рукой:
– Ладно. Пусть так и будет. Я приму твоего подрядчика завтра.
*****
– Клянусь крылышками Меркурия, Петроний, ты переменился. Тебя невозможно узнать! – Распахивая объятья, Лоллий шагнул навстречу, едва всадник появился в дверях атрия.
Луций Лоллий Лонгин выглядел как истинное воплощение римской мечты. Его соразмерное лицо с тонким ровным носом, твердым подбородком и высоким чистым лбом, казалось высеченным из мрамора. Широкие плечи, гордая прямая спина и плоский живот были достойны победителей Пирра и покорителей Карфагена. У всякого, кто не был лично знаком с молодым человеком, первый взгляд на него вызывал смутные ассоциации с победным ревом букцин и геометрически идеальной красотой военного лагеря.
Но это впечатление было обманчивым. Даже неискушенному наблюдателю довольно было второго взгляда, чтобы понять, что стройная фигура и рельефные мускулы являются следствием не военных, а всего лишь гимнастических упражнений. Что небрежная простота безупречной прически результат усилий многоопытного парикмахера, а благородная белизна и гладкость кожи – заслуга дорогих восточных притираний. Гостя окутывал аромат купленных на Этрусской улице благовоний, а его длинная алая туника была подпоясана золотистым шелковым поясом.
Луций Лоллий Лонгин действительно был совершенным воплощением молодого римского аристократа. Только это был аристократ нового поколения, поколения, сменившего строгую величественность римской тоги на легкомысленное удобство греческого плаща. Он не тяготел к занятиям политикой, испытывал ужас при одной мысли о том, чтобы подвергнуть себя лишениям, связанным с военными службой, и видел смысл жизни в ее восхитительной бессмысленности. И именно по этой причине Петроний был рад ему, как никому другому.
– Ты все тот же Лоллий. Жизнерадостный и беззаботный.
Лоллий отступил назад и в притворном изумлении уставился на всадника.
– Молнии Юпитера! Ты возмужал, загорел и отпустил бороду, будто греческий философ.
– А ты благоухаешь как кастрат из храма Кибелы, – парировал Петроний.
Лоллий снисходительно улыбнулся в ответ.
– Во времена Цинцината ты мог бы стать законодателем мод. Клянусь кудряшками Венеры, я бы хотел последовать твоему примеру, но мне никогда не хватало смелости.
Молодой человек вздохнул и с притворным сожалением потер свой безупречно выбритый подбородок.
– Я просто устал выносить пытку, которую по недоразумению называют бритьем, – буркнул Петроний. – И довольно уже о моей внешности. Давай лучше я покажу тебе дом. Я въехал недавно, поэтому смотри под ноги. Я не перенесу, если ты переломаешь их из-за собственной неосторожности и задержишься здесь на месяц.
*****
Дом, в котором поселился Петроний, казалось, застыл между двумя способами существования, не зная чью сторону ему выбрать: то ли сохранить верность старой хозяйке то ли обрести новый смысл жизни с новым домовладельцем. Особенно заметно это было в двух примыкающих к атрию комнатах, которые прежде служили спальнями. В одной из них даже сохранилась кровать, матрас с которой уже убрали, бесстыдно выставив на всеобщее обозрение раму из натянутых ремней.
Во второй комнате от кровати осталось только пятно на полу. Сундуки, корзины и ящики с книгами безошибочно указывали на то, какое предназначение было выбрано для нее новым домовладельцем.
Пышные, сияющие золотой вышивкой пурпурные портьеры и триклиний, разукрашенный изображениями фавнов и дриад, были наследием, оставшимся от прежней хозяйки. Как и маленький уютный сад, с тремя яблонями, грушей, Лукулловой вишней, старой оливой и аккуратными рядами розовых кустов.
А вот кабинет, в прежние времена находившийся в небрежении, несомненно, обрел новую жизнь со сменой владельца. Стены его украсились сотами книжных полок, а стол приобрел роскошную серебряную чернильницу и подставку для стилосов.
К атрию примыкала двухэтажная внутренняя часть дома. Здесь располагались спальня самого Петрония, комнаты его управляющего и слуг. И, к счастью, от ее посещения Лоллий был милосердно избавлен.
Теперь он развалился в кресле напротив всадника в летней столовой, стены которой украшали довольно легкомысленные фрески. Низкий козлоногий столик, приютивший кувшин с уже разбавленным вином, велабрский сыр, пиценские маслины и хлеб, расположился между ними.
– Чем же ты был занят, что не нашел времени, для старого друга? – упрекнул Лоллий.
Направляясь в этот дом Лоллий, чувствовал не свойственные ему смущение и неуверенность. Ведь бывает, что после долгой разлуки, возобновление старой дружбы никому не приносит радости. Люди меняются, дороги их расходятся в разные стороны и встретившись спустя много лет, ощущаешь лишь неловкость, пытаясь опознать в сидящем напротив незнакомце человека, с которым прежде был неразлучен. Но, за час, что он провел в обществе Петрония, Лоллий с радостью убедился, что все его опасения были напрасны. Теперь он жалел лишь о том, что не узнал о возвращении Петрония раньше.
– Переезд. Домашние хлопоты, – Петроний пожал плечами. – Они отнимают наше время и пожирают нашу жизнь. Новый дом требует заботы.
По правде говоря, Лоллий был удивлен, узнав, что, вернувшись в Город, Петроний решил обзавестись собственным жилищем. Нет, конечно, жить с родственниками, особенно со старшими, это испытание, которое не каждый способен перенести. Они лезут в твои дела. Они всегда знают, что правильно. Они читают нотации. Они бесконечно рассказывают о прежних, золотых временах, когда для порядочного молодого человека, кажется, не было большего удовольствия чем выслушивать лекции престарелых родичей. И все же, зная Петрония много лет, Лоллий был уверен, что его друг предпочтет беззаботное пребывание в доме брата, суетной жизни домовладельца.
– Неужто за четыре года ты так переменился, что стал находить удовольствие в домашних делах? – он не стал держать сомнения в себе. – Марк Петроний, человек, который был не способен распорядиться даже по поводу обеда!
– Эй! Что случилось с Римом? Бездельник Лоллий Лонгин попрекает меня праздностью! – возмутился в ответ Петроний. – Неужели поучения дядюшки наконец достигли цели?
– Мой дядюшка сумел бы пристыдить даже Медузу Горгону. Кто знает, может и со мной у него когда-нибудь получится? – Лоллий беззаботно улыбнулся. – Время меняет людей. Помнишь, толстяка Силана? Этот тихоня ушел в политику, и говорят, даже добился некоторых успехов.
– Во имя Доброй Богини! Даже Рим не заслужил консула Луция Лоллия Лонгина. – Петроний в притворном ужасе округлил глаза.
– И никогда его не получит, – Лоллий отсалютовал ему чашей. – А что насчет тебя?
– Меня и политики? Лоллий, во имя Юпитера и Юноны! Да ты ли это? Теперь ты будешь рассуждать о политике! Куда делся певец лени и поэт безделья, которого я знал четыре года назад?
– Раздавлен он безжалостной судьбой.
Учитывая все то, что творилось в доме Лоллия в последние дни это утверждение не было таким уж большим преувеличением.
– Осторожнее Лоллий, – предостерег всадник. – Начнешь сетовать на судьбу, не успеешь оглянуться как угодишь в философы.
– Клянусь бородой Сократа, от
