Андрей подумал о том, как мало радости видела Хадича. Терпеливо выносила неведомо почему мучительную жизнь, изо всех сил старалась свить свое гнездо. И в последний свой вечер ждала мужа, собиралась его кормить. А он вон как… Нелюдь. Откуда только такие берутся! Впрочем, известно откуда. От таких же, как и они. Из подворотен. Леха вон идет на смену. Да разве один Леха? Сколько их еще. Тех, кому с детства недоразвитые родители не внушили элементарных представлений о добре…
— Дети есть? — спросил Андрей.
— Да, — сказала соседка. — Дочь. Телеграмму уже послали.
Не зная, как лучше выразить сожаление и сочувствие к этой ни за что угасшей женщине, Андрей неожиданно для себя перекрестил лежащее тело. За его спиной кашлянул Рустам.
— Извини, — сказал Андрей. — Я забыл. У вас ведь другая вера.
— Э! Было бы от души. Пусть хоть в чей рай попадет. Хоть в ваш, хоть в наш. Спасибо тебе.
— Вот ты — русский.
— Да.
— А я — татарин.
— Ну?
— Наши предки сколько друг друга тузили?
— Лет пятьсот. Или даже семьсот, точно не помню. А что?
— Да вот мы с тобой теперь рыбу ловим. И — ничего. Можно ведь?
— Можно.
— Ну и слава богу.
— Слава аллаху, — рассмеялся Андрей.
— Чего хохочете? — недовольно сказал председатель. — Думаете, все хорошо? Шиш! Скоро осенний бал. Вот там и посмотрим дружбу народов.
Рустам озаботился.
— Слушай, Андрей. Пусть твои на осенний бал не ходят.
— Чего так?
— Охломоны приедут. Из Малого Имыша. С нашими драться будут. Студентам лучше не высовываться.
Андрей вспомнил тутошние балы. Со стрельбой, выдиранием штакетин, пинанием лежачих и немыслимым матом.
— Спасибо, послежу.
— Вот-вот, — сказал председатель. — Васька, стаканы-то прихватил?
— Обижаете, Михал Захарыч.
— Тогда приступай.
Васька точными движениями разлил водку. Председатель поднял граненый, до краев полный, родной, советский.
— Значит, так. За родину. Родину продавать нельзя.
Все закивали:
— Да, да. Это уж никак.
— Распослецкое дело, — отдельно вставил парторг.
Андрей с легкой паникой наблюдал, как они пьют. Словно водичку, мелкими глотками. Морщились, правда. Председатель крякнул, занюхал горбушкой, кивнул Андрею:
— Ты чего, Василия? В колхозе вроде не впервой.
— Да все не привыкну.
— Залпом пробуй, легче пойдет. Только выдыхай не до, так дураки одни пьют. Выдыхай после. Иначе горло зашкребет.
Андрей выдохнул, как советовали, но все равно горло за-шкребло, он раскашлялся. Больше половины осталось в стакане.
Ему дали огурец и луковицу. На выбор. По спине похлопали.
— Давай, давай. А то вона куда лезть придется. Задубеешь.
Андрей глянул на угрюмую серую реку, на ледяные закраины у берегов и послушно проглотил остаток водки. Из глаз выступили слезы.
— Во, — сказал парторг. — Теперь будешь здоров, доктор.
— Если жив останусь, — просипел Андрей.
— А куда ты денешься из Советского Союза, — усмехнулся парторг.
«Только на небеса», — хотел ответить Андрей, но удержался. Так же, как и все, он ни словом не поминал о смерти Хадичи Вакеевой. И это, по-видимому, оценили.
Председатель сказал:
— Свой парень! Ну что? Давайте начинать рыбалку. А то получается, что пить приехали.
С бреднем ходили парами, посменно. Сначала председатель с Васькой, потом Рустам с Андреем. Парторга оставили на берегу по причине ревматизма. Он готовил еду да следил за костром.
Навряд ли в воде была хотя бы пара градусов выше нуля. Ноги в первый раз просто обожгло. В-ва! Зато во второй он их уже не чувствовал. Пневмония была обеспечена. Быть может, и гангрена. Андрей посмотрел на Рустама и с надеждой подумал, что вот инженер ведь не первый раз ловит по осени, а никакой пневмонии не боится. Может, пронесет? Да и водки много выпито.
— Чего смотришь? — крикнул Рустам. — У меня таких плавок, как у тебя, нет. Жена одни семейные покупает.
— Дурень! Ничто так не украшает мужика, как семейные трусы.
— Это почему?
— Туда много помещается.
Рустам захохотал, поскользнулся и упал.
— Эй! — крикнул с берега председатель. — Бредень держите! Всю рыбу упустите, жеребцы.
— Пусть вылезают, — сказал парторг. — Замерзнут.
— Пять ведер уже есть?
— Даже с лишком.
Андрей с Рустамом вытащили бредень на песок и принялись трясти его над ведром. Но куда надо вываливалась только тина. Рыба билась, извивалась, совершала огромные скачки.
— Жить хочет. А мы — есть, — философски заметил Васька. — Закон природы. Василич, ты ее за голову не хватай! Щука, чай, не карась. А щука, она такая штука…
— Ай!
—Ну вот, говорили же… трах тибидох.
— Зверюга!
— Еще бы! Речной волк. Засовывай палец в водку.
Выпили еще раз. Посидели у костра, поговорили. Небо вызвездило на славу. Оттуда, сверху, бесшумно скатывались метеоры.
— Вот есть там кто-нибудь или нет? — спросил партийный человек.
Пятеро мужчин подняли головы и долго разглядывали звезды. Председатель с хрустом откусил огурец.
— Должны быть, — сказал он. — А как же? И жить, наверное, получше нашего умеют. Тьфу ты, огурец горький попался.
— Странно, — сказал Рустам. — Неужели кто-нибудь сидит, на нас смотрит?
— Смотрит, смотрит, не сомневайся.
— Сомневаюсь, — не согласился парторг. — Чего ж не объявляются?
— Может, и объявляются.
— Лично я ни разу не видел.
— А ты возьми да сходи на стрельбище. Сегодня ночь подходящая. Да и вообще… сентябрь.
Парторг сплюнул.
— Мало ли что с пьяных глаз покажется.
— О чем это вы? — спросил Андрей…
— Есть тут одна легенда местная, — сказал парторг. — Будто старик появляется.
— Какой старик?
— Призрачный. В одних трусах, или как там называется. Вроде этого, индийского революционера, как его… босиком ходил. Убили которого. Имя такое нерусское.
— Махатма Ганди?
— Во-во. Махатама. Только все, кто этого Махатаму видел, были э… не совсем трезвы.
— А, вот оно что.
— Не веришь? — спросил Рустам.
— Почему бы и нет? — рассудительно сказал Андрей. — Вон по Европе призрак ведь бродил. А в Сибири места куда больше.
— Эх, — вздохнул парторг. — Нельзя смеяться над марксизмом. За него столько народу перебито, не сосчитать. При царе у нас в деревне народу вдвое больше жило, чем сейчас. Что, зазря сгинули, скажешь? Ученый называется…
— Ученый должен проверять, — возразил Андрей.
— Марксизм?!
— Нет, марксизм сегодня не успею. Я про стрельбище.
Парторг тряхнул бутылку.
— А, это. Давай проверяй. Пить все равно нечего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
