– Вы желаете власти над Ойкуменой?
– Некоторые группировки в Эль-онн считают это следующим шагом в эволюции нашего народа. Не стоит улыбаться, дарай-князь. Мы вполне СПОСОБНЫ осуществить не только захват, но и контроль всей обитаемой Вселенной. Причины, по которым мы этого до сих пор не сделали, сугубо внутренние.
Устало поднимаю голову. Необходимость изощряться в плетении словесных кружев измучила до предела. Все болит. Мне уже все равно, что решит для себя этот проклятый Ауте арр.
И сам лично он меня достал куда глубже, причем задолго до нашей встречи. Кажется, Аррек арр-Вуэйн достаточно умен, чтобы это понять.
– Что вы от меня хотите?
– От вас? Проведите меня в Эйхаррон.
– Что вы хотите от арров?
– Чтобы они не допустили экспансии эль-ин, не допустили завоевания.
Молчание. Закрываю глаза.
– Мой народ не может позволить себе заплатить… цену, которую потребует подобная авантюра. Это хуже, чем физическое уничтожение всей расы. Я должна попасть в Эйхаррон и быстро, пока Хранительница еще в состоянии удерживать лавину. Судя по тому, что они уже решились на открытое нападение на станции дараев и захват порталов, времени почти не осталось.
Он верит мне. Полностью и безоговорочно, как может верить только Ощущающий Истину. И эта Истина ему не нравится.
– Вы совершенно уверены, что сможете вот так просто угомонить… радикально настроенное большинство?
Он пытается быть вежливым, он действительно пытается.
В моей руке вдруг оказывается кинжал-аакра. Никто никогда не узнает, чего стоило медленно и невероятно аккуратно вложить его обратно в ножны. Ауте, он ведь даже не понял, какое оскорбление нанес.
– Они повинуются своей Хранительнице.
– Разумеется. Почему же тогда Хранительница не прикажет им просто забыть обо всем?
Вопрос еще нелепее первого. Когда же кончится это издевательство? Терпи, терпи, Антея-тор, он тебе нужен. Тер-рпи. И прекрати скрежетать зубами!
Прячу возмущение за холодной официальностью. То есть надеюсь, что прячу.
– На данный момент завоевательная политика представляется наилучшей с точки зрения выживания вида. Я должна предложить нечто более… перспективное для развития, причем не просто предложить, а представить уже разработанный план, со всеми подписанными договорами и утрясенными конфликтами. Лишь тогда Хранительница примет решение от лица всех эль-ин, и все эль-ин будут неуклонно ему следовать.
– Я не понимаю…
– Совершенно верно, не понимаете, так что просто постарайтесь принять на веру.
О-оп, а вот это было грубо. Устаете-с, леди Антея. Надо лучше себя контролировать.
Он смотрит на меня. Я на него. Сейчас что-то случится.
– Что вы сделаете, если я откажусь вам помогать?
И ведь даже солгать не могу! Проклятый ублюдок ощущает Истину!
– Я умру.
Все. На милость, мать его, победителя.
Устало склоняю голову, уши безвольно поникают. Поклон сдавшегося. Больше не могу. Из-за хрустальной стены в моем сознании снова начинает просачиваться боль. Я должна сейчас лечь, уснуть на несколько дней, отдаться во власть умелых рук Целителей. У меня уже совсем нет сил, чтобы бороться с князьком из рода Вуэйн, что-то ему доказывать, куда-то вести. Мне БОЛЬНО. И это не только боль от ожога. Недобитый Ауте дарай своими вопросами разбередил то, что залечить невозможно. Подспудная, скрываемая даже от себя боль, которая гнала меня последние пять лет, заставляла метаться из мира в мир, изучать языки, тела, души, системы, которая непрерывно требовала бросаться из одной крайности в другую, биться в закрытые двери, проламывать стены и искать, искать, искать выход. Чтобы никому ни за что не пришлось платить ту же цену. Никогда. Теперь эта боль, привычная и неощущаемая подруга моей жизни, вдруг встает рядом, мягко охватывает виски, что-то тихо и властно говорит. Я послушно открываю глаза. Пусть все убираются к Ауте. У меня нет времени зализывать раны. Отдохну после смерти – благо мне до нее осталось не так долго.
Скорее бы.
Сколько там еще вуэйнский щенок будет обдумывать ситуацию?
– Антея-эль, вы сможете идти с моей помощью?
Ауте, Ауте, Величайшая из Богинь, что бы я ни сделала, чтобы так рассердить тебя, поверь, я сожалею. Не надо больше. Пожалуйста.
– Если нет, я могу нести вас.
Похоже, я еще найду в себе силы, чтобы залепить придурку пощечину.
Глава 2
Пейзаж впечатляет. На светло-сиреневом небе застыли луны, изящные, точно вырезанные из бумаги. Четкие линии астероидных поясов разделяют пространство, бледное зеленое светило садится за дальним хребтом. Снежные вершины этих странных, прикрепленных к земле гор отливают всеми цветами спектра, а расстилающиеся у моих ног пески совсем не напоминают бурные и изменчивые Небеса Эль-онн. И все-таки это красиво. Застываю на вершине холма, пытаясь всеми порами впитать спокойствие этого невероятного места, навсегда запечатлеть его в памяти, чтобы затем воскрешать его чуждость и пить ее как воду из целительного источника. Прикрываю глаза, наслаждаясь тишиной музыки этого места, его дурманяще не ощущаемыми запахами.
В песню ветра врывается резкий скрип осыпающегося под неуклюжими ногами песка и резкий запах немытого человеческого тела. О Ауте, если люди создали арров путем манипуляции с генами, то почему они не предусмотрели какого-нибудь более приятного способа регулировать температуру? Не то чтобы запах неприятен…
Сжимаю зубы, чтобы не закричать, затем глубоко вздыхаю. Раздражение растворяется, точно дым, возвращая очарование чужому миру. Теперь можно повернуться к Вуэйну. И даже, если постараться, вежливо наклонить уши в его сторону.
Но последнее уже, если только оченьпостараться.
После того как я не сдержалась и на очередное оскорбление ответила пощечиной, мы не разговариваем. Его ошарашил даже не столько сам акт насилия-презрения, сколько то, что я оказалась способна его совершить. Несмотря на все щиты, на отточенные поколениями направленных мутаций рефлексы, моя рука промелькнула слишком быстро, чтобы быть замеченной. И оставила на щеке отпечаток когтистой ладони. Правда, после этого меня отшвырнуло на десяток метров и чуть было не переломало все кости, но факт остается фактом. И теперь мы молчим, оба опасаясь ляпнуть что-то такое, что заставит нас вцепиться друг другу в горло. Хотя меня устраивает тишина. Хотя оба мы понимаем, что общаться нам все равно придется.
Он смотрит на меня каким-то странным измеряющим взглядом, который за последние несколько часов я научилась классифицировать как глубокую задумчивость по поводу чего-то, что мне знать не полагалось. Его мыслезащита в такие моменты не уступает вакуумным пробкам. И вдруг:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});