«Однако ж это обидно! что же я такое в самом деле! почему я непременно лгу?»
«Ну да ведь я знаю тебя: ведь ты большой мошенник, позволь мне это сказать тебе по дружбе! Если бы я был твоим начальником, я бы тебя повесил на первом дереве».
Чичиков оскорбился таким замечанием. Уже всякое выражение, сколько-нибудь грубое или оскорбляющее благопристойность, было ему неприятно. Он даже не любил допускать с собой ни в каком случае фамильярного обращения, разве только если особа была слишком высокого звания. И потому теперь он совершенно обиделся.
«Ей-богу, повесил бы», повторил Ноздрев: «я тебе говорю это откровенно, не с тем, чтобы тебя обидеть, а просто по-дружески говорю».
«Всему есть границы», сказал Чичиков с чувством достоинства. «Если хочешь пощеголять подобными речами, так ступай в казармы», и потом присовокупил: «не хочешь подарить, так продай».
«Продать! Да ведь я знаю тебя, ведь ты подлец, ведь ты дорого не дашь за них?»
«Эх, да ты ведь тоже хорош! Смотри ты! Что они у тебя, бриллиантовые, что ли?»
«Ну, так и есть. Я уж тебя знал».
«Помилуй, брат, что ж у тебя за жидовское побуждение! Ты бы должен просто отдать мне их».
«Ну, послушай, чтоб доказать тебе, что я вовсе не какой-нибудь скалдырник, я не возьму за них ничего. Купи у меня жеребца, я тебе дам их в придачу».
«Помилуй, на что ж мне жеребец?» сказал Чичиков, изумленный в самом деле таким предложением.
«Как на что? да ведь я за него заплатил десять тысяч, а тебе отдаю за четыре».
«Да на что мне жеребец? Завода я не держу».
«Да послушай, ты не понимаешь: ведь я с тебя возьму теперь всего только три тысячи, а остальную тысячу ты можешь заплатить мне после».
«Да не нужен мне жеребец, бог с ним!»
«Ну, купи каурую кобылу».
«И кобылы не нужно».
«За кобылу и за серого коня, которого ты у меня видел, возьму я с тебя только две тысячи».
«Да не нужны мне лошади».
«Ты их продашь: тебе на первой ярмарке дадут за них втрое больше».
«Так лучше ж ты их сам продай, когда уверен, что выиграешь втрое».
«Я знаю, что выиграю, да мне хочется, чтобы и ты получил выгоду».
Чичиков поблагодарил за расположение и напрямик отказался и от серого коня и от каурой кобылы.
«Ну, так купи собак. Я тебе продам такую пару, просто, мороз по коже подирает! брудастая с усами, шерсть стоит вверх, как щетина. Бочковатость ребр уму непостижимая, лапа вся в комке, земли не зацепит!»
«Да зачем мне собаки? я не охотник».
«Да мне хочется, чтобы у тебя были собаки. Послушай, если уж не хочешь собак, так купи у меня шарманку, чудная шарманка; самому, как честный человек, обошлась в полторы тысячи; тебе отдаю за 900 рублей».
«Да зачем же мне шарманка? Ведь я не немец, чтобы, тащася с ней по дорогам, выпрашивать деньги».
«Да ведь это не такая шарманка, как носят немцы. Это орган; посмотри нарочно: вся из красного дерева. Вот я тебе покажу ее еще!» Здесь Ноздрев, схвативши за руку Чичикова, стал тащить его в другую комнату, и как тот ни упирался ногами в пол и ни уверял, что он знает уже, какая шарманка, но должен был услышать еще раз, каким образом поехал в поход Мальбруг. «Когда ты не хочешь на деньги, так вот что, слушай: я тебе дам шарманку и все, сколько ни есть у меня, мертвые души, а ты мне дай свою бричку и триста рублей придачи».
«Ну вот еще, а я-то в чем поеду?»
— Когда ты не хочешь на деньги, так вот что, слушай: я тебе дам шарманку и все, сколько ни есть у меня, мертвые души, а ты мне дай свою бричку и триста рублей придачи.
— Ну вот еще, а я-то в чем поеду?
«Я тебе дам другую бричку. Вот пойдем в сарай, я тебе покажу ее! Ты ее только перекрасишь, и будет чудо бричка».
«Эх, его неугомонный бес как обуял!» подумал про себя Чичиков и решился во что бы ни стало отделаться от всяких бричек, шарманок и всех возможных собак, несмотря на непостижимую уму бочковатость ребр и комкость лап.
«Да ведь бричка, шарманка и мертвые души, все вместе!»
«Не хочу», сказал еще раз Чичиков.
«Отчего ж ты не хочешь?»
«Оттого, что просто не
