Неожиданно кашалот вздрогнул и сильно ударил хвостовым плавником по воде. Навстречу ему из черной мглы выплыли два огромных глаза, окруженных лесом мощных щупалец, перед которыми, словно доисторические змеи, извивались две исполинские руки.
Слепой не видел их, но его живой эхолот тут же безошибочно определил, кто перед ним. Кальмар! Крупный, жирный, как раз чтобы утолить его голод.
Но не успел еще кашалот начать атаку, как чудовищный моллюск в каком-то безрассудном порыве сам набросился на него сверху, оплел его своими щупальцами, впился зазубренными присосками в толстую черную кожу врага.
Кашалот изловчился и, зажав челюстями одну из рук кальмара, устремился наверх, увлекая за собой крупную добычу.
Небо уже померкло. Потемнел незаметно и океан. Лишь на пологих скатах волн, впитавших в себя пламень низко висящего солнца, продолжало гореть огненное зарево.
Белый дельфин все еще несся вперед, туда, где исчезло его стадо. Несколько гигантских скатов, как огромные черные ромбы, покачивались на волнах, размахивая воланами своих боковых плавников. Он миновал их стороной и внезапно почти столкнулся со стаей акул. Хищники тут же бросились вслед за ним, но Белый быстро оставил их позади. А может быть, наткнувшись на более легкую добычу, они сами решили прекратить погоню.
Вскоре дорога привела дельфина к обширному висячему лугу из сбившихся водорослей — зеленых, красных, коричневых. Вырванные волнами из прибрежного мелководья, они были занесены сюда течением. Множество морских коньков, почти сливающихся с ними, морских игл, улиток, маленьких рачков, червей и мальков копошилось в этих зарослях, прячась от стай пестрых рыб, сновавших взад и вперед над этим причудливым плавающим лугом без почвы, без корней.
Стадо Оскаленного исчезло. Ведь в море не остается ни следов, ни запаха. А среди бесчисленных его звуков — шипенья волн, плеска рыб, бульканья лопающихся воздушных пузырей, оставляемых рыбьими косяками, среди скрежета безостановочно работающих рачьих челюстей — уловить крики дельфинов было невозможно.
Белый остался один. Совсем один.
Перед ним, ухватившись спиралеобразным хвостом за стебель водоросли, подрагивал морской конек, а из его раздутого брюшка выскакивали один за другим крохотные прозрачные коньки. Это был отец. А мать, отложив икру в его брюшную складку, чтобы он высиживал потомство, уже давно беззаботно скиталась по своему синему миру.
Неожиданно раздался грозный шум, и из глубины с рычанием и хрипом вылетел слепой кашалот. Он стремительно подскочил над водой и рухнул вниз с таким грохотом, словно какой-то великан швырнул в океан целый утес. И опять подскочил, и опять обрушился, потом, разъяренный, бешено завертелся среди высоких покатых волн, которые поползли от него во все стороны. На его черной квадратной голове сидел огромный кроваво-красный кальмар, по которому пробегали лиловые полосы. Глаза моллюска — полуметровые диски — горели дьявольским огнем, а длинные щупальца оплели густой сетью все тело кашалота.
Битва между двумя гигантами разгоралась. Все чаще и чаще на коже моллюска появлялись разноцветные пятна, все сильнее стягивались узлы на щупальцах, все глубже впивались в противника его присоски. А кашалот, злобно рыча, вертелся с боку на бок и пытался дотянуться своим огромным ртом до тела врага.
В смертельном ужасе разбежались в разные стороны бесчисленные обитатели чудесного луга. Исчезли без следа морские коньки, копошащиеся рачки, морские иглы, тысячи рыб.
Лишь два великана, вцепившись друг в друга в чудовищной схватке не на жизнь, а на смерть, продолжали кувыркаться среди разорванных, беспорядочно перемешанных водорослей в кипящем море.
Неожиданно кальмар соскользнул с кашалота вниз и тут же скрылся под водой. Дельфин снова услышал незабытый им шум той кошмарной ночи, когда он впервые остался один — тот особенный шум пульсирующего насоса. Значит, это был плеск воды, выбрасываемой кальмаром через свою воронку, которая толкает его вперед, словно ракету.
Кашалот не пытался догнать сбежавшего врага — ведь в зубах у него осталась его рука, — а начал, не спеша, заглатывать добычу. На сегодня хватит. Рука-щупальце была около двадцати метров в длину и полметра в толщину.
Белый свернул в сторону. Теперь ему было все равно, куда плыть. Океан был всюду.
3
Внизу, на берегу скалистого острова, нежились на солнце тюлени, а выше, на изъеденных веками скалах, сплошь покрытых птичьим пометом, гнездилось несметное количество морских птиц. Вокруг островка, милях в полутора от него, тянулся опасный коралловый риф, показывавший из воды свои торчащие зубья только в бурю и при отливе. А между островом и рифом было неглубокое узкое подводное ущелье — непроходимые джунгли из водорослей и кораллов.
На дне, возле рифа, похожего на источенный водой карстовый массив, как какая-то громада из пестрого туфа, лежали почти рядом два затонувших корабля. Один попал сюда недавно. Даже краска с его деревянного корпуса не успела еще облупиться. На борту зияла страшная рана — след рокового удара о риф, который и отправил его на дно. А другой — это было ясно видно — нашел здесь свою гибель много лет назад. Корпус его, капитанский мостик, иллюминаторы, мачты и канаты — все обросло кораллами, которые превратили судно в странный каменный корабль, сросшийся с коралловой стеной, сделавшийся ее частью. И на накренившейся палубе, засыпанной белым коралловым песком, и на белых, словно заснеженных, поручнях, с которых свисали зеленые водоросли, похожие на бумажных змеев, и на высоких мачтах, украшенных причудливыми коралловыми узорами — везде кипела жизнь — пышная, всюду проникающая жизнь. Кораллы цвели тысячами нежных цветов, чашечки которых колыхались так плавно, словно их касался легкий подводный ветерок. Под ними, на них, по сторонам — повсюду в прелестнейшем беспорядке были разбросаны роскошные анемоны, гвоздики, лилии — хищные цветы-животные, над которыми распростерли свои длинные стебли водоросли, похожие на молодой дубовый лес перед листопадом. Странные, невероятные джунгли! Под изящной стеклянной губкой — настоящей хрустальной вазой — морской еж терпеливо грыз лист водоросли. По каменным ветвям, густо покрытым живым мхом, перекатывались, словно клубки змей, гибкие офиуры. Медленно ползли по дну морские звезды — но куда? Да разве это имело значение? Ведь при их пяти лучах любое направление означало — вперед. Толстые прыщеватые огурцы-трепанги, величиной с дельфина, ритмически глотали белый песок. Множество мидий открывало и закрывало свои перламутровые раковины. Светились, словно зажженные факелы, разноцветные морские черви, высунувшие головки из удлиненных известковых трубочек. Полчища кривых раков, маленьких и больших, сновали взад и вперед на своих длинных изогнутых ножках. А наверху, в кристально прозрачной воде, в этом дивном мире без теней, плавало бесчисленное количество рыб различной величины, пестрых коралловых рыб, которые порхали, словно бабочки, над каменными ветвями. Несколько зеленых черепах, размахивая, как крыльями, своими широкими плавниками, с жадностью пожирали водоросли.
