Но и это не остановило отставного генерала. Несмотря на то что редактор его книги генерал Н. А. Киленин испугался последствий и прекратил работу над рукописью, Слащёв сам переработал текст и все же довел дело до издания. В этом ему помог некий Ф. И. Баткин, о котором речь впереди.
Окончательный вариант книги назывался «Требую суда общества и гласности». Само название говорило о том, что автор не сдался, а, наоборот, настроен на дальнейшую борьбу.
Книгу продавали буквально из-под полы. Контрразведчики гонялись по пятам за продавцами, как правило, нищими офицерами, и арестовывали тех, кто приобретал ее. В Галлиполийском лагере, где находилось более 10 тысяч солдат и офицеров, жестоко наказывали тех, у кого обнаруживали книгу Слащёва.
Борьба Слащёва с врангелевским окружением и непосредственно с бароном вносила раскол в побежденную, но не сломленную до конца Белую армию, что полностью соответствовало интересам ВЧК и Разведупра РККА в Константинополе. Поэтому, не отказываясь от работы с другими генералами и офицерами, советские спецслужбы сосредоточили свои усилия (по крайней мере, с февраля 1921 года) на Слащёве и разделявших его взгляды офицерах.
Было признано необходимым послать в Турцию ответственного сотрудника с поручением установить непосредственные контакты с генералом, а вернее с генералами, поскольку в группу Слащёва входил и бывший помощник военного министра Крымского правительства, председатель Татарского комитета в Турции генерал А. С. Мильковский.
Уполномоченным ВЧК стал Я. П. Тененбаум. Его кандидатуру предложил будущий заместитель председателя ВЧК И. С. Уншлихт — они вместе работали на Западном фронте, где Тененбаум под руководством Уншлихта занимался разложением польской армии и весьма преуспел в этом. Кроме того, Тененбаум обладал богатым опытом подпольной работы, хорошо знал французский язык, что в Константинополе могло пригодиться, с учетом активности французской контрразведки. Перед выездом Ельского (под таким псевдонимом отправлялся в Константинополь Тененбаум) его лично инструктировали И. С. Уншлихт и председатель РВСР Л. Д. Троцкий.
Первые контакты уполномоченного ВЧК со Слащёвым состоялись в феврале 1921 года. Они носили скорее разведочный характер: уточнялись позиции сторон, определялись возможные совместные действия в Константинополе. Ельский не имел тогда полномочий на предложение Слащёву возвратиться в Россию. Еще свежи были воспоминания жителей Николаева и других городов о жестокости генерала. Не готовы были на такой шаг и в Москве. Даже спустя полгода, в ноябре, В. И. Ленин воздержится при голосовании в Политбюро ЦК РКП (б) по вопросу о разрешении Слащёву вернуться на родину.
В свою очередь, и Слащёв не мог не колебаться, обдумывая решение о выезде в Советскую Россию. Эмигрантские газеты были полны сообщений о массовых расстрелах в Крыму и других районах бывших офицеров и царских чиновников. На территории России и Украины продолжалась «малая» гражданская война. Кронштадтское восстание, ожесточенные схватки с махновцами, вспышки крестьянских бунтов в Сибири.
Обо всем этом Слащёв хорошо знал и ясно отдавал себе отчет, что в такой обстановке его жизнь не будет стоить и ломаного гроша.
Встречи со Слащёвым Ельскому приходилось устраивать, соблюдая строжайшую конспирацию. Он использовал все свои навыки старого подпольщика, чтобы обезопасить себя и офицеров, с которыми поддерживал связь, от провала на начальной стадии работы. Ведь в Константинополе действовали, по крайней мере, три официальные контрразведки. Все они хорошо оплачивались и могли вербовать многочисленных агентов для выявления подпольной работы большевиков.
Главным объектом их устремлений являлась Российско-Украинская торговая миссия, сотрудники которой не без основания подозревались в агитации среди врангелевских солдат за возвращение домой. Переполох среди контрразведчиков вызвало появление в середине февраля 1921 года первого номера подпольной газеты «Константинопольские известия», органа городского комитета коммунистической партии. Усиливалась агитация и непосредственно в военных лагерях.
В целях большей безопасности Слащёв со своим начальником штаба генералом Дубяго и другими офицерами поменял место жительства, снял дачу на берегу Босфора и организовал товарищество по обработке фруктовых садов. В это же время Ельский добивается через Дзержинского, чтобы ему прислали моторную лодку, которую, вероятно, он предполагал использовать для вывоза генерала и его группы из Турции в случае непредвиденных обстоятельств.
Шло время. День ото дня Слащёв все больше укреплялся в мысли просить советские власти разрешить ему вернуться.
Окончательное решение созрело у него в мае. По крайней мере, именно в мае чекисты перехватили письмо из Константинополя в Симферополь с сообщением, что Слащёв выражает желание вернуться на родину, чтобы отдать себя в руки Советского правительства. Письмо было адресовано артисту Симферопольского театра М. И. Богданову, а автором письма был Федор Исаакович Баткин.
Здесь настало время пояснить, кто же такой Баткин и почему он знает самые сокровенные мысли генерала Слащёва. Недоучившийся студент, в феврале 1917 года — член севастопольской эсеровской организации, он был призван тогдашним командующим Черноморским флотом вице-адмиралом А. В. Колчаком на военную службу и стал одним из руководителей так называемой Черноморской делегации, командированной на Балтийский флот, Западный и другие фронты, чтобы побудить матросов и солдат вести войну до победного конца.
В ноябре того же 1917 года Баткин уезжает в Новочеркасск, участвует в знаменитом «ледяном» походе под руководством генерала Л. Г.Корнилова. При правлении А. И. Деникина работает в отделе пропаганды — «Осваге». Летом 1920 года эмигрирует в Турцию, сотрудничает в газетах Константинополя и в качестве журналиста сближается с прибывшим из Крыма Слащёвым, надеясь получить от него документы о действиях врангелевцев в Крыму для своей будущей книги. Эта короткая информация о Баткине необходима для того, чтобы читатель мог представить себе его личность, весьма склонную к авантюрам и непродуманным действиям.
Тем временем в Симферополе уполномоченный Всеукраинской ЧК С. Б. Виленский, курировавший по указанию Дзержинского операцию возвращения генерала Слащёва в Россию, завербовал получателя письма Баткина — артиста Богданова, и направил его в Константинополь с заданием: выйти на связь со Слащёвым и оказать содействие в организации выезда генерала в Крым.
Прибыв в Турцию, Богданов первое время точно выполнял задание чекистов: установил контакт с Баткиным и через него со Слащёвым; сообщил генералу, что ему обещана полная амнистия и даже должность в Красной Армии.
Но, освоившись в Константинополе, Богданов стал необдуманно расширять круг связей среди белоэмигрантов, выдавая себя чуть ли не за официального представителя Советского правительства по организации репатриации врангелевцев на родину. Вполне естественно, что он попал в поле зрения врангелевской контрразведки. В результате намеченный план возвращения Слащёва оказался под угрозой срыва. Кроме этого, обещанные чекистами деньги для передачи капитану судна, на котором предполагалось вывезти Слащёва из Константинополя, пока не подоспели. Начало операции пришлось отложить.
Организуя возвращение Слащёва, чекисты действовали на свой страх и риск, поскольку конкретного решения на сей счет руководство Советской республики, а конкретно Политбюро и ЦК РКП (б), к тому времени еще не приняло.
Богданов вернулся в Севастополь для отчета и вновь появился в Турции уже в сентябре. Однако поведения своего не изменил. По Константинополю поползли слухи о возможном отъезде Слащёва в Россию.
Надо сказать, что помимо ВЧК в Константинополе развернула свою деятельность и военная разведка Красной Армии. При этом заинтересованного взаимодействия двум службам наладить не удалось. Сейчас трудно сказать, где оборвалась цепь — то ли наверху, в Москве, то ли на уровне исполнителей в Константинополе. Но потеря контакта в работе по группе Слащёва была налицо. Ничем другим нельзя объяснить тот факт, что в Политбюро ЦК РКП (б) в начале октября 1921 года поступил на рассмотрение доклад сотрудника разведупра войск Украины и Крыма Дашевского с предложениями по переброске генерала и ряда офицеров из Турции на советскую территорию.
Первоначально о своих соображениях Дашевский сообщил секретарю ЦК Компартии Украины Ф. Я. Кону, а тот немедленно связался с Л. Д. Троцким. Было решено направить Дашевского со всеми материалами в Москву.
Изучив привезенные Дашевским предложения, Троцкий написал записку в Политбюро: «…Считаю, что нужно «условия» принять, т. е. переправить их в Россию. Формальное руководство делом было возложено на т. Дзержинского. Может быть, послать т. Дашевского к Дзержинскому?»
