Осталось еще немного, чтобы грезы Попова сбылись окончательно. Вот его прогноз аппаратных реформ, в которые он лично вложил немало: "Процесс деградации будет столь мощным, что Россию и русский народ ждет анархия, и Россию может постичь судьба стран и народов, не сумевших вписаться в ход истории. И Россия разделит судьбу Древнего Египта, Рима или Византии".
БОЛЬШОЙ "ДЕМОКРАТ"
Если Попов-экономист — чисто мифологический образ, то Попов-политик — вполне реальная фигура, способная вписываться в динамичную ситуацию Смутного Времени.
Еще в 1989 г. Г. Попов предсказал основной разворот событий ("ЛГ", 04.10.89): "Главное экономическое противостояние переходного периода состоит в том, что конечной целью перемен является свободный рынок со свободной конкуренцией, но вся ситуация в экономике такова, что любые шаги в сторону свободного рынка ведут к взвинчиванию цен, спекуляции, обогащению распоряжающихся общественным богатством бюрократов. Словом, движение к системе, призванной спасти страну, бьет по основным слоям нашего народа".
Оценивая далее позицию сторонников ведения жесткой борьбы с экономической преступностью и экономическим развалом, Г. Попов говорит, что новая административная диктатура в любом случае обречена проделать тот же путь, что и путь большевиков с 1917 до 1937 г., а также путь французской революции, сделавшей основным аргументом в борьбе с ценами и политическими противниками гильотину. В полном противоречии со своими опасениями Попов пишет: "Неограниченная демократия с правом избирателя на все влиять… может аннулировать все преимущества новой экономики. Демократия ведь всегда обременена опасностью перерастания социальной справедливости в уравнительность." Не удивительно, что при внедрении такого понимания демократии даже избранные населением администраторы полностью избавляются от такой нравственной установки, как ответственность перед гражданами.
Попов-политик постоянно диктовал Попову-управленцу линию поведения с тем, чтобы планировать и дозировать демократию, будто это сыпучий материал. Вспоминается характерный эпизод политической биографии Попова. После памятного ухода Горбачева во время первомайской демонстрации 1990 г. с трибуны мавзолея, Гавриил Харитонович предлагает упорядочить демонстрации следующим образом. Допускать в колонны только тех, кто попал в квоты организаций-участников шествия (например, 1 человек от 50 членов организации), затребовать у этих организаций перечень лозунгов и не допускать появления плакатов с личным мнением, определить способы борьбы с нарушителями и, наконец, "не пущать" демонстрантов на Красную площадь, предназначенную только для государственных праздников.
Что касается всяческих ограничений, таких предложений у Г. Попова было предостаточно. Но может быть поискать в его повседневной практике руководителя Моссовета что-то конструктивное? Попов-управленец за время пребывания в Моссовете родил единственную определенно выраженную идею или "фундаментальный путь решения" (выражение Попова) организационных проблем Моссовета: каждый депутат должен работать только в одной комиссии. Внедрить конторский порядок работы дважды пытались поименным голосованием. Не удалось.
Другая идея — о необходимости "усиления фракционности" в Моссовете, высказанная накануне ухода Г. Попова в мэры, звучала вразрез с другими его тезисами. О пользе фракционности странно было слышать от человека, постаравшегося не дать в Москве никаких шансов новорожденным политическим партиям. Видимо, организованная политическая среда была проявлением той самой неограниченной демократии, которой опасался Попов. Но какая же может быть фракционность без партийной основы?
Противоречие исчезает, если вспомнить, что Г. Попов старался приспособить действительность к своим целям: поддерживая уровень межблоковой конфронтации (ранее «ДР» против КПСС, потом — «ДР» и ДДР против "консервативных сил"), играть роль единственного арбитра. Пусть фракций будет больше, пусть они ссорятся, а мирить будет Попов.
Это было вполне в духе Горбачева, когда-то возглавлявшего Верховный Совет СССР, лавирующего там между умеренными консерваторами и ястребами, ссорящего их между собой, а потом пересевшего в кресло Президента СССР. Заметим, как сходна судьба реформаторов, не умеющих использовать политические инструменты открыто: возникает страстное желание взять в руки рычаги административного управления и подкрепить свои интриги мощным аппаратом подавления. Впрочем, Горбачев использовал технику интриг для противодействия номенклатуре, а Попов — для подавления противодействия номенклатуре.
Растерянность перед сложностями политической и экономической ситуации побуждала в 1990–1993 гг. некоторых политиков играть на нетерпеливом ожидании перемен и предлагать простые рецепты решения всех проблем. Очередное «открытие» появилось в интервью Г. Х. Попова еженедельнику «АиФ» (№ 29, 1991). По словам Г. Х. Попова, пока КПСС и демократы топтались на месте, на политическую арену вышла третья сила — "люмпенский вариант фашизма". Опасность фашизма объявлена главной и, таким образом, борьба с фашизмом выходила для демократического движения на первый план. Не удивительно, что в список представителей «нашего» фашизма можно легко попасть помимо воли (а именно, волей хозяев прессы). Вас, дорогой читатель, моментально можно по распоряжению Попова причислить к люмпен-патриотам, люмпен-шовинистам, люмпен-пролетариату, люмпен-интеллигенции, люмпен-чиновникам (люмпен-аппарату). А все это — "консервативно-люмпенский фашизм".
В нашей критической ситуации пугало было сконструировано с определенной целью. Ради "завершения демократических реформ" накануне августовского путча 1991 г. планировалось ввести единомыслие в демократическом движении, а тем временем реализовать коалицию новорожденной номенклатуры со старым аппаратом. Конечно же речь шла о «конструктивной» части аппарата, о «конструктивных» демократах. При этом совсем не скрывалось, что "новые люди" для "новой партии" придут прежде всего из КПСС, где они поднабрались этой «конструктивности». Знакомый мотив коммунистического гимна слышится и в словах Г. Попова об объединении "ради доведения до конца этапа разрушения старого строя". Объединяющие различные слои общества интересы Г. Х. Попов находил в усилении исполнительной власти, укреплении порядка и дисциплины. Уж не та ли это диктатура, которой пугал и которую тайно протаскивал в общественное сознание наш "большой демократ"?
Реальная опасность фашизма, может быть, и существовала в усилении открытых сторонников национал-коммунизма. Но еще большую и реальную опасность таила в себе ситуация, в которой эти силы на деле добивались того же, что и лидеры популистской «демократии»: монополизации власти, разбойного дележа собственности, подавления оппозиционных формирований и пр.
Опыт истории показывает, что диктатура не приходит с заранее подготовленным оскалом на своей предвыборной физиономии. Она прикрывается демократическими лозунгами и народническими программами. Национал-коммунизм, представителем которого был Г. Попов, и либерализм, взятый на вооружение правительством Ельцина-Гайдара, имели одни цели, одну тактику, а потому и шли рука об руку.
Необходимость пугать других фашизмом возникала из-за собственного страха. Страх Г. Х. Попова, по-видимому, определялся желанием любой ценой сохранить заметную роль в политике. Стремясь укрепить ускользающую монополию на идеологическое оформление реформ, он заранее объявлял фашистами тех, кто может предложить какие-либо альтернативные пути, не будучи связанным ни с консерваторами из КПСС, ни с экстремистским либеральным крылом демократов.
Выдумав миф о люмпенском фашизме, Попов активно разрабатывал эту тему, не уставая повторять слова о той огромной опасности, которую несет объединение коммунистов и националистов. Именно этот шизофренический испуг привел к силовому подавлению забастовки таксистов, возмущенных убийствами своих друзей и безнаказанностью кавказских банд на улицах Москвы. Именно этот психоз стал причиной первой крови, пролившейся 23 февраля 1992 г. Именно по этой же причине Попов истерически призывал "дать отпор" попыткам нового путча, которого он так ждал и увидел, наконец, в попытке народных депутатов ликвидированного СССР (которых, кстати никто полномочий не лишал) собрать свой Съезд в марте 1992 г.
Завершающий теоретические изыскания тезис Г. Попов выдумывает после своего провала на выборах 1993 г.: неблагополучное общество (имелось в виду общество в России) не может позволить себе роскошь всеобщих равных выборов. Из этого тезиса автор сам делает вывод: нельзя давать голосовать селу, пока фермеры составляют в нем 1 %. Другое следствие: полновластие исполнительной власти в переходный период должны защищать специальные элитные части, выведенные из подчинения военных. Так проще будет найти желающих расстреливать парламент и усмирять недовольных ("НГ", 10.12.93).
