, большевики, находившиеся в плену авторитета Владимира Ленина, выступали за создание небольшой "передовой" партии, нацеленной на захват власти и установление "диктатуры пролетариата" при первой возможности. Большевики и меньшевики были не единственными фракциями; особняком стояли латыши и еврейские бундисты. Членский состав колебался: в 1906 году численность большевиков
