– А по-моему, точно другое. Утомился ты, Тиль. Герр Хаген… Набегался, напрятался. Для нервной системы это не полезно.
– Я не понял. Ты… не веришь мне?!
– Верю. Верю, что ты сошел с ума, дорогой родственник.
Охранник подошел к бару и налил себе минералки.
– Ульрих, я не спятил, я… – Тиль осекся. Вокруг начиналось движение – ощутимое, как ветер. – Что видишь? – резко спросил он. – Через полчаса… Что ты видишь?!
– Ничего. Ты уйдешь, эти останутся до ночи.
– А ты? Что будет с тобой?
– Займусь делами… – ответил Козас, уже не так уверенно, и посмотрел на полицейского.
Тот стоял вполоборота и неторопливо, маленькими глотками, пил воду.
– Ульрих?.. – подал голос Тиль.
– Да… Теперь я понял.
Щеки у Козаса мгновенно посерели и ввалились. Бледные губы дрогнули, но сказать он ничего не смог. В глазах у него метался ужас – похоже, он никогда еще не подпускал к себе смерть так близко.
Охранник поставил пустой стакан и начал поворачиваться.
Отрешенный, словно не принадлежащий самому себе, с пустым взглядом сломанной куклы, он плавно заводит ладонь под полу пиджака, достает штатный «s-мерш», трогает большим пальцем панель на рукоятке – предохранитель выключен, можно стрелять – и медленно, как на дуэли, поднимает ствол.
Козас перекатывается в сторону – массивный диван неожиданно легко проезжает по лакированному полу и толкает полицейского в колени. Тот, взмахнув руками, заваливается вперед, и Козас, вновь удивляя своей реакцией, стреляет ему в макушку. Пуля выходит из затылка, охранник валится на диван уже мертвым, локоть бьется о низкий столик, и из ладони вылетает…
Портсигар. Не пистолет, а обычная плоская коробка. Сигареты рассыпаются по столу, Тиль смотрит на них долго и зачарованно, будто пытается сосчитать… Потом до него доходит.
– Нет!.. Ульрих, нет!!
Козас выстрелил в полицейского и рывком перевел пистолет на Тиля.
– Ты не спасать меня пришел, родственник… – произнес он, задыхаясь. – Ты пришел, чтобы помочь ему.
– Опомнись…
– Хотел заболтать?.. Надеялся, я не замечу?..
Сигареты покатились по столешнице и с сухим цоканьем стали падать на паркет. Козас по-прежнему смотрел вперед, и видел не портсигар, а то, что ему внушили. Ложный форвертс.
«Можешь говорить все что угодно, – пронеслось у Тиля в сознании. – Твой брат услышит не тебя, а меня».
«Да…»
«И что он с тобой сделает, зависит тоже от меня».
«Ты прав…»
«Если я пожелаю, он тебя пристрелит».
«Но тебе нужно не это».
«Естественно».
– Гнида… – процедил Козас, глядя куда-то сквозь Тиля.
«Тебе интересно, что он сейчас воображает?» – снова проклюнулся голос.
«Нет».
«Врешь».
Тиль увидел, как открывается дверь, – до этого момента оставалось несколько секунд.
В комнату заходит еще один охранник.
– Вас вызывает старший следователь Ефимов. – Он протягивает терминал, и Тиль внезапно догадывается, что для Козаса это не трубка, а все тот же «s-мерш».
Ульрих отскакивает за диван, и полицейский натыкается взглядом на убитого напарника. Он выхватывает пистолет, но Козас успевает ранить его в ногу. Расстояние небольшое, промазать сложно, однако Тиль догадывается, почему Ульрих не попал. Охранник валится на пол и отвечает – сквозь спинку, надеясь прострелить Козасу правое плечо, но тот уже сдвинулся с места, и пуля разрывает ему шейные позвонки.
Тиль поднимает с пола трубку.
– Николай… Пришли сюда врача и носилки. И… еще двое носилок.
– Что там у вас?
– Все…
– Что «все»? Тьфу… Дай мне сержанта!
– Конечно. Сержант?.. – Тиль подходит к раненому полицейскому, протягивает трубку, но в последний момент бьет его по ребрам и откидывает «s-мерш» подальше. – Николай, я не виноват. Слышишь? Это не я сделал.
– Не понял! Где сержант? Вы… уже встретили кого-то?!
– Никого не будет. Можешь снимать посты.
Тиль оставляет терминал возле бара, подальше от полицейского, и, взяв в коридоре фикус, тащит его к лифтам. Две кабины оказываются прямо на этаже. В одной Тиль расклинивает кадкой двери, вторую отправляет вниз, а сам выходит на лестницу…
Тиль вздрогнул. Внизу, под прозрачным колпаком, проплывали запруженные машинами улицы. Мягкий стрекот винта убаюкивал, – можно было подумать, что последние минуты ему пригрезились. Тиль осмотрел правую ладонь – жесткие листья оставили на коже след, не большой и не слишком болезненный. Всего лишь царапина. Чтобы помнить. И не надеяться, что это сон.
Так все и было. Тиль исполнил увиденный – вернее, показанный кем-то – форвертс, поскольку иного ему не оставалось. Он ничего не мог изменить, просто не было выбора. Единственный путь из оцепленного здания, единственный способ не попасть в полицию, и аэротакси на крыше, единственный свободный вертолет… Тиль будто подчинился программе – механически, бездумно. Вероятное будущее незаметно перетекло в прошлое и стало необратимым.
«Не кажется ли тебе, что от твоих поправок стало еще хуже? – снова прорвался голос. – Не мешай, и обойдешься малой кровью».
«Малая кровь – это уничтожение всех форвардов?..»
На приборной панели заверещал зуммер, и Тиль отвлекся. Сзади такси нагонял перехватчик.
– Не отвечай, – сказал он пилоту.
– Я обязан. Это полицейский вызов.
Среди кудрявых крон блеснула змейка маленькой искусственной реки.
– Садись.
– Через три минуты будем над платформой…
– Сейчас!
– Это невозможно. Посадка в парке запрещена.
Тиль достал пистолет.
– Да-да, конечно… – пробормотал пилот. – Я сажусь…
Вернуться в отель Тиль позволил себе лишь спустя несколько часов, когда солнце уже ушло за крыши. Слежки не было, но он продолжал мотаться по городу, меняя такси и выкидывая ИД-карты одну за другой. Голос оставил его в покое, и Тиль лихорадочно обдумывал произошедшее.
Тот, кто все это сделал, мог бы справиться и быстрее, и проще, но он решил устроить демонстрацию, и Тиль признал, что она удалась.
«Не мешай… – звучало в голове. – Не мешай мне, и обойдешься малой кровью…»
Он все не мог забыть лицо Козаса, его взгляд – такой же безвольный и бессмысленный, как у блондина в ресторане. И навязчивый шепот: «…не мешай…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
