спокойно еду в Рейн-Мари, чтобы повидаться с M. le Président[13] и моим хорошим другом Хуаном Риберой. Это мне разрешено, доктор?
– При условии, что вы не будете перенапрягаться.
– Хорошо. Тогда у вас до вечера нет необходимости возиться со мной. Идите на пляж и наслаждайтесь жизнью.
Когда Мюррей вышел из комнаты в коридор, Бенчли последовала за ним. В этой новой обстановке ее аккуратная, безукоризненная униформа, весь ее вид странно успокаивали доктора. Он стал относиться к ней со своего рода пиететом и даже, в некотором смысле, зависеть от нее.
– Может, спустимся и позавтракаем? – предложил он.
– Я уже позавтракала.
– Тогда я сам что-нибудь перекушу. – Потом он спросил нерешительно: – Может, позже вы захотите поплавать?
Она покачала головой:
– Мне нужно написать несколько писем.
Она говорила со странной сдержанностью, как будто у нее было что-то на уме. Последовала пауза. Затем, внезапно, она сказала:
– Этот доктор был здесь ночью.
– Кто?
– Да Соуза.
– У Дефриса? – воскликнул Роберт.
– Нет – у мадам. Меня разбудил после полуночи внезапный крик – это была мадам. Ее комната напротив моей. Она явно была не в себе – чуть ли не в истерике. Я вскочила, полагая, что придется ей помочь, но тут кто-то вошел к ней – кажется, Ламонт. Она застонала и сказала: «Мне этого не вынести. Он должен прийти – он должен». Сначала Ламонт пытался успокоить ее. Потом я услышала, как он звонит по телефону, и примерно через сорок минут подъехала машина. Я выглянула в окно. Это был да Соуза. Должно быть, он сделал ей укол с транквилизатором, но даже после того, как она замолчала, он не уходил. Я слышала шепот на веранде по меньшей мере еще полчаса.
Мюррей озадаченно уставился на нее.
– Ну, – сказал он, – мадам Дефрис особа очень нервного склада. Все волнение оттого, что ее муж дома, – ей, вероятно, требовалось успокоительное.
– Да? – Голос Бенчли был напряженным. – Она уже принимала что-то до того. Разве вы не заметили за ужином, какие у нее глаза – суженные зрачки?
– Скорее всего, вы ошибаетесь, – сказал Мюррей. – С мадам все было в полном порядке. После ужина я долго разговаривал с ней.
Бенчли покачала головой и вдруг бросила на него пристальный взгляд:
– Что-то не так с этим местом и с этими людьми. Разве вы не почувствовали этого вчера за ужином? Наигранная живость в разговоре, неправдоподобный смех, ощущение чего-то скрытого.
– О, перестаньте, – ответил он. – Не выдумывайте. Просто тут все странно.
Она собиралась еще что-то добавить, но с видимым усилием сдержалась и опустила глаза.
– Я бы не хотела, чтобы мы здесь надолго застряли, – сказала она наконец.
– У нас нет выбора. «Королева острова» вернется только через три недели. Кроме того, мы заслужили небольшую передышку.
После этих едва ли убедительных для нее слов он пошел вниз. Поблизости никого не было – очевидно, семья не привыкла рано вставать, – но на сервировочном столике уже был завтрак. Мюррей налил чашку кофе и, взяв фруктов, вышел на веранду.
Допив кофе, он спустился в сад и обошел дом. На жилой территории несколько местных детей играли возле хижин, пока их матери, стоя на коленях у открытого колодца, колотили и прополаскивая белье. Затем он увидел пожилую женщину, на которую наткнулся в коридоре прошлой ночью. Стоя в стороне, высокая, худощавая и прямая, она наблюдала за ним. Когда он подошел ближе, ее суровое лицо смягчилось. Она подалась вперед, почти ласковым жестом коснулась его рукава и сказала что-то, чего он не смог разобрать. Она быстро сунула ему в руку какой-то маленький предмет, приложила палец к губам и, бросив взгляд в сторону особняка, ушла.
Мюррей в растерянности посмотрел на подношение. Это был гладкий овальный фиолетовый камешек размером и формой с фасолину, с глубокой выемкой, напоминающей полумесяц. «Чего это она?» – спросил он себя в раздражении и смущении одновременно. Однако у пожилой женщины, по-видимому, были добрые намерения, и, не желая ее обидеть, он сунул камешек в карман и вернулся на веранду.
До одиннадцати часов утра никто не появлялся. Затем спустилась Натали и присоединилась к нему. Она выглядела усталой.
– Хорошо спалось? – спросила она.
– Вполне, – ответил он. – А вам?
Она пожала плечами:
– У меня болит голова. – Она окинула его неулыбчивым взглядом. – Можете мне что-нибудь дать?
– Как насчет аспирина?
– И это все, что вы можете?
– Больше ничего и не нужно, – сказал он. – Как вы его примете – всухую или запьете водой?
– Я запью его бокалом хереса. Будьте ангелом, найдите графин в буфете.
– Херес и аспирин. Это не слишком хороший завтрак.
Но он пошел и принес для нее то и другое.
Спустя некоторое время Натали стала менее нервной и повеселела. Встав, она налила себе еще один бокал хереса и взяла бисквит.
– Мне уже лучше, – сказала она. – Теперь вы мой врач, а также мой друг. – Она взяла его за руку. – Ведь вы мой друг, верно?
– Почему бы нет, – улыбнулся он.
– Тогда давайте не будем здесь торчать. – Она встала и, все еще не отпуская его руки, повлекла за собой. – Мы пойдем в коттедж. Я распоряжусь, чтобы нам принесли туда ланч. После этого нам надо будет отправиться в город. Доктор да Соуза – это еще один друг – пригласил вас к себе.
Пять минут спустя они направились к пляжу, следуя по аллее, затененной цветущими палисандровыми деревьями. Повсюду цвели жасмин и цезальпинии. В воздухе витал сладкий аромат ванили. По дороге Мюррей показал ей камешек.
– Вы когда-нибудь видели что-то подобное?
Она впилась в камешек глазами, затем посмотрела на Мюррея:
– Где вы это взяли?
– Подарок от вашей старой служанки – той, что сидит наверху.
– Тиа Люсия! – воскликнула Натали. – Она, должно быть, хорошо о вас думает. Это, наверное, самое ценное, что у нее было.
– Что это?
– Инталия. Природный оберег, если хотите, – от сглаза. Предполагается, что он защитит вас от несчастий, болезней и внезапной смерти. Его можно получить только в подарок – его нельзя продать, и он бесполезен, если его украдут.
Мюррей не мог поверить, что она говорит серьезно, хотя, судя по выражению ее лица, она не шутила. Он спросил, много ли на острове суеверий.
– Да, особенно среди карибов. Не то чтобы Тиа Люсия была одной из них – она их ненавидит.
– Кто такие эти карибы?
– Южноамериканские индейцы, их племя происходит из Мату-Гросу. Слово «кариб» означает «чужеземец».
Теперь они были недалеко от пляжа. На внешнем рифе бушевал сильный прибой, но тропинка, повернув,
