Вика послушно садится к нему на колени. На ней опять его рубашка и носки на ногах. Вторую ночь у него живёт его женщина, и у неё нет ничего своего. Это его по ходу надо наказать.
— Ну не злись на меня, — бормочет она, бороздя пальчиками его щетину, потом проходиться по губам, и он прикусывает их, под её сдавленный писк.
— От отшлепанной задницы, тебя спасает твой татем, — проговорил Руслан, погладив круглый животик.
— Ну, если ты обещаешь быть нежным, я могу и потерпеть, — хитро заглядывает ему в глаза.
— Что же это за порка такая, нежная? — усмехается Руслан.
— Ну, наверное, это больше и не порка, — смущённо улыбается Вика, и ловко расстегивает его рубашку, и греет, прохладные ладони на его груди.
— И где тогда воспитательный момент? — спрашивает Руслан, предательски захрипевшим голосом.
Руки его тоже пробрались под её рубашку, обнаружив под ней отсутствие нижнего белья.
— Ещё и почти голая по дому шастаешь, — заворчал он, впрочем, не очень убедительно, потому что Вика, скользила поцелуями по его шее, мягко прикусывая его кожу. — Точно на порку нарываешься.
— Я не голая, — возразила Вика, отрываясь от своего занятия, — мне вполне идёт твоя рубашка.
— Так может заменим ими весь твой гардероб? — хмыкнул Руслан, расстегивая пуговицы, на груди и оголяя упругие полусферы царицы. Одна рука тут же накрыла упругий холм, сжала твёрдый сосок.
Вместо ответа царица, застонала, заёрзала, и Руслан уже и без того чувствующий колкое возбуждение, удовлетворённо рыкнул, довольный её отзывчивостью.
Он тут же зарылся носом в тёплой ложбинке, сжимая обе её груди вместе, так что крупные розовые соски соединились, и втянул их в рот. В голову вдарило, от этого терпко-сладкого вкуса. Ток понёсся по венам с новой силой. Вся кровь устремилась вниз живота, и член болезненно упёрся в ширинку брюк.
Царица запрокинула голову, подставляясь для новых поцелуев. Она красиво изогнула шейку, и Руслан, оставив истерзанную грудь, принялся за покусывание нежной кожи ключиц и шеи. Она тихо мурлыкала, иногда громче вскрикивая, когда он особо жадно присасывался к самым сладким местечкам.
Её пальчики поощрительно гладили его голову, спускались царапающими линиями на шею, вцеплялись в плечи.
Туман в голове Руслана нарастал, всё существо концентрировалось только на одном желании, как можно быстрее присвоить эту самку. Завладеть ей. Трахать и смотреть, как её плавит от него. Как ей здорово с ним. Что только он способен довести её до сладких спазмов, да хрипа, и стонов.
— Пойдём в кровать, царица, — прохрипел Руслан, спуская её с колен, но продолжая крепко прижимать к себе, словно сам себе не доверял и боялся упустить.
— Будешь пороть? — послушно пошла, прижатая спереди царица.
— Буду. Пороть. — Руслан, придерживая её, склонился к сочным губам, и на мгновение, он выпал из реальности, совсем позабыв о намерении подняться наверх. Сладкий рот царицы, его персональный сорт наркоты.
Он пришёл в себя, от быстрых движений рук царицы в районе своей ширинки. Видимо не одного его накрыло. Вика видимо решила не ждать горизонтальной поверхности.
— Стопори, царица, — он придержал её руки, которые уже почти нырнули к нему в трусы.
— М-м-м, — протестующе застонала Вика, и притянула его за шею, впилась в его губы, видимо стремясь таким способом дезориентировать его.
Руслан снова завис, сминая царицу в объятиях, погружая в неё свой язык, но когда эта зараза предприняла попытку снова залезть к нему в трусы, руки её придержал.
— В кровать, — зарычал он.
Если бы не шестой месяц беременности, он бы уже трахал её, перегнув через плетёное кресло на веранде. Или усадил бы на себя, в нём же, сверху. Или ещё много всего, но… Но беременность царицы диктовала свои условия, и им приходилось быть осторожными, или хотя бы ему, потому что у Вики вообще мозги отказывали, и она была готова хоть стоя, хоть в кресле.
Еле добрались до спальни, беспрестанно целуясь, и натыкаясь на то на стены, то на стулья, то ступеньки всё не кончались.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Руслан бы долго плевался, увидев подобное где-нибудь на экране, или если бы ему кто-нибудь рассказал подобное.
Блядь, ну что тут сложного, поднялись в спальню, легли в кровать, там можно и к делу приступать. Что за хрень? Прямо вот нельзя перестать целоваться?
Но вот по факту, он не мог оторваться от неё. Не мог выпустить, хотя, что там этой дороги до спальни, меньше минуты, а поднимались они, минут пять. Он был не в силах разжать руки, и даже на сантиметр от себя отпустить. Так его магнитило к ней, к её телу, к коже сладкой, к губам этим нереальным. К тому, что таяла в его объятиях, тоже теряя связь с реальностью. Забывала обо всём. Как и он.
Одежда летела в стороны, сорванная в поспешности и лишённая петель и пуговиц. Царица, первая упавшая на кровать, уже лишенная его рубашки, призывно раскинула бёдра, и, постанывая, поглаживала себя. И он бы насладился этой игрой, если бы его так не трясло от желания, погрузиться в неё. Тело всё дребезжало, как от лихорадки, словно и не брал её никогда, точно в первый раз всё у них сейчас будет.
Замереть и насладиться пиком возбуждения, не хватало терпения, и Руслан, притянув Вику за лодыжки ближе к себе, медленно погрузился в тугой жар. Здравомыслия хватило тормозить, действовать медленно, и осторожно, хотя настырные коготки, впившиеся в его зад, подгоняли его. А выгнутое дугой тело, и запрокинутая голова царицы говорили, что ей очень хорошо. Она подмахивала, насколько ей позволял живот, и металась, стонала его имя. А его пронизывало иглами острого наслаждения, когда он погружался в неё, хапал кайф, понимая, что не выдержит долго.
— Давай, царица, не могу больше, — зашептал он севшим голосом.
Накрыл пальцами влажную развилку, находя клитор, желая ускорить её разрядку.
Вика всхлипнула, и он тут же почувствовал, как она сокращается, сдавливая его внутренними мышцами.
— Люблю тебя, боже, как же я тебя люблю, — зашептала она.
Руслан придержал себя, давая ей насладиться разрядкой, и ускорился, в два толчка, отправляя себя в нирвану.
— И я люблю тебя, царица, — это он сказал уже, когда немного отдышался, прижимая к себе безвольное тело царицы.
Она что-то мурлыкнула ему в ответ, и прижавшись к плечу, заснула.
А он снова лежал, гадая, это ли ни есть чувство полного, наивысшего счастья.
24
— Какое количество гостей ты бы хотел бы видеть на своём дне рождения? — спросила я, устроившись удобнее, на заднем сидении машины, рядом с Русланом.
За рулём был хмурый Антон, которого я до сих пор смущалась, хоть и при близком знакомстве он оказался, пусть и немногословным, но нормальным человеком. Просто сочетание серых глаз, льняных волос, квадратного подбородка, и очень часто хмурой складки на лбу, вводили в заблуждение, что он постоянно чем-то недоволен. Но как оказалось, Антон просто очень сосредоточенный мужчина. Серьёзный, и строгий, ну, по крайней мере, по отношению ко мне. Ещё ни разу не видела, чтобы он улыбался, с Русланом, при мне, они общались коротко и по делу. И поэтому каждый раз я смущалась своего бывшего надзирателя, ставшим невольным свидетелем того, что происходило в этом доме полгода назад. Нет, я не чувствовала от него никакой неприязни, или хуже того глумления, даже взгляд у него был твёрдый, не намёка на то что он осуждает меня, зная кем я была для Руслана, до, и кем стала после. Возможно, в этом в большой степени была заслуга Руслана, спросить напрямую я не решалась. А так я не видела от него никакого порицания за мой выбор, за моё поведение. Но мне всё равно было перед ним неудобно, и я прекрасно понимала, что надумала это сама, но ничего поделать с собой не могла.
Руслан тоже замечал, как я робею, стоит только Антону появиться в поле моего пространства, и видимо догадывался о моих чувствах, но тему эту не поднимал. Может, считал, что я должна ему прямо сказать об этом, а может вообще за блажь принимал.
