Санчо странно улыбнулся — и почему-то взглянул на Фелису.
Задребезжал дверной колокольчик.
* * *
Альдонса пила, хоть ее уже мутило от этой воды; Диего Кихано, несчастливый отец Алонсо, смотрел на нее с портрета.
«Так надо, — молча говорил дон Диего. (Альдонса отлично помнила его — они с Алонсо уже были мужем и женой, когда однажды двадцать восьмого июля Диего Кихано ушел в свое странствие.) — Так надо, терпи. Будь достойным постаментом для статуи прекрасной Дульсинеи».
— Сеньор Карраско, — сообщила Фелиса.
Альдонса нахмурилась. Сказаться больной? Уйти к себе?
Это было бы слабостью, в Альдонсином роду не водилось трепетных барышень. А как ее свекровь, мать Алонсо, шла за гробом своего замученного мужа? Прямая, как гвадаррамское веретено, с невозмутимым, будто высеченным из мрамора лицом…
И той же ночью умерла от сердечного приступа.
— Добрый день, милейший Алонсо, — юнец Карраско уже стоял в дверях. — Добрый день, дорогая Альдонса. О-о-о, так это и есть наш оруженосец?
— Это не вполне ваш оруженосец, — отозвался Алонсо с недоброй улыбкой. — Это наш оруженосец, любезный Самсон. Присаживайтесь. Фелиса, еще один прибор. Санчо, это Самсон Карраско, друг семьи.
* * *
Карраско переминался с ноги на ногу.
— Нет-нет, Алонсо, — бормотал он, — я не хотел бы… у вас домашний, в некотором роде семейный ужин. Я всего на минутку, Алонсо, можно вас на пару слов?
— Я слушаю, — Алонсо пожал плечами. — Здесь все свои.
— Алонсо, — гость замялся, — вы жаловались на бессонницу, так я добыл для вас великолепное снотворное! Куда лучше обыкновенной цикорной воды!
И торжественно замолчал, очевидно, дожидаясь похвалы.
— Он прекрасно спит, — холодно сообщила Альдонса. — Можете мне поверить: он спит, как ребенок.
Карраско не смутился:
— Очень хорошо, дорогая Альдонса, это просто прекрасно… Но волнения, магнитные бури, изменение атмосферного давления — это все очень влияет на людей, подобных нашему Алонсо. Я сам в такие дни плохо сплю, что уж говорить о…
Он запнулся. Вздохнул, обернулся к Пансе:
— Санчо, любезный Санчо! С вами мне тоже надо переговорить… Потом, конечно. Потом. Вы ведь будете сопровождать нашего идальго в походе, а странствия рыцаря — это не прогулка за грибами, здесь может быть много непредвиденных случаев, ситуаций, травм как физических, так и моральных. А я чувствую ответственность за здоровье Алонсо. За его душевное здоровье.
Алонсо весело подмигнул:
— Самсон, за последнюю неделю ты похудел и плохо выглядишь. Нельзя, чтобы доктор, переживая за пациента, сам угодил на больничную койку.
— Я успокоюсь только тогда, когда ваш поход благополучно завершится, — отрезал Карраско, усаживаясь за стол прямо напротив Санчо.
Чуть поспешно кивнул Фелисе, предлагая наполнить его бокал. Выпил, промокнул салфеткой губы:
— Санчо… На вас ложится большая ответственность. Я научу вас некоторым тестам.
— Отправлялся бы ты с нами, — предложил Алонсо, отхлебывая из своего бокала.
— Я рад, что ты еще способен шутить, Алонсо… — кисло улыбнулся Карраско. — Санчо, запомните: вы с вашим хозяином должны видеть одно и то же. Если вы увидите мельницы — Дон Кихот смело может с ними сражаться. Но если вы будете видеть мельницы, а сеньор Кихано — великанов, тогда срочно возвращайтесь назад, это я вам как доктор говорю.
Санчо перевел наивный взгляд с гостя на хозяина и обратно, вздохнул, развел руками.
— Сеньор Алонсо, не понимаю, чего от меня хочет этот господин…
Карраско нахмурился.
— Видите ли, Санчо, — Алонсо примиряюще улыбнулся. — Семейство Карраско — друзья семьи Кихано. Эта дружба длится вот уже несколько столетий.
Альдонса хмыкнула.
— Я психиатр, — сварливо сообщил Карраско. — То есть я начинающий психиатр, но мой отец, тоже Самсон Карраско, он был светилом психиатрии. Он наблюдал еще дедушку нашего Алонсо, и уж конечно, его отца. У меня есть архивы двухсотлетней давности! Для психиатрии очень важны наследственные связи, и, зная историю семьи Кихано, я могу многое предсказать… — тут он сжал губы и скорбно покачал головой. — Наследственность… Вы понимаете? У семьи Кихано такая наследственность, что…
Карраско сложил брови домиком, а Санчо обернулся к портретам на стене — теперь он разглядывал их с подозрением, будто желая отыскать искорку сумасшествия в печальных глазах предков Алонсо.
— Санчо, не принимайте все слишком близко к сердцу, — вкрадчиво сказала Альдонса. — Так называемая психиатрия больше здоровых сделала больными, чем больных — здоровыми. На самом деле слухи о пресловутом безумии Рыцаря Печального Образа сильно преувеличены.
— Так ли преувеличены, дорогая Альдонса? — не сдавался Карраско. — Еще в детстве отец заставлял меня на память заучивать отрывки из медицинских статей, в частности такое вот определение: Безумие Дон Кихота носит характер параноидального бреда. При этом бред носит систематизированный характер. Бредовыми являются не идеальные нравственные устремления Дон Кихота, а форма и способы их исполнения. Можно думать, что у благородного рыцаря наступило возрастное снижение психики, проявляющееся в сентиментальности, неадекватном восприятии рыцарских романов, неспособности реально оценивать свои физические возможности.
— Это безграмотно, — поморщился Алонсо. — Самсон, я не знаю, как насчет медицины, но в грамматическом отношении этот отрывок ниже всякой критики. Безумие носит характер, бред тоже носит характер… Кто кого носит?
— Уж лучше чирей на заду, чем лекарь в доме, — невозмутимо заметил Санчо. — Потому как чирей лопнет, а лекарь, пока не уморит — не отступится.
Карраско глянул на него с плохо скрываемым презрением.
— Ладно, сеньор Санчо, «лекарям», как вы изволили выразиться, можно не доверять. Но источник, которому принято верить… надеюсь, понятно, о какой книге я говорю? Так вот в этой книге написано буквально следующее:…мозги его высохли, и он совсем рехнулся. Рехнулся! А сегодня, в свете достижений современной науки можно смело утверждать, что у несчастного прародителя Дон Кихотов имела место вялотекущая параноидальная шизофрения, осложненная атеросклерозом!
Некоторое время висела тишина. Санчо готов был ввернуть присказку — но в последний момент осекся. Не решился.
— Возможно, Рыцарь Печального Образа был действительно оригинален в поступках, — мягко сказала Альдонса. — Но те совершенно здравомыслящие люди, которые издевались над ним, лицедействовали перед ним и играли с ним в «Дон Кихота» — неизмеримо хуже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
