Посмотрел на это всеобщее воодушевление и понял, что пора выкладывать на стол первый козырь. Так как объяснять, что и почём тупо не хотелось, решил произвести небольшое действие. Поднял с пола свою спортивную сумку, что стояла рядом со стулом и из бокового кармана достал пионерский галстук, после чего под обалдевшие взгляды неторопливо повязал его на шею.
— Э-э, Васин, ты, что с ума сошёл? — быстрее всех пришёл в себя товарищ Таран.
— Комсомолец Васин, не медленно прекрати клоунаду и сними пионерский атрибут, — поняв, в какую сторону ветер дует, тут же влез прилизанный дрищ, работающий флюгером.
— Нет. Не сниму, — в отрицании помотал я головой.
— Васин, ты это к чему? Что это значит? Что обозначает твой демарш? Что ты этим хочешь сказать? Думаешь мало дел наворотил так напоследок ещё хочешь выслужиться перед американцами и дискредитировать пионерское движение?
— Нет. Что Вы. Я никого и ничего дискредитировать, как Вы изволили выразиться, не собирался и не собираюсь. Прошу мои слова занести в протокол.
— Тогда что значит твой галстук?
— Неужели Вы не знаете, что это кусочек красного знамени? Простите, но я удивлён и раздосадован сим фактом.
— Что он означает, мы знаем и без тебя? Думаешь, как только мы тебя исключим, ты вновь станешь пионером? Так знай — не бывать этому! — влез в разговор Вереница.
— Ну и что…
— Тогда зачем повязал?
— Да вот как-то захотелось и повязал.
— А ну сними немедленно! Прекрати осквернение! Сними, я тебе говорю! — рявкнул парторг. — Ты не пионер, а здоровый лоб и ни тебе носить пионерскую атрибутику.
— Уважаемый Пал Палыч, я Вас очень уважаю, но Вы не правы. Пионером быть никогда не рано и никогда не поздно. Я, например, знаю нескольких людей намного взрослее меня, что носят пионерские галстуки, — спокойно пояснил я.
— Это носят пионервожатые и те товарищи, что возглавляют разные пионерские организации. Они поставлены на эти посты и им по работе положено. Остальным носить такие галстуки — нельзя! — пояснил точку зрения комсомола товарищ Вереница.
— Мне кажется, Вы тоже не правы…
— Да как ты разговариваешь с товарищем Вереницей?! Что значит, он не прав!? Он старше тебя. И он является членом ЦК ВЛКСМ! — немедленно влез в разговор прилизанный дрищ из местного актива.
— А я — Саша Васин, если чего, и никаким членом не являюсь!
— А ну-ка, прекрати хамить, Васин! Ты забываешься. Наверное, тебе стоит вспомнить, что ты на комсомольском собрании, а не во дворе на лавочке семечки лузгаешь, — остепенил меня хозяин кабинета. — Так что снимай галстук и продолжим.
— Не хочу я его снимать. Он мне нравится. Тем более, говорю же, один солидный мужчина, не имеющий отношения к пионерской организации, носит подобный этому галстук и ему претензии никто не предъявляет.
— Взрослый человек носит пионерский галстук и при этом не работает пионервожатым?
— Не работает. И носит, — подтвердил я. — И я этого мужчину, и даже, можно сказать, немного пожилого мужчину — дедушку, очень уважаю!
— Мало ли кого ты уважаешь?! — прорычал парторг, которому вероятно надоела эта бесконечная дискуссия. — А ну быстро сними галстук, наглец!
— Не буду! Ведь точно такой же носит дедушка, — заканючил ответчик.
— Да к чёрту твоего дедушку! Если он в своём возрасте и маразме носит галстук, то у него что-то не в порядке с головой! Шизофреник, наверное, твой дедушка!
— Шизофреник? — удивился я от такого неожиданного предположения.
— Да! Шизофреник и психбольной. Как встретишь его, передай ему это обязательно! Так что снимай, я сказал! — сделав рожу кирпичом, вновь зарычал уже фактически гражданин Таран.
— Не буду я ничего снимать. А что же касается передачи ваших слов моему любимому, хотя и не родному, дедушке, то сделайте, пожалуй, это лучше сами, — тяжело вздохнул я, вытащил из сумки журнал «Огонёк» и, встав, отнёс его парторгу. После чего вернулся на место и, устало зевнув, расплылся в улыбке.
На столе перед парторгом оказался журнал с изображение дедушки на глянцевой обложке, которому пионеры Артека с улыбками до ушей радостно повязывают пионерский галстук. Дедушка же стоял в светло синем костюме, улыбался в ответ и что-то говорил облепившим его детишкам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А… А… А… — произнёс парторг, смотря широко открытыми глазами на изображение Леонида Ильича Брежнева, красовавшееся на обложке журнала. Вероятно, жалея о том, что родился не немым, он весь затрясся, а затем захрипел: — Это провокация! Провокация!!
— Ну не знаю, — хмыкнул я и, повернувшись к секретарю-референту, спросил: — Елизавета Андреевна, Вы же конспектируете заседание? Вы зафиксировали слова гражданина Тарана? Посмотрите, пожалуйста, была там провокация или нет?
— Я… Я не знаю, — растерянно произнесла та.
— Была! Провокация! — держась за грудь, продолжил хрипеть Таран, глядя на то, как сидящие рядом товарищи начинают от него отодвигаться.
Продолжение психологического боевика через 2 часа
Глава 22
![]()
Глянул на оставшегося в одиночестве гражданина с громкой фамилией и хотел было добить, но вовремя тормознул, вспомнив о человеколюбии, миролюбии и данном однажды самому себе обещании — стараться не доводить людей до больницы или дальше. Поэтому, по-простецки хмыкнул и решил помочь выкрутиться, так легко попавшемуся в ловушку, парторгу.
— Нет, товарищи, провокации я не помню. Возможно, это было некое недоразумение, вызванное недопониманием? Такое могло быть и с этим мы все можем согласиться. Просто, если меня будут дальше обвинять в провокации я, в свою очередь, буду вынужден вернуться к тому вопросу вновь и разобрать его по косточкам.
Вероятно поняв, чьи конкретно косточки я буду разбирать, хозяин кабинета, выпив прямо из графина воды, согласился с тем, что это было всего лишь досадное недопонимание.
— Пал Палыч, как вы с ним вообще справляетесь? Ты ж посмотри, какой ухарь. Пальца в рот не клади. Откусит, — с неприязнью посмотрел на меня Вереница.
Я мило улыбнулся, а затем быстро открыл рот и тут же его закрыл. Да так, что лязг моих челюстей прозвучал на весь кабинет.Лязгнул-то я, конечно, эффектно, многие из присутствующих до сих порот от шока прийти не могут, однако досталось и мне. Силу я не рассчитал, а потому ощущение в челюсти было такое, словно бы мне в неё со всей дури влепил кулаком боксёр.
Парторг ещё выпил воды и, наконец, продолжил заседание. Правда, сделал он это довольно своеобразным образом.
— Марат Львович, ну хоть ты ему скажи. Ты ж руководишь комсомольцами. Ну, объясни ты ему, что не положено комсомольцам пионерские галстуки носить.
— Да что ему объяснять-то? — поморщившись, процедил усатый. — Бесполезно это. Я его уже давно раскусил. Васину, собственно, мы все безразличны. Он — эгоист! Нас он не любит и не понимает. Более того, наверняка, в душе ещё и ненавидит. Всё это, в купе с его разрушительными и хулиганскими деяниями за рубежом, а также его поведение здесь, в том числе и на этом собрании, говорит лишь об одном — он нам не товарищ. Поэтому, я думаю, что имеет смысл не разглагольствовать дальше, а вернуться к поставленному мной ранее вопросу — вопросу об исключении Васина из наших рядов — из рядов членов ВЛКСМ.
— Правильно, товарищ Вереница. Комсомольская организация Московской филармонии полностью поддерживает Ваше предложение. В наших рядах нет места бандитам, хамам и наглецам! — тут же вставил свои пять копеек прилизанный дол****.
— Я тоже считаю, что Васина нужно гнать из нашей организации поганой метлой, — брякнул длинный хрен.
— Поддерживаем! Поддерживаем! — мгновенно загалдели собравшиеся.
— Товарищи, мне кажется, вы все слишком эмоциональны. Нам всем необходимо успокоится и дать шанс на перевоспитание нашему юному товарищу, — наконец озвучил дельное предложение агент Дорн.
— Я готова поручиться за Сашу! Готова взять его на поруки, — пропищала староста, крутя по сторонам головой. — Товарищи! Не надо его выгонять из комсомола! Пожалуйста! Он хороший! Я поручусь…
