притащила младенца. Дилл увидел Джармана, стоящего наверху на крыльце, тот с угрюмым видом пересчитывал собравшихся с помощью механического счетчика. Несколько расследователей забрались в курятник и – что это? – пытались вытащить оттуда кур. Да ладно! Тут Дилл боковым зрением увидел нечто такое, что заставило его развернуться, чтобы удостовериться: там была инвалидная коляска! Это-то они как себе представляют? Несколько расследователей распевали: “Дилл, Дилл, Дилл, мы тут, мы тут, мы тут!” Нет, ну детский сад, а?! Затеяли диско-танец “Автобусная остановка”, старая шутка. Какого черта, он подергал плечами, сделал шаг вбок, шаг назад, хлопок, потому что, эй, расследователи действительно приехали и привезли с собой своих самых безумных и самых близких друзей, притащили их из приютов, с митингов, из полуподвальных квартирок, из коммун и сквотов. Они были исполнены решимости и страсти и все до одного – веганы. (Из всех присутствующих веганами не были только Кливленд и Джонатан. Джейни придерживалась принципов веганства уже целых четыре дня.) Под деревом стояла Аннабел, величественная, окутанная длинным платьем, со стекающими по спине волосами, она что-то говорила, протягивала руки вверх, целовала склонявшиеся к ней лица.
Дилл видел, что Джарман стоит вверху на крыльце и щелкает своим механическим счетчиком. Попытался прочитать у него на лице: сколько уже? Подошел поближе. Сколько? По спине пробежал тревожный холодок: выражение на лице Джармана было абсолютно безрадостное. Неужели людей недостаточно? Дилл бросил считать много-много машин назад. Вид у Джармана был испуганный, это уж точно. Дилл передал младенца обратно Пенелопе (как он вообще оказался у него на руках?) и стал продираться сквозь людей к крыльцу и вверх по ступенькам.
– Ну что ж, весь план летит к черту, – раздраженно проговорил Джарман. – Придется все на фиг переделывать. У меня все расчеты сделаны на трехсот трех человек. Я же четко сказал: триста три.
– Скольких не хватает?
– Ты загораживаешь. Подвинься. Там еще машина.
– Джарман, сколько сейчас?
– С этими тремя, – он щелкнул счетчиком, – четыреста двадцать один.
Дилл повторил вслух:
– Четыреста дв…
Секунду до него не доходило, но потом дошло.
* * *
Почему они приехали? Приключение, это понятно, но были и другие причины. Некоторые, как, например, Зи, приехали ради Дилла. Несмотря на все его недостатки (а их было немало), парень славился своей надежностью. Вам бы любой сказал, что он своих не предаст, включая всех собак, птиц и прочих животных, которые тем или иным путем попадали к нему на крыльцо. Расследователи это знали. Знали это и Аннабел, Джонатан, Дэв, и даже эти чертовы собаки. Возможно, именно поэтому многие так надолго задерживались с ним рядом. Преданность на дороге не валяется, это надо понимать.
Еще больше народу приехало ради Аннабел, давнего товарища по борьбе. Некоторые были с ней знакомы еще с детства, ходили с родителями к ней на свадьбу и со своих семейных ферм сбежали, когда она сбежала со своей, а потом следовали за ней повсюду – привычка, зависимость или слепая вера, – пока она не пропала, и даже тогда все они поняли почему. Они знали, что она не идиотка. И Дилл был четкий парень, когда слезал с наркоты, а сейчас он как раз чистый, это ясно. А еще собравшихся успокаивало присутствие Джонатана. Если бы речь шла о чем-то немыслимом, его бы тут не было. Хоть затея и казалась невозможной, он все подсчитал и решил, что дело выполнимое.
Но в основном они, конечно, приехали ради птиц. Они становились активистами в возрасте четырех лет, когда узнавали, что курица в супе – это то же самое существо, которое они видели, когда ходили на экскурсию на ферму: они тогда отталкивали тарелку и моментально обращались в веганство. Или в старших классах, когда им показывали видео об индюшках, живьем подвешенных вверх ногами ко Дню благодарения. Или же у них были собаки. У Зи был брат, который умер, и Зи после этого стал испытывать уважение ко всем жизням – сначала к тем, что попадали к нему на тарелку, потом к тем, из которых сшили его кожаную куртку, потом – к тем, что устраивали ульи в стенах домов, и в один прекрасный день он поклялся, что больше не причинит вреда никому вообще.
С чего бы ни началось их веганство, работа в птичниках лишь утвердила их в этом убеждении. Они по двенадцать часов подряд помещали младенчески-мягкие клювики цыплят в раскаленные железные гильотины, опалявшие острый кончик, и птенцы барахтались у них в руках, с дымящимися лицами.
Курочки. Милые пушистые комочки. Прекрасная авантюра ради их спасения: разве можно было отказаться от такого? Разве нашелся бы такой человек? Пришло время сказать “хватит”.
* * *
Оппозиция.
Вот они, забаррикадировались в своих бетонных птичниках. Окопались, сидят наготове – хоть пока и не знают, кого или чего ждать. Ждут за крепостными валами засыхающего помета, за вентиляторами в человеческий рост высотой. Работники ферм, те немногие, что остались в прериях, самые упертые представители людского племени.
Вот управляющий птичником. Видите, как он застегивает куртку на молнию, стоя у силосной башни, как управляет своим гольф-мобилем. К ремню пристегнуты инструменты и средства связи, как у капитана из “Стартрека”. У него важный вид, во рту что-то клацает. Он кричит поверх рева машин на английском и испанском.
А вот операторы-птичники, те, что следят за работой конвейерной ленты и проводят ежедневный осмотр кур. Пятеро или шестеро из них выбираются из комбинезонов, они уходят пораньше, потому что сегодня суббота. (Обычно среди них нет-нет да затеряется один расследователь, но не сегодня, потому что сегодня все они заняты в другом месте.)
Водители-экспедиторы, механики. Подсобные рабочие, которые запускают новых птиц и очищают помещение от старых. Большинства из них сегодня нет, и вообще они тут редко бывают. Эта маленькая компания, которая вечно в тени, – команда контроля за грызунами: запах отравы витает в воздухе, но самих их встретишь редко, видишь только их следы: записи в журнале, ловушки, приманки, дымовые шашки. Видишь свидетельства их неудач.
А это – конторские служащие, на каждой ферме есть два-три таких человека. Вот они сидят за своими клавиатурами и держат все под контролем. На фоне виниловых перегородок склоняются вперед на стульях, которые можно регулировать собственным весом. Одетые в форму из бежевых блузок и бежевых свитеров и с такими же бежевыми волосами. Лица их с возрастом тоже приобретают бежевый оттенок, но они нисколько не сомневаются в своем могуществе. Их праздничные сережки раскачиваются. В их карандашницах расцветают ручки. За спиной у них
