class="p1">– Отлично! – оживился Дефрис. – Давайте развлечемся. Вызовите этого несусветного Скрабби.
То, что его пациент чем-то интересуется, Мюррей расценил как хороший признак – Дефрис мало выходил на палубу, и скука была явно ему не на пользу. Вскоре оба уже сидели за карточным столом, а перед ними лежали две новые колоды карт.
– Итак, Боб, ты позволишь называть тебя по имени?
В ответ вежливый поклон.
– Для разнообразия мы должны сделать ставку, – продолжил Дефрис, – небольшую, конечно. Скажем, четвертак?
Предложение было настолько нелепым, что Мюррей рассмеялся:
– Почему бы ее не удвоить?
Александр тоже засмеялся:
– Хорошо… превосходно. Я не из пугливых.
Он сдал карты, и игра началась. Мюррей сразу увидел, что Дефрис эксперт, но его собственные карты были на удивление хороши, и по окончании партии результаты мало разнились. Записав счет, Александр усмехнулся:
– Начало, доктор, не очень, но, как ни странно, в твою пользу.
– Отлично, – сказал Мюррей. – Теперь самое время для вашего главного события.
Он позвонил, и Скрабби принес высокий бокал с «Куба либре». Александр в приподнятом настроении сделал глоток, не отрывая взгляда от Мюррея.
– Должен признаться, доктор, твой режим – он приносит хорошие плоды. Я чувствую себя лучше; короче говоря, я предлагаю продолжить это питие.
– Вы имеете в виду, что иначе никак.
– Ах да, конечно. Ты меня понял. – Его губы дрогнули, казалось, он изо всех сил пытался сдержать какую-то внутреннюю судорогу. – Стюард, будь добр, открой тот буфет.
Скрабби метнулся к буфету и открыл дверцу. Последовало долгое молчание. В буфете стояло шесть полных бутылок ямайского рома. По лицу стюарда Мюррей понял, что тот ни при чем.
Дефрис улыбнулся:
– Доктор, прошу прощения. Но никто на свете никогда не брал верх над Александром Пакотилом Дефрисом. Это вопрос чести. А теперь выбрось их… утилизируй… отправь в пучину.
– Нет, – тихо произнес Мюррей. – На этот раз я готов вам поверить.
Александр одобрительно кивнул:
– Я счастлив, что завоевал твое доверие, потому что теперь я должен его оправдывать. Завтра, когда мы прибудем в Гавану, я ожидаю посетителя. Сеньор Фе, мой старый друг. Он поднимется на борт не более чем на полчаса – ты позволишь?
– Вы же не будете чудить, верно?
– Мой дорогой доктор! – развел руками Дефрис.
– Ну хорошо. Только не позволяйте ему расстраивать вас. А теперь расслабьтесь – надо измерить ваше давление. Держу пари, что оно опять поднялось.
Затем Мюррей вышел на палубу. Был чудесный вечер, прохладный после жаркого дня. Вокруг не было ни души. Внезапно он заметил Бенчли, укромно приютившуюся в кресле у передней лебедки. Было странно застать ее в таком состоянии – обычно в свободное время она прогуливалась по палубе, а легкий бриз развевал ее короткие светлые волосы. Само собой, Мюррей относился к ней официально и отстраненно, но сегодня вечером ему показалось, что, возможно, он был слишком суров с ней. Он остановился рядом. Какое-то мгновение она молчала. Затем, не отрывая взгляда от горизонта, сказала как бы в свое оправдание:
– Я решила посмотреть на закат перед своим дежурством. Капитан говорит, что здесь можно увидеть странное световое явление – зеленую вспышку, как он это назвал, – именно в тот момент, когда солнце исчезает.
– Похоже, они это говорят всем туристам.
– Возможно, – улыбнулась она.
Они обедали с капитаном и его помощниками, и ей перепадало изрядное количество шуток и острот.
– Не знаю насчет зеленой вспышки, – сказал Мюррей, – но разве я не слышал, как первый помощник предлагал вам прошлым вечером вместе полюбоваться луной?
Она поджала губы.
– Надеюсь, вы слышали, что я отказалась.
– И почему?
Она посмотрела на него, потом отвела взгляд.
– Потому что меня просто не интересует этот смазливый и самовлюбленный, как его там, Том, Дик или Гарри, уверенный, что я умираю от его обаяния.
Ее щеки чуть зарделись, и Мюррей не мог удержаться от искуса смутить ее еще больше:
– Смею предположить, что у вас дома в Вермонте кто-то есть.
– Доктор Мюррей, – воскликнула она, – я бы очень хотела, чтобы вы поняли, что я не… Ну… – Она заколебалась. – Я люблю свою работу в Методистской клинике, и это гораздо важнее для меня всего остального.
Последовало долгое молчание, в течение которого они оба смотрели на западный небосклон, где красный диск солнца опускался в море. Затем Мюррей почувствовал, как она бросила на него еще один быстрый взгляд, как будто хотела установить большее взаимопонимание между ними.
– Надеюсь, я вам не показалась полной дурой или какой-нибудь чудаковатой ханжой из Новой Англии. Вы, как никто другой, должны понять, что я имею в виду. Вы ведь сами так увлечены своей работой. – Она помолчала. – Та статья, которую вы написали об артериальном анастомозе, – она действительно блеск.
Он пристально посмотрел на нее:
– Откуда вам известно про это?
– О, – ответила она, – в Методистской клинике нет никаких секретов. Мы знаем, как высоко вас ценит доктор Кэррингтон. Кроме того, к вашему сведению, я читала вашу диссертацию.
Она стремительно, прежде чем он успел сказать колкость, встала:
– Эта зеленая вспышка – миф. Мне пора спуститься к мистеру Дефрису.
И она ушла.
Он еще довольно долго оставался на палубе, размышляя над тем, что она сказала. Первой реакцией шотландского ума было подозрение в завуалированном оскорблении. Неужели она насмехалась над ним? Нет, это было маловероятно. Значит, она хотела ему польстить? И снова нет – она, по-видимому, была искренна. Чем дольше он пребывал в раздумье, тем больше задавался вопросом, не является ли искренность ее неотъемлемой чертой – не это ли вызывало в нем невольное отторжение. Может, спрашивал он себя, это его собственный темный и трудный путь наверх сделал его своего рода снобом, который естественную откровенность человека принимает за надменность и презрение к окружающим. Ну какая разница, подумал он.
Внезапно осознав, что уже стемнело, он отбросил бесполезные размышления и спустился по ступенькам в свою каюту.
Они неуклонно плыли на юг, оставляя позади Гаити, Мартинику и Сент-Люсию. С каждым днем солнце становилось все жарче, а небо все голубее. В Гаване они пробыли недолго, но тем не менее мистер Фе, пухлый и цветущий маленький джентльмен в нарядном черном шелковом костюме и панаме высшего качества, успел побывать на борту. Его красивые темные очки были снабжены боковыми щитками, так что глаза его были скрыты, и для обозрения оставались лишь выразительные жесты холеных рук. Он пробыл наедине с Дефрисом не более получаса и удалился так же учтиво, как и прибыл. И все же его визит, по-видимому, принес пациенту Мюррея значительную пользу. Улучшилось не только
