Мартин сказал с чувством:
{0} — Боже, ну и полет! Давай новый курс, Кенни.
Самолет грохотал по—прежнему. Сквозь пробоину в носу бил воздушный поток, два мотора визжали на высоких нотах. Уиттекер с тревогой следил за своими приборами, ожидая, что моторы от напряжения откажут.
Они летели на высоте 2700 футов, когда показались звезды. Самолет попал в сильный ливень, после этого налетел шторм. Вода хлестала в пробоины, а потом вокруг них сомкнулась темнота, когда самолет попал в тучу. Это была ледяная туча. Мартин видел, как капли переохлажденной воды налипают на передних кромках крыльев, образуя опасную корочку льда. Это меняло аэродинамическую форму крыла, и оно теряло подъемную силу. У него не было запаса скорости, чтобы подняться выше. Пропеллер одного из двух работающих моторов развернул лопасти на флюгирование. Обороты упали до 1800. Мотор работал, но пропеллер не действовал. Мартин почувствовал, как потяжелела ручка управления. Он парировал болтанку резкими рывками ручки, пытался удержать машину лаской, потому что Стотт просунул шкворень сквозь пол и пытался разжать держатели бомб в бомбовом отсеке. Он сбросил 1000–фн бомбу, и потом самолет начал терять скорость. Мартин не мог удержать самолет. Нос опустился, правое крыло пошло вниз, и самолет начал падать, вращаясь. Мартин дал руля влево, самолет откликнулся и прекратил вращение. Теперь он пикировал, набирая скорость. Мартин сумел выровнять бомбардировщик, но теперь высота полета была 1800 футов. Здесь не было туч, ледяная корка отвалилась, и самолет снова начал подниматься. Им все еще требовались 4000 футов, чтобы сбросить тяжелую бомбу.
Это заняло много времени. На высоте 2500 футов они снова попали в ледяное облако. Но Стотт сумел сбросить еще две 1000–фн бомбы, прежде чем лед заставил «Попей» потяжелеть. На этот раз Мартин удержал самолет под облаком, не дав сорваться в штопор. Он снова начал набирать высоту и обнаружил, что самые плотные тучи остались позади. Здесь они были выше и тоньше. Только тоненькая корочка теперь сверкала на кромке крыла «Попей», Самолет медленно наскребал высоту. Он уже миновал 3000 футов, но это происходило ужасно медленно. Когда они достигли 3200 футов, самолет наотрез отказался подниматься выше.
— Он только раскачивается, — сообщил Мартин. — Не могу набрать безопасную высоту, Кенни. Есть у нас шансы, если мы сбросим ее здесь?
— Больше, чем при приземлении с ней на борту, — ответил Стотт. — Давай попробуем.
Он пошел к люкам лебедки и что—то сделал. Мартин ощутил, как самолет вздрогнул, как раз в тот момент, когда Стотт крикнул:
— Она пошла!
Мартин попытался отвернуть, но знал, что не сможет уйти слишком далеко. Бомбе требовалось 14 секунд, чтобы упасть, однако они растянулись на 14 минут. В море под самолетом распустился малиновый цветок, и почти в то же мгновение ударная волна встряхнула машину. Самолет подпрыгнул, как пришпоренная лошадь, крылья затряслись, но Мартин сумел удержать ручку, и все обошлось.
Через пару минут появился Кэртисс.
— Элмас Филд передает, что лучше лететь через горы в центре острова.
— Какая у них высота? — спросил Мартин.
Стотт сказал, что около 8000 футов, и Мартин только сардонически ухмыльнулся.
Они увидели Сардинию примерно в 15.30 и повернули вдоль береговой черты, чтобы выйти к южной оконечности острова. Наконец Мартин пробил жидкое облачко и с высоты 1000 футов увидел огни посадочной полосы.
— Благодарю Бога за это, — еле выдохнул он.
Но через минуту ему пришлось изменить свое мнение. Элмас был узким мысом. Он имел только одну полосу, слишком короткую для аварийных посадок. Мартин прошелся над ним и невольно вздрогнул. Какому—то умнику пришла в голову блестящая идея построить полосы ПОПЕРЕК мыса. Поэтому она начиналась прямо на берегу и кончалась вблизи от воды. Мартин хотел определить, насколько он может промазать при посадке, а выяснил, что это нельзя в принципе.
На борту еще оставались две бомбы по 1000 фн, до которых Стотт не мог дотянуться. Почти наверняка они стояли на боевом взводе, поэтому не следовало и думать о посадке на брюхо. С помощью аварийного баллона с углекислым газом можно было выпустить шасси. Однако стойки могли и не выйти. Шины могли уцелеть, а могли быть разодраны в клочья. Поэтому при посадке они могли перевернуться. Могли подломиться стойки, и самолет хлопнулся бы прямо на снаряженные бомбы. Если первый заход не будет абсолютно точным, самолет без тормозов наверняка слетит с обрыва на другом конце полосы. А на второй заход его просто не вытянуть — не хватит мощности. Уиттекер потянул вниз рукоять баллона с углекислым газом, шасси вышли и встали на замки. Однако летчики не смогли рассмотреть шины. Сохранившееся давление позволило им выпустить часть закрылков. Мартин начал длинный пологий заход. Экипаж пристегнулся аварийными ремнями. Мартин зашел на полосу опасно низко, в последний момент он выключил все моторы и отвернул нос от дюн. Скорость упала до 85 миль/час, самолет коснулся полосы в 30 ярдах от ее начала, даже не подпрыгнув. Шасси выдержали. Самолет загрохотал по полосе, и Мартин начал работать хвостовыми рулями. Дальний обрыв помчался навстречу, он резко дал влево. «Попей» развернулся, пропахав траву, и сильно замедлил бег. Самолет начал поворачивать и остановился всего в 50 ярдах от обрыва.
Фоксли сказал:
— Отлично, старые ублюдки. Я больше никогда не буду беспокоиться о ваших посадках.
Примчались пожарная машина и скорая помощь. Молодой доктор прыгнул в фюзеляж, и летчики направили его в нос. Через минуту он вышел и сказал:
— Мне очень жаль, но ваш приятель мертв. Он был мертв, как только это случилось.
Он склонился над Уиттекером, лежащим на траве, и отрезал штанины брюк. Его ноги представляли собой кровавую мешанину обрывков кожи. Там, где крови не было, кожа имела отчетливый синюшный оттенок. Доктор проработал с ним четверть часа, очищая раны и перевязывая их. Мартин, морщась, сам снял брюки, чтобы осмотреть собственные раны. Доктор кончил перевязывать Уиттекера, погрузил его в скорую помощь и сказал:
— Очень вовремя, парни. Он едва не потерял ногу. — Затем он повернулся к Мартину. — А теперь посмотрим вас. Но Мартин сказал как можно уверенней:
— Не беспокойтесь обо мне, доктор. Со мной все в порядке.
Когда он обнажил ногу, то увидел крохотную капельку крови и крохотную ранку, куда попал крохотный осколочек зенитного снаряда. Попал буквально на излете, едва сумев пробить кожу. Просто он ужалил очень вовремя, а остальное доделало воображение. Сырость, которую Мартин чувствовал в башмаке, была не кровью. Это была испарина!
Примерно в это же время остальная часть эскадрильи садилась в Форде в густом тумане. Томми Ллойд, разведывательный офицер из Вудхолла, прилетел в Форд, чтобы опросить летчиков. Погода ухудшилась, и было похоже, что можно прождать долго. Саггитт подумал, что в Вудхолл Спа будет лучше, и предложил Ллойду сесть к нему в самолет. Ллойд был заслуженным ветераном Первой Мировой войны. Он принял предложение, но решил перед взлетом побриться. Чуть позднее, благоухая одеколоном и сверкая моноклем, он поднялся на борт «J Джага». А через 5 минут самолет врезался в холм. Погибли все, кто находился на борту, кроме Саггитта, который сумел протянуть 2 дня, но тоже умер. Остальные вернулись позднее. Техники Чешира насчитали 150 пробоин в «Q Куини». Левое крыло пришлось снять. МакКарти, вернувшийся из отпуска, пришел в бешенство, увидев раздраконенным свой любимый самолет. Он громко и многозначительно произнес (Чешир стоял рядом):
— Это не просто совпадение. Командир эскадрильи летал 3 месяца на своем самолете и не получил ни царапины. А тут отправил меня в отпуск, взял мой самолет и вывалил на него все, что накопил.
Мартин и его экипаж похоронили Боба Хэя на Сардинии. Уиттекер остался в госпитале, а остальные кое—как подлатали самолет и перелетели в Блиду. Там техники провели капитальный ремонт. Летчики натолкали в самолет ликера, вина, фруктов и яиц и улетели в Вудхолл Спа. Чешир встретил их неприятной новостью — Кохрейн запретил им дальнейшие полеты.
— Не стоит спорить, Мик, — сказал Чешир. — Он решил твердо. Он сказал, что вы просто угробите себя, если он позволит вам летать дальше.
Мартин все—таки заспорил, но Кохрейн отправил его в штаб 100–й группы, где он немедленно записался в эскадрилью ночных истребителей «Москито», чтобы вылетать на охоту в Германию.
У меня сохранилось письмо, которое Чешир написал своему другу через 4 года, вспоминая былые дни. Он говорит: «Становым хребтом эскадрильи были Мартин, Манро, МакКарти и Шэннон. Но самым великим из них был Мартин. Он не был человеком, который беспокоится об административной стороне дела (хотя я думаю, что сейчас он переменился), но как пилота я ставлю его выше Гибсона. Он был лучшим в наших воздушных силах. Я видел, как он делает вещи, о которых я не смел и мечтать.
