Через тридцать минут карета снизила скорость. Затем, проехав еще немного, остановилась совсем, дверь открыли. Она вышла, с дрожью оглядывая внутренний двор крепости. Охранник взяв цепь, завел ее в одну из внутренних дверей, словно она была диком опасным животным.
В помещении стояли стол и два стула. У самого потолка располагалось маленькое зарешеченное окошко. Ноги не держали от виденного.
В комнату вошел среднего роста черноволосый человек, чем-то похожий на цыгана. Одет он был в камзол, бриджи, чулки и башмаки. В руках он держал папку и перо.
— Позвольте представиться, — сказал он садясь. — Меня зовут Лауке Фонтпа.
Видя, как Марина смотрит в пол и не реагирует, он деловито открыл папку и начал бойко читать:
— «Я, король Аравилата Генуи Свираун Первый, повелеваю на рассвете казнить Виера Мар Квитворд, принцессу аравилатских земель и Северных атоллов, за государственную измену и попытку переворота в стране, а также за нарушение моего личного приказа и неявку ко двору в указанный срок, что рассматривается, как пренебрежение к королевской власти и воле. Король Аравилата, всех земель Овинги, главный сюзерен Подземелья народов Смерти и властитель океана Протеймы — зеница Единства и защитник всего живого и неживого на Овинге — Генуи Свираун Первый». Заверено лично подписью короля и королевской печатью.
Перевел дух, затем энергично продолжил:
— Вам не положено иметь свободные руки, потому что вы маг Леса.
Он выразительно покосился на ее лодыжку, ничего кроме бридж не увидел и вернулся к чтению:
— Приказано заковать ваши пальцы в «железные перчатки ведьмы». К вам приставят человека, который будет помогать вам в нуждах до свершения казни, пока вы будете находиться в Эрватах.
Он встал и вышел, в комнату вошел другой охранник, одетый в доспехи. Во внутренней части тюрьмы, грязной и вонючей, царила антисанитария. Ее завели в относительно чистое помещение, где стояли кровать, стол и стул. На стуле сидела тюремщица, в сером платье, поверх которого грубой ткани передник. Она подошла, поклонилась, сняла цепи:
— Снимите накидку и жакет.
Марина подчинилась, не слушающимися руками стянула плащ и жакет, оставшись в одной рубашке и штанах. Все сильнее и ярче ее накрывало ощущение игры, понимания, словно это происходит не с ней. И это все ошибка.
— Ваши руки.
Тюремщица взяла со стола металлическое приспособление, жутковатого вида, крепящееся на манер ремня на поясе, от которого в стороны отходили цепи с кольцами для каждого пальца. Так чтобы человек, растопырив их, не мог пошевелить ими. Отрегулировала цепи по длине рук.
— Ведро там, — указала в угол комнаты, поднимая вещи с пола. — Если что надо, зовите.
Вышла, оставив Марину одну. Та нелепо притулилась на кровать, ссутулившись, положив руки на бедра и бесцельно рассматривая их. Почему-то пустые мысли лезли в голову. В течение следующих нескольких часов на нее нашло безжизненное оцепенение. Эмоции удивительным образом притупились, уступив место бесконечной апатии. Не хотелось ни есть, ни пить, только сидеть и смотреть в одну точку. Засов шаркнул, и в камеру вошла тюремщица.
— К вам посетитель.
— Мама! — закричала Юлька, бросилась к ней.
Сердце оборвалось и разорвалось на клочья, истекая в груди болью. Юлька со всех ног кинулась к ней, ликующе повиснув на шее.
— Мама, ты так долго не забирала меня, — серьезно сказала девочка, косясь на нее, даря в ответ еле уловимые нежные поцелуи.
— Знаю, ласточка.
— Мы дядю привезли.
Не в силах отпустить дочь, Марина обняла ее. Вжалась в нее. Неспособная взять на руки, она еще плотнее прижилась к ней, безмолвно плача от счастья, пока посетитель стоял молча. Всего несколько счастливых мгновений, уткнулась в шею ребенка, не в состоянии ничего говорить или делать. Маленькие ручки, животик, пухлые щечки — она все готова была зацеловать. На глазах навернулись слезы. Они обильно застелили взор, и Марина почти ослепла, лишь ощущая в объятиях изнеженное тельце, знакомый запах, радостное сопение.
Несколько минут, она ничего не делала, только обнимала и молчала, затем наконец, выпрямилась и поставила крошку на грязный тюремный пол, со смешанными чувствами посмотрела на посетителя. В этот момент он был лишь человеком приведшим к ней ее дочь. Проводником и только, не способным вызывать эмоции.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А потом она рассмеялась сквозь слезы.
Арвил вопросительно воззрился на нее, переживая, не сошла ли она с ума от горя. Совсем не здоровая, серая, надломленная девушка, с которой ничего в этом мире хорошего не случилось.
— Представляешь, я до сих пор не знаю, как меня, — нервно усмехаясь, не договорив, продолжив обнимать дочку.
Вероятно надеясь, что он обнадежит ее, расскажет об ошибке и о том, что никакой казни не будет. Сон это все, иллюзия.
Мужчина натянуто посмотрел на нее, но все же решил ответить:
— За тобой придет Смертник.
Надежда погасла в глазах, исхудалые плечи одеревенели и перестало быть смешно. Марина сглотнула, тоскливо посмотрела на небо за решетчатым окном, висящее тяжелыми дождливыми облаками, потом перевела взгляд на стену.
— Об этом ты тоже знал, — спросила его, того, кто меньше суток назад лечил ее, а потом страстно сжимал в объятиях, даря наслаждение. Говорил, что любит.
Ответа она не ждала. Безнадежно, еле заметно отклонилась от него. Крепко поцеловала Юльку в золотистую макушку, подняла с безмерным отчаянием взгляд.
Вздрогнула, столкнувшись с серым, напряженным ожиданием в любой момент от нее мольбы, криков, обвинений или стенаний. Вместо этого, пытаясь сосредоточиться на ребенке.
— Ты о ней позаботишься?
Он так и не посмел сказать о способе заботы. Очевидно терзаясь от ее раздавленного вида на фоне казематных стен.
— Где она сейчас живет?
— Во дворце. Я приставил к ней твоего прежнего Хранителя. И с ней все будет…
Марина приглушенно всхлипнула. Юлька подняла голову, обеспокоено разглядывая:
— Мама? Ты плачешь?
Пересилив себя, она выдавила истёртую улыбку:
— Это от счастья детка, я так скучала. У мамы здесь дела, еще. Мы с тобой увидимся. Позже.
Подняла потухшие глаза на Арвила, тот стоял как прикованный к месту. На остром лице в усилии цепенели мускулы, и ни один из них не проливал свет, на его внутренние состояние. Смотреть ей в лицо, прижимающей смерть и обнадеживать после стольких пустых обещаний, он не мог. Страшно было подумать, что будет, если он ее сейчас обнимет? Она сорвется? Заверещит пугая дочь или того хуже обреченной жертвой будет рыдать на руках палача? Его руках…
— Нам пора, — протянул руку к малышке, и та без охоты, пошла к нему, явно побаиваясь.
Марина закрыла глаза, давая слезам свободно течь по замученному лицу, изнуренно прислонилась к холодной стене. В душе не нашлось сил наблюдать, как он уводит Юльку.
Дверь за ними со скрипом захлопнулась. Как мышеловка, которая клацает, за спиной мышки. Она же свернувшись калачиком на грязном сене и мокрая от слез, завыла.
Часть 11
В белых рясах измеров с их капюшонами что-то перекликалось с одеждами ангелов. Два посла, прибывшие утром в Аравилат, предстали перед собором и ангелами, не склонив головы.
Серокожие, окутанные белой дымкой, они стояли перед ними, подобно победителям. Со спокойными, невозмутимыми лицами.
— Вы вторглись на территории трех народов Овинги, проводите захватническую войну против мирных земель. Наше требование — немедленно отступите и прекратите нарушать договор «Согласие пяти народов», благодаря которому ваш народ находит приют на Овинге в течение двух тысяч лет, — произнес Король Смерти.
Ангел сообщил:
— Договор, гласит, что два чужеземных народа, именуемых ангелы и измеры, могут находиться, жить и размножаться на территории Овинги, пока во главе пяти народов стоит Зеница Единства, являющийся гарантом сохранности равновесия и безопасности. Каковы причины вашей агрессивной экспансии?
