Через какое-то время он выбрался из машины и, неловко размахивая руками, побрел к зданию. Было шоком увидеть, как он идет: все его тело при каждом шаге дергалось, а нога была неестественно скрюченной. Поэтому его и прозвали Криппом[2].
— Я Джордан, — объявил он возле конторки. — К доктору Эмилсону.
Он обождал в вестибюле, разглядывая индейский декор. Молодая женщина в сандалиях и ситцевом платье повела его через многочисленные коридоры совсем не больничного вида: первый был розовым, следующий — розовато-лиловым, а тот, что за ним, — оранжевым. Время от времени женщина пользовалась ключами, висевшими у нее на поясе.
В офисе доктора Эмилсона индейского декора тоже хватало.
— Вот и опять я, — произнес Джордан. — Насчет мистера Фелла.
Доктор Эмилсон вышел к нему из-за стола с профессионально-вежливым видом: слабая улыбка, ненавязчиво-пристальный взгляд, не скрывающий в себе, однако, ничего обидного.
— Разумеется, мистер Джордан. Не желаете ли присесть?
Крипп уселся.
— Позвольте предложить? — Доктор Эмилсон протянул гостю тяжелую деревянную сигаретницу.
Крипп отказался.
— Я спешу, — сообщил он, следя за тем, как доктор достает сигарету себе.
Эмилсон опять уселся за свой стол и закурил. Он делал это, не затягиваясь, а просто выпуская дым изо рта, как начинающий курильщик. Доктор был молод, с гладкой кожей на лице и небольшими усиками, явно предназначенными для солидности и придания их обладателю большего веса в глазах пациентов.
— Так что насчет мистера Фелла? — поинтересовался он. — Вы же врач. Как он?
— Лечение идет как надо. Даже очень хорошо. Вы, конечно, можете повидаться с ним, но, пожалуйста, запомните основные правила этого заведения: ничем не волновать пациента, поддерживать в нем ровное и спокойное расположение духа, по возможности создавать хорошее и даже счастливое настроение.
— Понимаете, он должен вернуться, — заявил неожиданно Крипп.
Эмилсон с секунду раздумывал. Он редко давал однозначные ответы типа «да» или «нет», поэтому уточнил:
— Вы имеете в виду — покинуть клинику?
— Это важно. Речь идет о его бизнесе.
Требования подобного рода для Эмилсона не являлись чем-то необычным, а так как он уже наперед знал и свой ответ, то счел нужным взять короткий тайм-аут, перед тем как пуститься в нелегкий спор. Он полистал страницы, заполненные мелким текстом с многочисленными сносками в книге с обложкой цвета красного вина — сразу видно, университетское издание, — на которой золотыми буквами значилось имя автора, бросавшееся в глаза: «Фредерик Эмилсон. Доктор медицины. Доктор психиатрии». Этот его труд появился, когда он еще не начал заниматься частной практикой.
— Мистер Джордан, единственно важный бизнес для мистера Фелла сейчас — это он сам. Вот почему он здесь.
— Вы же только что сказали, что в этом бизнесе он преуспевает, и я рад этому. Но вот о другом его бизнесе такого сказать нельзя.
— А миссис Фелл знает, что вы здесь?
— Думаю, что нет. Она никакого отношения не имеет к его бизнесу.
— Зато вы имеете?
— Попали в точку. Я его «мальчик».
— Да? А я и не знал, что у мистера Фелла есть сын.
— Да нет же, не сын, а его «мальчик». Правая рука, так сказать, адъютант или что-то в этом роде.
— Ах вот оно что! — протянул Эмилсон.
— Поэтому-то мне и надо с ним увидеться.
Эмилсон не сразу сообразил, каким образом ему выйти из этой щекотливой ситуации как можно более деликатно. Это смущало его, но решительность в голосе не оставляла сомнений:
— И речи быть не может, — сказал как отрезал он во избежание дальнейших пререканий.
Но Крипп не собирался сдаваться:
— Давайте спросим у него самого. Вы же сказали, что ему лучше, поэтому пусть решает сам.
Эмилсон между тем ломал голову, как же ему спасти положение. Крипп не являлся родственником пациента, поэтому подход, основанный на запугивании, здесь не сработает. Он не врач, поэтому клиническая терминология в данном случае ничего не решит. И доктор повторил:
— Не может быть и речи!
— Но посудите сами, — не оставлял попытки Джордан. — Фелл здесь платный гость. Он у вас по доброй воле, и ваше заведение — приватная клиника. Фелл вправе выйти отсюда, когда сам пожелает.
— Позвольте мне попытаться объяснить вам еще кое-что, мистер Джордан. Я сказал вам, что пациенту хорошо, и именно это я имел в виду. А также имел в виду и другое — ему хорошо здесь, но это совсем не означает, что и везде он будет чувствовать себя точно так же. Когда вы доставили его сюда, он мучился, говоря вашим языком, от пустяка — нервного срыва, вызванного вполне обыденным случаем: квитанцией, врученной ему за неправильную парковку. Вы знаете все имевшие место события лучше меня, ибо почти постоянно находились с ним.
— Он был в плохой форме, — кивнул Крипп и, подумав, добавил: — А тот случай — он был из ряда вон выходящим.
— Если бы мистер Фелл в то время находился под наблюдением психиатра, тот бы наверняка сказал вам, как важно заключение врача-специалиста в подобных случаях. Мой диагноз…
— Это было месяц назад, и не забывайте, — прервал доктора Крипп, — что, когда он, будучи уже дома, поговорил с миссис Фелл и со мной, после того как мы уложили его в постель, сам Фелл заговорил о том, что хочет поехать сюда. Для отдыха.
— Да, и это было очень разумно с его стороны.
— Поэтому не говорите мне, что он сумасшедший.
— А я и не говорил. Я сказал, что он болен.
— Еще бы, но когда «мозговеды» говорят…
— Мистер Джордан, — не выдержал Эмилсон, чувствуя, что любезная улыбка сползает с его лица и он начинает терять терпение. Он давно пришел к выводу, что самая трудная часть его работы заключается не в работе с больными, а в сизифовом труде объяснений с такими вот профанами вроде этого. У Эмилсона были небольшие мягкие руки, и он начал постукивать ими по книге, которую сам же написал. — Позвольте мне сказать еще вот что. У нас у всех есть свои отклонения, и по большей части они не дают знать о себе до тех пор, пока не случится сильный стресс. Что может послужить подлинным признаком невменяемости — так это сам факт, что отклонение появляется задолго до того, как возникает причина для стресса. И так может продолжаться долгое время.
— Этот диагноз не подходит Феллу! У него было множество стрессов — таков характер его работы, — и никогда прежде ничего подобного не проявлялось.
— Ничего, что вы могли бы распознать. Но я провел достаточно времени с Феллом. Теперь, когда отклонение это наконец заявило о себе так, что даже вами было замечено, могу сказать с уверенностью, что Феллу, чтобы поправиться, нужно нечто большее, чем просто отдых.
— С ним все о’кей! И если он даже до конца еще не поправился, в скором времени в процессе работы…
— Да поймите же вы, Джордан, — доктор терял последнее терпение, — если Феллу придется сейчас покинуть клинику, то это станет, возможно, тем самым, чего ему только и не хватает, чтобы оказаться за гранью, так сказать… последней каплей…
Крипп выпрямился на стуле: наконец-то он начал получать ответы по существу!..
— Вот вам мое мнение как профессионала, — продолжил Эмилсон. — По-моему, сказанного вполне достаточно, чтобы предостеречь вас.
— Предостеречь… меня?
— Вы когда-либо слышали что-нибудь о психозе?
Вопрос заставил Криппа вспомнить о палате, обитой в психушке войлоком, и о взрослых людях, играющих в детские игры. Мысли сами собой перескочили на Фелла, которого он знал уже более десяти лет. Фелл подобрал его в Нью-Йорке, где Крипп зарабатывал на карманные расходы, выступая в дешевых интермедиях на Кони-Айленде. «Вундеркинд с мощной памятью! — вещал ведущий представление. — Скажите этому щенку, мистер, год и дату вашего дня рождения, и он сообщит вам, какой это был день недели. А сейчас подлинный феномен, невиданный доселе! Прочтите любое предложение из этой газеты, мистер, вот этой утренней газеты, и щенок доскажет вам остальную часть абзаца. Это свежая утренняя газета, и щенок прочитал ее всего лишь раз…» Вот тогда-то Фелл и забрал его, посмотрев веселое шоу, и с тех пор уже с ним не расставался. Такая мощная память — сущая находка для бизнеса, никаких тебе бухгалтерских книг, двойных чеков по выплатам и сборам, никакой необходимости тратить время на подсчеты ставок и процентов по ним: Крипп проделывал все это в уме. Они с Феллом не были друзьями и даже приятелями, но их связывали общие интересы, и Фелл был ему близок, как никто другой. Крипп считал своим долгом хранить верность Феллу — так было проще, ибо позволяло строить их отношения не на эмоциях, а на деловой основе.
«Слышал ли он когда-нибудь о психозе?» — так, кажется, спросил его Эмилсон, и единственное, что Крипп мог бы ему ответить, что Фелл точно не из тех, которые играют в детские игры в палате, обитой войлоком. Фелл был сильным, щедрым, всегда оказывался прав, как это свойственно лишь таким незаурядным натурам, к которым принадлежал и он. Фелл и в самом деле был большим человеком. Он мог вершить дела по-крупному, потому что всегда был уверен в себе. В отличие от Криппа у Фелла было две здоровых ноги, и он твердо стоял на них. Фелл был…
