— Что вы там делаете, Николай Иванович?
Плотная, по-медвежьи горбатая спина Томского громоздилась над деревянным барьером.
Бухарин молча, предостерегающе поднял указательный палец. Взял с перил соломенную шляпу, затем сорвал нитку, для вьюнка натянутую на перилах, подкрался к кузнечику и накрыл его шляпой. Томский хмуро наблюдал за его странными действиями. Бухарин поймал кузнечика, осторожно привязал к нему один конец нитки. Зеленый локуста дважды прыгнул и затаился. Бухарин в восторге подергал за нитку и прыгнул вслед. Кузнечик, делая непонятные зигзаги, прыгал туда и сюда, Бухарин дергал за нитку и тоже прыгал.
— Михаил Павлович, что он там делает? — спросил Рыков, вытирая платком бороду после закуски.
— Николай Иванович в своем стиле, — хрипло сказал Томский. И тяжело опустился в плетеное кресло, сжал большие сильные кулаки.
Даже в такую пору он редко снимал свою черную, из хорошего сукна тройку.
Рыков встал. Его красивой, высокой, еще не потучневшей фигуре, тоже облаченной в белую сорочку, было просторнее в такой же, как и у Томского, тройке. Но галстук в такую жару никак не годился. Председателю СНК после перенесенной им весенней хвори врачи запретили крепкие и горячительные напитки. Но, как и большинство русских людей, Алексей Иванович Рыков лениво и неохотно думал о собственном здоровье, видя в этом нечто постыдное.
— Значит, вас, Михаил Павлович, больше всего беспокоят молодые вожди…
— Они еще покажут нам кузькину мать! — перебил Томский, — Шашлычник знает, на кого опереться, эта шпана старательная. Известно ли вам, Алексей Иванович, что творится на местах?
Рыков, не спрашивая хозяина, налил из графина, но Томский даже не взглянул на свою рюмку. Рыков выпил один и вновь закусил.
— Не стоит преувеличивать, Михаил Павлович. Мода на омоложение и пересадку желез…
— Я не преувеличиваю, — сдерживаясь, произнес Томский. — Массовое смещение старых работников — факт? Даже здесь, в Москве. Одни дураки не видят этих перетасовок. Кооптация пошла в ход — тоже факт.
— Кооптация была и при Ильиче.
— Но не в таких размерах, Алексей Иванович! — взорвался Томский. — Подождите, вас еще турнут к Брюханову в наркомат. И будете помогать Фрумкину подшивать бумажки…
— И то дело! — весело сказал Рыков. — А вас куда, Михаил Павлович?
— Меня антрацит шуровать.
— Ну, зачем же уж так-то? У железнодорожников тоже есть наркомат. Четыреста тысяч пудов бумаги истратили за год. На одну только отчетность… Николай Иванович, а Николай Иванович?
Но Бухарин был далеко от веранды. Он по-прежнему следовал за кузнечиком.
Рыков молча, серьезно поглядел на Томского:
— Я слышал от Сокольникова, что Николай Иванович говорил с Каменевым о положении в Политбюро.
— И очень плохо сделал! — снова взорвался Томский.
— Почему?
— Потому, что эта сучка Каменев побежит к кобелю Зиновьеву! Если уже не сбегала. Ну а кандидату в Наполеоны только того и надо. Будет к чему прицепиться.
— Не вижу тут криминала.
— Не видишь… — Томский, опять еле сдерживаясь и стараясь выпрямиться, протянул ноги. — Вы, Алексей Иванович, еще многое не видите. Очень многое.
— Говори конкретней, Михаил Павлович. — Как всегда, при нарастании серьезных разговоров или во время споров они незаметно для себя переходили на «ты». — Ты что имеешь в виду?
— Кто у нас Председатель СНК?
— Допустим, что Рыков. — Рыков все еще улыбался.
— Вот именно, допустим.
Это было уже обидным, и Рыков нетерпеливо встал. Томский еще чуть раньше понял, что перегнул палку…
— Не обижайся, я-то не сомневаюсь в том, кто руководит правительством. Но ответь хотя б на такой вопрос… Когда ты узнал об аджарском восстании? — Нотки несдержанности вновь послышались в голосе Томского: — Когда? И от кого?
Алексей Иванович Рыков сел и, играя вилкой, прищурился. Он проглотил пилюлю молча: об аджарском восстании он, Председатель СНК, действительно узнал поздно и, что самое главное, из вторых рук.
— Они не сочли нужным сообщить даже тебе, — безжалостно продолжал Томский.
— Я звонил Менжинскому, — проговорил Рыков.
— Ну и что он?
— Сослался на Ягоду.
— Разумеется. А что он мог еще? Ягода… — Томский, еще более сутулясь, язвительно хмыкнул: — Впрочем, это еще цветочки, Алексей Иванович, ягоды впереди…
Рыков не успел по достоинству оценить каламбур: Бухарин в одних трусах шумно перелез через перила и по-мальчишески присвистнул:
— Все еще во фраках? Ни дать ни взять, английские лорды!
Бухарин суетливо, но быстро оделся, потер напеченную солнцем лысину, залпом выпил остывший чай. При этом он успел рассказать американский анекдот о негре и белой даме, потом перекинулся на то, как купаются и загорают японцы, затем заговорил о крапиве, которая разрослась на даче председателя ВЦСПС в количестве, вполне соответствующем званию руководителя советских тред-юнионов.
— Алексей Иванович, а вы видели хоть однажды Томского в неглиже? — Бухарин ловко поймал в воздухе подкинутый спичечный коробок.
— Нет, не видал. Зато Бухарина видал в политическом неглиже. В самом деле, Николай Иванович, что у вас там? Конгресс Коминтерна или атлантический пляж? История с Тельманом не делает вам чести.
— Нам. А вам? — Бухарин рассмеялся. — Вы с Томским что, уже в четвертом интернационале? Впрочем… хотя б одно воскресенье прожить без политики.
— Да, да, пейте-ка лучше чай, — язвительно сказал Томский и тяжело поднялся с кресла. — Пойду прилягу… Кстати, звонил Краваль.
— Ефим? — Веселое лицо Бухарина сразу стало озабоченно-горьким. Краваль был секретарь Бухарина, его звонок не предвещал ничего хорошего. Однако Бухарин постарался тут же забыть об этом. Рыков проводил глазами хозяина дачи:
— Михаил Павлович как старый князь Болконский. Считает, что до обеда сон золотой, после обеда серебряный. Вы остаетесь обедать?
Бухарин не успел ответить. От калитки по тропке шагал высокий военный.
— Ты с охраной сегодня? — спросил Бухарин.
— Нет, — сказал Рыков. — Это, видимо, к Михаилу Павловичу.
— Не к Михаилу Павловичу, а к Николаю Ивановичу, — послышался из комнаты хрипучий бас Томского. — Извольте.
— Ну, вот… Пусть войдет сюда, — раздраженно сказал Бухарин.
Высокий круглолицый парень в форме ГПУ козырнул и растерян поглядел сначала на Рыкова, потом на Бухарина. На нем была новая шерстяная форма, фуражка с козырьком, отороченным кожей. Сапоги блестели, подворотничок тонкой белой полоской охватывал загорелую энергичную шею. На отворотах гимнастерки — по эмалевому прямоугольничку. Бухарин повернулся:
— Милейший, вы ко мне?
— К вам. Разрешите, товарищ Бухарин? — Парень покраснел, переступая с ноги на ногу.
— В чем дело?
— Хочу переговорить… значит. Лично…
— Лично со мной? Почему же лично? Здесь нет посторонних.
Рыков с улыбкой встал.
— Куда же вы, Алексей Иванович?
— Нет, нет… пожалуйста.
Рыков ушел с веранды.
— Я вас слушаю. — Бухарин, с любопытством разглядывая посетителя, погасил раздражение. Он уже видел где-то этого высокого круглолицего парня.
— Так в чем же дело, товарищ комроты! — Бухарин знал знаки различия. — Я вас слушаю.
Но военный краснел, мялся и, волнуясь, то и дело моргал выгоревшими ресницами.
— Я, значит… Хочу поговорить. Личное дело. Товарищ Бухарин! — Парень решительно одернул гимнастерку. — Я как член партии… Обязан вас предупредить… в одном деле, чтобы вы разъяснили…
Бухарин ждал.
— Я подписал одно заявление… — Военный опять сбился.
— Какое заявление?
— Неправильное.
— Ну и… что же?
— Там… там про вас написано. И все неправда! Я его подписал, думал, чтобы… Для пользы дела. И сразу решил рассказать, чтобы… чтобы вы знали…
— Как ваша фамилия?
— Гирин. Петр Николаевич. Там говорится, что вы обозвали Михаила Ивановича Калинина… флугером. И еще бывшим лакеем…
— Так-с… Милейший, а при чем же здесь я?
— Я думал, что… я хотел…
— Кто вас послал?
— Никто! Я сам решил, то есть… Я думал…
— Вы провокатор, товарищ Гирин! Я не хочу вас слушать.
— Товарищ Бухарин!
— Идите вон! Извольте сейчас же выйти, иначе… Нет, подождите. Михаил Павлович, где у вас телефон?
Петька Гирин, по прозвищу Штырь, побледнел. Не веря глазам, он следил за Бухариным, который проворно пошел с террасы.
— Николай Иванович! Товарищ Бухарин…
— Вон! — Бухарин остановился. — Мы сейчас же выясним, кто вы такой!
— Эх вы! — Гирин в отчаянии, прищурившись, несколько секунд глядел в глаза Бухарина. — Вы… Ну, ладно.
Бухарин уже звонил куда-то. Гирин чуть не до крови закусил губу и вдруг молниеносно перемахнул через перила террасы. Оглянулся, показал кукиш и в несколько прыжков достиг дачной ограды.
